голове. Черныш бросался на девушку и отчаянно лаял.
Дола отогнал собаку, но, отбежав в сторону, Черныш продолжал рычать. При виде Долы девушка изменилась в лице, бросила дрова на землю и хотела убежать, но Дола поймал ее за руку.
— Дрова явилась воровать? — спросил он.
Девушка молча кивнула. Глаза ее расширились от страха, лицо совсем побелело, узкие губы дрожали. Она обвела нас взглядом и тихонько заплакала.
— Ты чья? — спросил Дола. — Ты с пастухами?
Девушка молча кивнула еще раз.
— Звать тебя как?
— Торуджа.
— Зачем же ты воруешь дрова? — вмешался отец.
— Лепешки печь.
— А сама почему из лесу не принесешь?
— Я в лесу боюсь.
— Брата послала бы! — сказал отец.
— Нет у меня братьев. Только мать, а она совсем старая. Я целый день стадо пасу. Мама еду готовит. Кому у нас в лес ходить?
— А до сих пор кто ходил?
— Мано ходил.
Кто такой был этот Мано, никто из нас не понял, но Дола спросил:
— А теперь почему Мано не пошел?
Девушка опустила глаза. Ее тонкие губы опять задрожали.
— Мано женился, — тихо сказала она.
Дола долго смотрел на Торуджу, потом поднял дрова, валявшиеся у ее ног, и сказал:
— Сегодня можешь взять дрова. А больше не воруй.
Когда мы ушли из дома Долы, отец снова уселся под тунговым деревом и, насаживая червяка на крючок, негромко заговорил:
— Четыре голые стены, голый пол, каменная сковорода… Ты видел все это, мальчик? В жизни этого крестьянина есть все, чем располагает форель.
— Но Дола же не рыба! — возразил я.
— Он никакая не рыба! — подтвердила Тарон.
— Правильно, девочка, не рыба, — печально сказал отец. — Просто иной раз я спрашиваю себя, зачем человек прошел тысячелетия и чем он отличается от рыбы?
Больше отец разговаривать с нами не стал, а поскольку он все равно начал говорить непонятное для нас, мы оставили его, взяли мячик и ушли играть в высокую траву.
Странный человек отец. Начинает вдруг говорить такие вещи, которые просто невозможно понять.
Дня через три после этой истории отец усадил нас в лодку и повез показывать озеро. На озере повсюду плавали широкие листья белых лотосов. При виде лотосов Тарон обомлела от изумления, и отец нарвал их для нее. Теперь мы сидели с охапками цветов на берегу Ашмана, как раз в том месте, где из озера вытекала речка, и плели себе гирлянды. Тарон выпросила у смотрителя домика иголку, нитки и прилежно и ловко нанизывала лотосы на нитку. Одна гирлянда уже висела у нее на шее, другую она надела на меня. Выпавший из гирлянды большой лотос Тарон воткнула в волосы и стала похожа на какую-то озерную принцессу.
В это время к нам подошел Дола со своей собакой, увидел, что мы играем, и остановился. В руках у него была игрушечная водяная мельница. Дола уселся с нами, выбрал два камня и начал прилаживать мельницу. Хорошенько укрепив ее, он опустил свое сооружение в воду. Колесо завертелось так же быстро, как на той большой мельнице, куда люди возили молоть зерно.
— Дай мне эту мельницу! — завизжала Тарон. — Дай!
— Почему это тебе?! — возмутился я. — Я тоже хочу. Дола, дай мне мельницу!
— У меня их две, — объяснил Дола. — Каждый получит по мельнице.
— А где вторая? — недоверчиво спросил я.
— Потерпи. Ты мне за мельницу дашь другую вещь.
— Какую?
— Резиновый мяч.
— Ну нет! — воскликнул я. — Мячик — ни за что!
Тарон между тем не могла отвести глаз от мельницы.
— Почему это ты не отдаешь мячик? Отдай! — повелительно сказала она, переводя взгляд на меня. — У тебя же целых два мяча!
— Не дам, сказал не дам! — упорствовал я. — А мельницу все равно возьму.
— Ну как хочешь, — сказал Дола, доставая мельницу из воды.
— Ой не надо, не надо! — заторопилась Тарон. — Пускай останется в воде. Отдай Доле мяч, а то я с тобой никогда не буду разговаривать, насовсем поссорюсь.
Мяч пришлось отдать, но я растерялся: тут тебе и сердитая Тарон, и мельница в воде крутится, и мячик такой красивый! Со вздохом я протянул Доле мяч. Дола достал вторую мельницу и укрепил ее между камешков. Когда она хорошенько раскрутилась, он взял мяч и заторопился уходить — боялся, наверно, что я раздумаю.
— А зачем ему мяч? Что он с ним делать будет? — спросил я Тарон. — Ведь только дети играют в мячик, а взрослые — никогда. Я, например, никогда не видел, чтоб папа в мяч играл.
— Ага! Ага! — радостно кричала Тарон, — а моя мельница быстрей крутится!
Она даже в ладоши захлопала, а про мой мяч уже успела забыть.
Мне стало так обидно, что я ухватил Тарон за косы и несколько раз хорошенько стукнул ее по шее. Очень уж я жалел свой мяч.
Мы были в ссоре целый день, но к вечернему чаю помирились снова. Мы пили чай на веранде охотничьего домика, когда появился Дола с тяжеленной вязанкой дров на голове. Он сбросил дрова на траву перед верандой, вытер потный лоб и уселся на ступеньки отдохнуть.
Отец предложил Доле чаю и завел с ним разговор. Отдышавшись и выпив чаю, Дола поднялся, сделал было шаг, чтобы уйти, но потом остановился и спросил:
— Господин доктор, а сколько может стоить сковорода из железа?
— Рупии две, наверное, две с половиной. А что?
— Ничего. Просто так.
Дола ушел, погруженный в какие-то свои мысли, а отец усмехнулся — непонятно чему.
Через два дня мы узнали, для чего понадобился Доле мяч.
Мы с Тарон играли в прятки в зарослях нарциссов и так хорошо скрывались среди их длинных стеблей, что со стороны нас никто не мог увидеть. Вдруг Тарон приложила палец к губам и прошептала:
— Смотри…
— Куда?
Тарон отвела в сторону высоченные стебли. Я увидел берег реки. На противоположном берегу сидела Торуджа, опустив ноги в воду, и играла нашим мячиком. Мячик отскакивал от песка и прыгал ей в руки. Торуджа улыбалась и что-то напевала, а мы в своем укрытии из нарциссов следили за ней.
— Как это мой мяч попал к Торудже?
— Фу, ну и глупый же ты! — фыркнула Тарон. — Дола дал его Торудже.
— А зачем же Дола отдал ей мой мяч? — рассердился я. — Вот возьму и отниму!
Я попытался встать, но Тарон опять зашипела на меня и дернула вниз. На нашем берегу реки показалась голова с вязанкой дров. Дола направлялся прямехонько к нашему укрытию.
При виде Долы Торуджа улыбнулась, спрятала мячик в карман и вынула ноги из воды. Быстро закатав шальвары до
