лифт в подъезде останавливается на моем этаже. Когда он едет, я только и думаю: пожалуйста, небо, не на моем этаже!
Боялся, что мама так и не найдет себе любимого.
Боялся собак.
Еще я боялся, что кто-то может подойти со спины и ударить меня, поэтому я часто оглядывался, когда гулял.
В детстве я боялся, что я не родной ребенок. Объявятся какие-то настоящие злые родители-алкоголики и заберут меня у мамы.
Теперь я боюсь, что не смогу до конца быть с Женей и предам ее доверие, но этого я ей не сказал.
– Психологи сейчас бы поржали над нами, – не унималась Женя.
Мне очень захотелось нарисовать Женю. Такую, какая она есть, со шрамами. Я даже подумал, что, если не нарисую, сойду с ума. Надо было всё это выплеснуть на бумагу. Всё, что я сейчас увидел и услышал, настолько меня переполняло, что я мог взорваться.
Она даже не боялась передо мной раздеваться. Мне было очень сложно сосредоточиться, но я впал в какой-то транс и усадил ее в такую позу, чтобы были видны ее эти два шрама. Я рисовал не ее. Я рисовал все шрамы мира. Всю любовь мира. Всё счастье мира сейчас было на моем листе. Я бы не продал его ни с каких аукционов. Женька ни капельки не устала сидеть неподвижно, как будто она была для этого создана. Она привыкла молчать, а молчание и неподвижность – это почти одно и то же. Сохраняется какая-то внутренняя сила, которая и держит в одном состоянии.
Это была не любовь, не дружба, а что-то такое, когда ты хочешь, чтобы это никогда не прошло. От любви можно задохнуться. От дружбы можно разочароваться в людях. Если бы Женя бросила меня через месяц, я бы всё равно был расплывчато счастлив. Как тот цветок, который распускается на закате и цветет одну ночь.
Когда я закончил, она кинулась смотреть. Несколько секунд рассматривала рисунок, ее глаза плавно лазили по бумаге, а я следил за ними. Потом заплакала и обняла меня.
– Я тебя люблю, – услышал я всхлипывание в районе плеча.
Когда я вернулся наутро домой, маман уже не спала и делала кофе. Мне так нравится, как она делает кофе. Иногда мне даже кажется, что это единственная вещь, которая доставляет ей удовольствие. Хотя нет. Есть еще мартини и сериал про какого-то мужика, который обличает врущих людей.
– А, – шутливо проворчала она. – Блудный сын вернулся. Нашел себе молоденькую, старая мать уже не нужна. Эх, видел бы тебя дед!
– А дед – что? Тоже заводил себе молоденьких старушек тайком от бабушки? – обнял я маму и подставил чашку для кофе.
– Уж не знаю насчет старушек. Но когда он по утрам возвращался не пойми откуда, у него было точно такое же лицо, как у тебя сейчас.
– Что вы с отцом решили?
– А мы что-то должны были решить?
– Ну, вы теперь хоть не рычите друг на друга?
– Слишком много чести ему. Рычать я еще буду. Так, поговорили и разошлись. А вот за Алекса тебе надо взбучку сделать.
– Мам, ну ты же видела, как он сбежал, поджав хвост. Он же размазня, разве нет?
– Может, ты и прав. Знаешь, честно говоря, мне все эти проверочные свидания кажутся уже бессмысленными.
– Вот и я про то. Давно пора сказать Нателл, чтобы она не мучила тебя своими мужиками. Если это лучшее, как она говорит, то представляю, какие там у нее остальные знакомые.
Мама взяла свою чашку и переместилась в кресло. Ноги она положила на журнальный столик.
– Звонила тетя Таня. Говорит, они с Ромой разводятся, – было заметно, что мама очень переживает за брата и его семью.
– Да-а-а. Что тут скажешь. Я до сих пор в шоке.
– И я. Если такие люди разводятся, то чего говорить о нас.
– О нас – это о ком? О лузерах? – сказал я, садясь в кресло рядом с маман, и мы засмеялись. – Мам, я хочу тебя познакомить с Женей.
– О нет. У вас всё так серьезно? Значит, свою мать ты бросишь раньше, чем она того ждала, – маман достала сигарету.
– Ну, пока рано говорить, серьезно или нет. Просто хочется вас познакомить. Она не против. Только, пожалуйста, мам, будь с ней поаккуратней. Понимаешь, у нее в детстве была травма психологическая. Это долгая история. Потом расскажу. В общем, с ней надо аккуратней.
– Психов нам только и не хватало. Час от часу не легче.
– Мам, не начинай, пожалуйста. Ты же ее еще даже не видела.
Вечером мы с Женей решили воплотить наш план на сближение Макса и маман в жизнь. Задумали небольшую вечеринку. Заодно Женя и мама познакомятся. Пригласили Макса. Только мама зачем-то еще позвала Нателл. Видимо, чтобы хоть кто-то был на ее стороне. Главное, чтобы Нателл не притащила с собой очередного мужика на выданье. Она это может. Кенгуриха с запасом мужиков в своей сумке. Я хотел позвать отца, но он вечером должен был уехать. Зашел в обед, еще раз просил меня подумать о поступлении и переезде в Москву и ушел. Оставил, правда, мне еще денег кучу, хотя я и отнекивался. Я оставил немного себе, а остальное отдал маман.
Женя очень волновалась, и я пытался ее успокоить. Она всё время повторяла, что боится знакомиться с мамой. А мне почему-то не давал покоя приход Нателл. Зачем она тут нужна? Как бы она не отговорила маму от Макса. Надо будет выпроводить ее пораньше. Я тоже сильно нервничал, но старался сдерживаться, чтобы мое волнение не передалось Жене. Макс говорит, что всё должно пройти нормально. Хорошо, что он будет рядом. Макс – мой человек, я точно знаю. Даже если бы я не был с ним знаком и, например, увидел его в баре, думаю, он бы обязательно со мной заговорил. Или я с ним. Встал бы, подошел и попросил закурить или еще чего.
Мы с мамой сделали легкий фуршет, Нателл нам даже помогала. Пришел Макс, принес вина. Макс умеет выбирать вино и говорит, что у него был свой винный погреб в прошлой жизни. Сегодня он был на высоте. Надел такую майку, что татуировку видно. Моя маман любит татуировки, хотя и не показывает этого. Женя немного опоздала, но всё-таки пришла. Она рассказывала, что как-то пришла на собеседование. Ее попросили присесть. Прошло десять минут, и она сбежала. Просто взяла и ушла, хотя та работа была ей интересна. Она иногда может впасть в панику какую-то. Главное, чтобы это было не сегодня.
Я познакомил Женю со всеми, и, когда мы пошли за вином и салфетками с Максом на кухню, он сказал, что
