никогда не было переводчика. Теперь она могла сосредоточить все свое внимание на этом человеке в мятой синей рубашке – не нужно достраивать фразы и пытаться уследить за губами нескольких людей одновременно. Наверное, подумала она, это в гораздо большей степени, чем железка у нее в голове, позволяет понять, что значит слышать.
Чарли представилась переводчику, с гордостью назвав ему свое жестовое имя. Он потер пятно молока на галстуке, извинился, сказал, что у него дома новорожденный ребенок. Врач листал ее карту, а мать сидела, сложив руки на коленях, и вид у нее был растерянный.
Когда врач заговорил, манера переводчика резко изменилась. Он сел прямее, и с его лица исчезла непринужденность, которую они с Чарли позволили себе при знакомстве. Было удивительно наблюдать, как он отодвинул себя на задний план, временно освобождая пространство для другого человека.
Итак, Чарли, расскажи мне, что происходит?
Врач удивленно уставился на переводчика, когда тот задал его вопрос на жестовом языке.
Я чувствую какое‐то ж-у-ж-ж-а-н-и-е в голове, – сказала Чарли.
Она следила за тем, как ее слова слетают с губ переводчика. Ее голос был укутан в его голос.
У меня болит голова.
Ты слышишь звуки так же, как раньше?
По-моему, хуже.
В каком смысле хуже?
Ну, нечетко.
Переводчик поерзал на стуле, поджал губы.
Как под водой? – передал он бестактный вопрос матери.
Не знаю. Я никогда не слышала звуки под водой.
После этого в течение нескольких секунд все молчали.
Хорошо, давайте проведем тесты.
Врач что‐то сказал в свой интерком; появился ассистент, и Чарли провели в звуковую кабину для обследования. Она поднимала руку в ответ на серию сигналов, повторяла слова, которые ей называли – “Бейсбол. Самолет”, – и пожимала плечами, когда они становились слишком неразборчивыми. Это было, наверное, самое идиотское упражнение, которое Чарли приходилось выполнять (а это говорило о многом). Какая разница, может ли она услышать сигнал, направленный прямо ей в голову в звуконепроницаемой кабине? Или различить одни и те же десять слов, которые они неизменно повторяли ей с тех самых пор, как она научилась ходить на горшок? Это было совсем не похоже на восприятие звуков в реальности, и результаты, как и следовало ожидать, были бесполезными.
_______ как раньше. _______ звуков немного ниже твоего обычного уровня.
Чего звуков? – спросила Чарли и посмотрела на врача.
ДИФ-ФЕ-РЕН-ЦИ-А-ЦИ-Я, – повторил он, театрально артикулируя губами.
Так он работает? – спросила мать.
Он никогда не работал!
Видимо, это и-з-н-о‐с. Провод выглядит слегка потертым. Мы можем заказать новый _______. Займет где‐то недели три.
Недели? Разве их не делают тут же, рядом?
Не спешите, – сказала Чарли. – Мне это не нужно.
Я вижу.
Переводчик перевел это спокойно, без намека на раздражение, но Чарли все равно возмутилась. Мать свирепо посмотрела на нее.
Чего вы от меня хотите, он сломан! – сказала Чарли вслух.
Вы можете продолжать носить этот, пока ждете. Администратор в _______ запишет вас на повторное обследование, но оно будет быстрым. Я _______ ваш новый ________, и дальше мы сможем все отрегулировать.
Чарли заставила переводчика продактилировать, а потом повторить жестами слова, которых она не знала, точно так же, как это делала директор Уотерс.
Регистратура. Перепрограммировать. Процессор.
Она повторила их несколько раз, закрепляя в памяти. Врач вернул ей процессор, и она снова прикрепила его к голове, наблюдая, как они с матерью обмениваются благодарностями (нет, это вам спасибо!). Уходя, переводчик подмигнул ей.
Как только они вышли из смотровой, Чарли резко ощутила, как ей не хватает жестового языка, – это было похоже на пустоту внутри. Она, наверное, никогда еще не понимала так много в разговоре с несколькими людьми сразу, причем на любом языке. К тому времени, когда ее записали на следующий прием, в этой пустоте накопилось раздражение, и, забыв, что это она должна показывать дорогу на парковку, Чарли пошла следом за матерью, которая так плохо ориентировалась в пространстве, что привела их не к тем лифтам. Они спустились в вестибюль, украшенный фотографиями улыбающихся детей, чудесным образом исцеленных, и каждый снимок был для нее как соль на рану. Выйдя на тротуар, Чарли сориентировалась и вывела их обратно к машине.
Эй, притормози на секунду, – сказала мать. – Не хочешь выпить кофе или чего‐нибудь еще?
Она указала на “Старбакс” на другой стороне улицы. Когда Чарли была маленькой, мать покупала ее сотрудничество с врачом обещанием мороженого, и теперь Чарли из принципа хотела отказаться от этого утешительного кофе, но мать выглядела искренне расстроенной, поэтому Чарли кивнула, и они перебежали улицу, не потрудившись найти переход.
Она окинула взглядом череду магазинов – фастфуды, салоны сотовой связи, магазин “Все по доллару”, товары для дома. В Северо-Восточном Колсоне они обычно не задерживались и из больницы выезжали сразу на шоссе. Чарли часто мечтала переехать в большой город, куда‐нибудь с прекрасным видом на что‐то более живописное, чем медлительная бурая река Огайо. В первую очередь ей хотелось найти место, где она могла бы затеряться. Здесь люди на улице иногда странно косились на аппарат у нее на голове, что смущало ее почти так же сильно, как и ее мать. Но в таком городе, как Нью-Йорк, никому не было бы дела ни до провода, торчащего из ее волос, ни до ее искаженного голоса, особенно если рядом ходят куда более интересные люди – художники, модели, знаменитости, голые ковбои [5] и жутковатые персонажи из “Улицы Сезам”. Анонимность – вот чего хочется больше всего, подумала она, когда они вошли в “Старбакс”.
Хотя теоретически Чарли была не против выпить кофе, его вкус она все равно не любила, поэтому заказала фраппучино в надежде, что лед и сахар перебьют горечь, и встала у стойки, рассеянно дактилируя названия напитков из меню, пока они ждали.
Получив заказ, они сели за маленький столик у окна.
У тебя вот это вот, – и мать Чарли покрутила рукой в воздухе, – хорошо получается.
У нее был особый талант к двусмысленным комплиментам. Чарли видела, как она сражала наповал своих знакомых на вечеринках для элиты, будто Серена Уильямс на “Уимблдоне”.
Жестовый язык, – сказала Чарли.
Да, хорошо.
АЖЯ.
Послушай, я понимаю, почему ты расстроена.
Ну спасибо.
Но подумай логически. Все же могло сложиться по‐другому.
В смысле? – Чарли принялась тыкать в кубики льда в
