Ох, несчастные! — подумала Сеня. — Вот что значит влюбиться… Нет, ни за какие коврижки она не попадется на эту удочку. Во всяком случае, в ближайшее время…
— Ксюха, где эта чертова фотография? — страшным шепотом зашипел Костик.
— Привет, — Люба чмокнула её в щеку. — Как ты?
— Я — ничего, — ответила Сеня. — А фотография… пошли покажу. А в чем дело-то? Да, как насчет избиения младенцев, как знакомство с родичами прошло? Сделали из Костика отбивную?
— Да нет, как ни странно, все было достаточно мирно, без членовредительства, — невесело улыбнулся Костя. — Мне просто велели к Любе не приближаться — и все дела!
— Им просто не до меня сейчас, — пояснила Люба. — У отца крупные неприятности. А ваши предки где?
— Отдыхают, — Сеня провела их в папину каморку, подняла с пола фотографию. — Вот она.
Люба прямо-таки впилась глазами в фотографию… охнула, рухнула на стул и уронила голову на руки. Хрупкие её плечи вздрагивали, темные волосы упали на лоб, рассыпались по плечам душистыми шелковыми волнами. Костик застыл возле нее, боясь прикоснуться, утешить… Он всерьез опасался, что его нежность сейчас не к месту.
— Люб, ты что? — склонилась над подругой Сеня.
— Это… — Люба подняла голову. — Это мой отец!
Она поднялась, в глазах застыла такая боль… казалась эта боль раскалила их изнутри. Она стиснула пальцы, закусила губу, но все же не могла удержаться — предательские слезы блестели в глазах. А как ей, наверное, не хотелось плакать при парне! Сеня сразу поняла, что Костик Любке тоже нравится, — поняла, едва они вместе в дверях показались…
— Ребята, мне нужно поговорить с вашим отцом, — твердо сказала Люба, доставая из сумочки носовой платок и вытирая слезы. — Это очень важно.
— Я… — Сеня сглотнула ком в горле. — Я, кажется, понимаю, в чем дело. Костик тебе рассказал, что у нас тут творится, да? Ну, о заварушке с фотографией? И ты сразу поняла, что твой отец шантажирует моего?
— Он не сам! Его заставили! — всплеснула руками Люба. — Он… он депутат парламента от Горно-Валайского округа. Мы раньше в Змеиногорске жили, потом в столицу округа перебрались, потом в Москву… два года назад. Папу выбрали депутатом от нашего округа… сами понимаете, сильные люди края ставят на нужное место своего человека, у них деньги большие и в Москве им нужна своя рука. А недавно его назначили председателем комиссии по расследованию деятельности нескольких коммерческих банков. У них там выявили какие-то нарушения и решили все это расследовать. Ну вот. Все было хорошо… если бы не шум вокруг фотографии. На ней папа с президентом правления банка… это очень большая шишка в банковском деле… вот.
— И его банк — в числе тех, которые проверяет твой папа? — догадался Костя.
— Ну да… — Люба высморкалась, поправила волосы и стояла, уставившись взглядом под ноги — в пол, застеленный потертым паласом, и не поднимая глаз. — Тот ему предлагал большие деньги… очень большие!
— А твой отец… согласился?
— Ребята, вы нас не познакомите? — послышался негромкий папин голос он стоял у приоткрытой двери каморки.
— Пап… это моя подруга Люба, — представила Сеня подругу.
— Нет, пап… это МОЯ подруга! — выпалил Костик, краснея.
— В общем, ваша подруга… я рад. Николай Константинович, — он протянул Любе руку и та её крепко пожала.
— Николай Константинович… я… мне нужно с вами поговорить. Наедине! — голосом, прерывавшимся от волнения, сказала Люба.
— Пойдем на кухню, там нас никто не побеспокоит.
Они уединились на кухне, а Костик обрушился на Сеню с вопросами — он никак не мог разобраться во всей этой кутерьме…
— Что значит, её отца заставили? — сдавленным шепотом, делая большие глаза тарахтел Костя. — Кто может заставить человека пойти на шантаж?! Значит, он не человек, а дерьмо!
— Слушай, братец, остынь, — говорила Сеня. — У взрослых все сложно, сам знаешь, и не надо делать поспешных выводов…
— Ладно, чего там, ты…
— Ребята, идите сюда, — позвал их отец. — Сеня, захвати негативы. Они у тебя?
Сеня в миг смоталась к себе и отдала отцу негативы. До назначенной встречи оставалось сорок минут.
— Вот, братцы, какая штука… — папа обвел невеселым взглядом троих подростков. — Без вас я решения не приму. Люба, пусть они знают все, это и их касается, угрожают не только мне…
— Понимаете, получилось так, — захлебываясь от волнения заговорила Люба, — что те люди, которые папу депутатом в Москву отправили… когда узнали, что вокруг его имени может разразиться большой скандал из-за фотографии, на которой он снят с этим банкиром… так вот, эти люди велели папе любой ценой замять скандал. Потому что они большие деньги в него вложили, — ну, чтоб он стал депутатом, — и ещё больших денег лишатся, если в Москве их округ будет представлять чужой для них человек. Он же слетит, если все это вскроется — ну, что он с банкиром какие-то разговоры вел… в общем, ясно какие! Ну вот, папа и попросил банкира, чтоб тот натравил на вас своих людей… их называют секьюрити, но на самом деле они самые настоящие уголовники. И они… они у вас обыск устроили, а потом… — она запнулась и заплакала.
— А потом нас бы всех по очереди грохнули, чтоб отец негативы отдал, так? — зло сквозь зубы процедил Костик.
— Костя, подожди… — папа вскинул ладонь, успокаивая сына. — А как ты обо всем этом узнала?
— Я… у нас в доме скандал за скандалом — мама с папой грызутся… она хочет купить виллу в Испании, а папа… он поэтому и пошел на такое согласился деньги от этого банка взять, потому что мама его просто достала! А я слышу о чем они говорят — они же просто орут, на Миусах слышно, наверное… Нет, о таком не орут, конечно… просто я подслушала папины разговоры по телефону, кое-что соединила в уме и все поняла. Да тут и понимать-то нечего!
Тут послышался звонок в дверь. Все вскочили, Сеня взвыла, ударившись коленкой об угол стола…
— Все сидите на месте. Я пошел открывать! — заявил папа и вышел. — К нам гости! — весело возвестил он через минуту, пропуская в кухню Слона.
— Привет, — буркнул Слон. — Картина Репина «Не ждали!»…
— Здорово, Слон, ты садись. Тут у нас такая история… прямо гангстерский боевик в лучшем виде, — скривившись прокомментировал Костя.
— Но я… — задохнулась Люба.
— Ничего, пусть послушает, от Слона у нас нет секретов. Правда, Слон?
— Если она возражает, — кивнул тот, указывая на Любу, — я выйду.
— Нет, останься, все равно все узнаешь, — покорно сказала Люба. — Так вот, я прошу Николая Константиновича отдать негативы. Это моя личная просьба, отец ничего не знает. Сегодня, когда ко мне пришел Костя и рассказал, что у вас тут творится, я поняла… в общем, все поняла. Тут и ребенок бы догадался, что наши семьи втянуты в эту историю. Их просто замкнуло, спаяло… не знаю, как поточней сказать! А папа… он не плохой, он не хотел этого, знаете, как он мучается?! Но если все это выйдет наружу, нам придется вернуться в Змеиногорск. А мама не выдержит этого и она… они с отцом разойдутся, она из Москвы не уедет! И я… я тоже. Я не могу там! Прошу вас, пожалуйста, не печатайте фотографию! Умоляю вас, я сейчас на колени встану…
— Возьми, — папа протянул пластиковую кассету с пленкой, которую ему отдала Сеня. — И… не горюй. Всяко бывает. Не суди отца, он сам себя судит. А ты… ты подумай, стоит ли жизнь в Москве той цены, которую твоя семья за неё заплатила. И долго ещё будет платить! Очень долго… — он примолк, опустил голову.
— Спасибо, — еле слышно выдохнула Люба и кинулась в коридор.
— Люба, подожди! — Сеня кинулась за ней. — Подожди, я тебя провожу.
— Ага, сочувствующая нашлась! — Костик преградил им дорогу. Правильно, пожалей бедную девочку, у которой домработницы розами половики натирают, а шоферы в лужу кидаются, чтоб она ножки не замочила! Эх, Люба-Любушка… значит, нос задирать мы умеем, а терпеть поражение, удар держать — нет? А как без этого, а? Без этого в нашей жизни никак! Так что, придется подучиться… А кстати, Москва — она, знаешь ли, этому здорово учит, без этого здесь никак нельзя!
— Костя, прекрати! — крикнула Сеня. — Это гнусно!
— Ага, это у тебя получается гнусно, а из отца куклу делать тряпичную, за спиной у него подаяния просить: ой, спасите, ой не хочу в Тьмутаракань, я не выдержу… это как по-твоему? Значит, все эти цацки — тряпки, машины ей важнее отца? У неё отец — шкура продажная, и вместо того, чтобы честно сказать: пап, ты гад, не хочу твоих гадских денег, а хочу, чтобы ты был человеком и честно людям в глаза глядел! — вместо этого она канючит про то, что вместе со своей мамашей не хочет с насиженного местечка обратно в Гавногорск возвращаться, да? — наступал на девчонок разъяренный Костя.
— Ксения, пусти! — Люба, наконец, вырвала свою руку, — Сеня в неё просто как клещами вцепилась, — и помчалась по лестнице вниз.
