с удивлением наблюдая, что и Лиат тоже никуда не спешила. Они сидели друг напротив друга, молча цедя каждый свое пиво, и изредка, мельком и искоса, поглядывая друг на друга. Больше их ничто не связывало, и не было никакого значения, как скоро они разойдутся.
Парень безучастно смотрел поверх голов наводнявших «Подвал» посетителей, внимал их смеху и слившимся в единый гул звучным разговорам, и предавался воспоминаниям. Его томили мысли об их распавшейся шестерке, о том, как они, бывало, весело проводили здесь вечерние часы, и как они с Галь впервые поссорились здесь, на дне рождения Рана Декеля. Он даже закинул одну руку на спинку стоящего рядом стула, как будто бы на нем сейчас сидела Галь. Его бывшая девушка. Его бывшая возлюбленная девушка.
Лиат же, напротив, не думала ни о чем, при этом стараясь как можно меньше встречаться с Шахаром глазами. Минуты отстукивали их обратный отчет, и настолько же размеренно убывало их пиво.
К ним подошел официант, интересуясь, все ли в порядке и желают ли они чего-нибудь еще. Шахар сделал отрицательный жест. Лиат, так же, жестом, его поддержала, и сотрудник заведения удалился. Однако вмешательство третьего лица словно вернуло обоих к действительности. Шахар повернулся к Лиат и настойчиво обратился к ней:
– У меня к тебе только одна, очень важная, просьба: не совершай больше никаких попыток самоубийства! Ведь это же очень страшно! Тем более что никто и ничто на свете, включая меня, не стоят такого крайнего поступка.
– Хорошо. Я не буду, – ровным голосом ответила та, тщательно выговаривая каждое слово.
– Я действительно не заслуживаю ничего подобного. Может быть, я, с этой минуты, никогда больше не произнесу твоего имени вслух. Стоит ли тебе лишать себя жизни или здоровья из-за такого подонка, как я?
– А меня уже как отрезало, Шахар! Не беспокойся. Даже никаких слез у меня не осталось. Все, что я только могла, я уже выплакала. Ты только что показал мне свое истинное лицо. Мне от тебя ничего не нужно.
Она залпом допила последние глотки уже изрядно потеплевшего пива и отправила в рот оливку с нетронутой тарелки солений. Затем промокнула губы салфеткой и пошарила в своем кошельке.
– Оставь эту мелочь! – воскликнул Шахар, глядя, как она отсчитывает монеты.
– Я же сказала: мне ничего от тебя не нужно, – отмахнулась от него девушка. – Ну вот, еще и на такси останется.
– Я могу подвезти тебя, если ты хочешь.
– Не хочу. Для чего продлевать агонию?
Молодой человек промолчал, внутренне соглашаясь с нею. Он внезапно почувствовал, что и у него, вопреки его желанию, немного защемило сердце. Он уныло смотрел, как она берет сумку, поднимается по ступенькам к выходу, бросает на него с порога прощальный взгляд и покидает помещение. Отрезало ли ее? Что ж, о том знала только она сама. Но хорошо, что все закончилось.
Оставшись в одиночестве, Шахар еще больше погрузился в воспоминания о Галь, об их большой, красивой любви. Все вокруг него словно померкло. Теперь, когда с предметом его самой роковой ошибки было навсегда покончено, он должен был во что бы то ни стало добиться ее возвращения. Его ничто не остановит. Он любит Галь. Он обязан покаяться перед ней, даже если ему придется, по словам Хена, ползать перед нею на коленях. Лишь бы только она согласилась его выслушать! Вчера, на вечере у Даны, она, так же, как и в классе, подчеркнуто не обращала на него никакого внимания. Но ведь их там окружали другие! Возможно, в разговоре с глазу на глаз, она поведет себя с ним иначе…
Шахар Села прекрасно знал, что полностью отдавался теперь на милость своей бывшей девушке, и, как бы ему ни было невыносимо, должен был принять любое ее решение. Любое! И пинки в зад, и пощечины, и оскорбления, если придется.
Вновь к нему подошел официант, учтиво спрашивая, не хотел ли бы парень заказать чего-нибудь еще. Шахар попросил счет, сгреб со стола оставленные Лиат монеты, сумма которых покрывала ее два пива, положил вместо них одну большую купюру за нее, за себя и за чаевые, заскочил в туалет и вышел в темень душной летней ночи. Несмотря на то, что машина его стояла поблизости, он совершил небольшую прогулку по центральному району развлечений, где распологался "Подвал".
Двери всех ночных заведений были распахнуты настежь. Из них лилась оглушительная музыка и раздавались звуки телевизоров, по которым сейчас транслировался финал кубка страны по футболу. Смотрящая матч разношерстная курящая молодежь толпилась на улице и в дверях этих заведений. Шахару показалось, что он увидел в этой толпе Авигдора и Эреза. Не желая встречаться с ними, он поскорей свернул в узкий боковой перешеек и зашагал к машине окольными путями, где окружающая его тишина словно помогала прислушиваться к шепоту его собственных мыслей.
От былой его легкой эйфории не осталось уже и следа. На сердце Шахара лежали теперь грусть и озабоченность. Он думал о Галь. О ее прошлом, бесследно утраченном, и новом, непривычном, образе, даже не зная, с каким из них ему придется теперь иметь дело. Чтобы заглушить в себе страх перед неопределенностью, Шахар призывал в памяти тот, прошлый, образ бывшей подруги: глубоко импульсивной, ранимой, наивной, откровенной до грубости, любившей его больше всего на свете. Но почему же этот образ постоянно ускользал, как бы парень ни пытался удержать его?
Ответ на его вопрос могла дать только фотография Галь, та, что когда-то украшала его рабочий стол, а потом была отправлена в архивы. Только на сей раз Шахар точно знал, где ему следовало ее искать. Все-таки, не напрасно он провел тогда бессонную ночь, перерывая в ее поисках весь дом! Теперь, он просто пойдет и достанет ее оттуда, где она находилась, чтобы больше никогда не расставаться с нею.
* * *
Он отыскал в полумраке лестничной клетки ключ от подсобной в связке самых разных ключей, болтающейся на длинном, спиралеобразном брелоке, и дрожащей рукой просунул его в замочную скважину. Замок поддался легко, несмотря на то, что в эту подсобную уже давно не заходили. Тут хранились, в основном, архивные юридические материалы родителей, кое-что из ненужной мебели и вышедшие из употребления приборы бытовой техники.
Стоя у входа, Шахар нащупал на стене выключатель, зажег лампу дневного света, висящую под потолком, и огляделся. Несмотря на присутствоваший в содержащихся здесь вещах порядок, общий вид помещения все-таки говорил о его запущенности. Это было заметно по количеству пыли, по затхлому воздуху, по выцветшим тканям, покрывавшим старую низкую мебель, по составленным в углу большим картонным ящикам с пожелтевшими бумагами…
Парень немного постоял, все еще не затворяя за
