когда мы гостили у моих родителей. Мама держала ее на руках, а я на нее смогла посмотреть. Но с тех пор, как оказалась дома, она плачет. Постоянно плачет. Ну, разве что иногда спит. Ненадолго, но засыпает. В это время я мою бутылочки, чтобы они успели высохнуть. А потом занимаюсь домашними делами. Я не представляю, как другие справляются. Они сверхлюди? Как развешивать постиранное белье, если держишь на руках ребенка? Как только кладу ее в кроватку, она принимается плакать. У нее будто кнопка включения на спине. Может, она так презирает гравитацию, что не может полежать ни минуты? Или ее во сне убили в прошлой жизни? Ладно, я все понимаю. Она не виновата. Юри не виновата. Да, кстати, ее зовут Юри. «Ю» – иероглиф «свобода», а «ри» – это «груша». Юри – это я. Продолжение меня, часть меня. Знаю, так будет не всегда, но она мое сокровище. Зато мой муж… Я его не понимаю. Когда Юри плачет по ночам, он злится, потому что ему рано вставать. Нет, лучше бы он разозлился по-настоящему. Но он пытается сдерживать гнев, я это чувствую и тоже начинаю злиться. Я вижу, как он раздражен, хотя старается это скрыть. Притворяется заботливым. Если ты и правда такой заботливый, почему ничем не помогаешь по выходным? Почему я беру Юри и стою на улице посреди ночи? И нечего вздыхать. Ненавижу эти тяжелые вздохи. Ты не стал отцом года только потому, что один-единственный раз укачал младенца. А когда ты собрался купить дочери одежду, я попросила взять мне вкладыши от пота, и что в итоге? Ты явился, довольный собой, с вещами, которые ей велики, – мол, зато они такие миленькие. Ладно. О моей просьбе ты начисто забыл. А-а! Я мечтаю поспать хотя бы полчаса!
В многоквартирном доме напротив кто-то захлопнул окно. Потом второе. Демонстративно. Однако Хосоно, похоже, это не волновало. Она говорила энергично, пока ее не прервало сонное причмокивание.
Чмок, чмок…
Мы с Хосоно застыли. В свете фонарей я видела, как побледнело ее лицо. Я молча перевела взгляд на темно-зеленую детскую переноску и тоже почувствовала напряжение в животе.
Чмок, чмок, чмок…
Наконец снова звук спокойного дыхания. Хосоно глубоко вздохнула и снова начала покачиваться. Казалось, я вышла из своей квартиры много часов назад.
– Чуть не разбудили, – сказала Хосоно и погрузилась в молчание.
Я тоже ничего не говорила. Я понятия не имела, что сказать, но и просто уйти, сославшись на поздний час, тоже не могла. Мы обе знали: спешить нам, в общем, некуда.
– А я думала, муж тебя поддерживает. – Я перебирала в памяти наши разговоры в спортзале. – Он ведь часто ходил с тобой к врачу и помогал по дому, когда тебя тошнило по утрам?
Хосоно почесала щеку, придерживая Юри одной рукой. Два или три раза. Не похоже на зуд или аллергию. Однако я поразилась тому, какой иссохшей выглядела ее рука.
– Ну, он и правда иногда помогает, но так и остается чужаком.
– Чужаком?
– В конце концов, ему досталась самая простая часть – эякулировать. Это у меня живот раздулся, это мне пришлось рожать, пока меня рвало и от боли почти парализовало. А он наблюдал со стороны и время от времени подбадривал. Да, он заплакал, увидев дочь, но всю работу сделала я, благодаря мне Юри обрела человеческую форму, а для него она как с неба свалилась. Знаю, рожать – удел женщин, но почему и после родов тянуть лямку продолжаем мы? Ладно, грудное вскармливание наша задача, но в остальном мы с мужчинами должны быть на равных, верно? Не надо мне повторять, что за день стать отцом не получится, – ты стал отцом еще десять месяцев назад! Это тебе не школьная экскурсия! Тебе работать надо, говоришь? Так у меня тоже есть работа – ну, вернее, была. Может, зарплата ниже твоей, но почему отпуск беру именно я и альтернатива даже не обсуждается? Я не требую сразу бросить работу. Просто можешь ты хоть допустить вероятность того, что ты будешь сидеть с ребенком, а я работать? Почему я должна всю жизнь испытывать благодарность, если ты один раз поменял подгузник? Тебе не приходило в голову, что я тоже устаю? Ну, даже если приходило, то ты все легко себе объясняешь – таково уж материнство. Думаешь, муж меня поддерживает? Мой муж, крепко спящий в двадцати сантиметрах от меня, не ближе мне, чем какой-нибудь политик в телевизоре или, не знаю, бездомная собака в Бразилии. С ним я чувствую себя более одинокой, чем наедине с собой.
Гнев Хосоно, который я хотела потушить, взорвался фейерверком и продолжал гореть, как сигнальный костер. В доме напротив кто-то вышел на балкон и смотрел на нас, но меня это уже не волновало. Потом я услышала, как из моего рта вырвалось: «Я понимаю».
Наверняка от гнева кипит не только Хосоно. Тихару, вероятно, чувствовала то же. Такое же испытание предстоит и Хое, и Гатико в будущем, а моя мама выдержала его в прошлом. Мама, которая с таким удовольствием ела мороженое из моей баночки.
Пока Хосоно говорила, я снова нашла звезду. Ту звезду, что я видела, выходя из квартиры. Горящая красная звезда висит над небоскребами.
Внезапно красный свет на мгновение исчез.
Я не поверила своим глазам и стала вглядываться пристальнее. Вот она. Звезды просто так не пропадают. Но пока я продолжала на нее смотреть, звезда снова исчезла, а затем так же быстро появилась снова. Это не обман зрения. Звезда еще и двигалась.
Она мерцала. Мигала с определенным ритмом и плыла с постоянной скоростью. Тут я вспомнила. В той стороне, позади высоток, находится аэропорт. Вероятно, я видела взлетно-посадочные огни самолетов.
– Прости, Хосоно. Я тоже не понимаю.
Хосоно подняла брови. У нее по-прежнему маленькое лицо. Я всегда завидовала. Все представляла, как муж Хосоно каждый день любуется этими глазами, носиком и ртом на аккуратном маленьком личике.
– Твой муж понимает еще меньше. Возможно, пытается понять, а может, и нет. Я тоже считаю, что он не должен раздражаться из-за Юри…
Я продолжала говорить. Одновременно пыталась вспомнить, как впервые шла по этой дороге. Кажется, я тогда немного устала. Да, я шла с работы домой. Впервые пешком, потому что набрала вес и решила пройти одну или две остановки. Когда же это было?
– Остальные точно бы поняли. Например, Тихару. Она рассказывала, что с близнецами приходилось трудно. Уверена, все бы тебе посочувствовали. Тем не менее никто не сможет понять тебя до конца, Хосоно.
Да, была зима. Я носила пальто. У меня только начинался второй триместр, то есть был декабрь. Живот понемногу рос, и я уже стала привыкать к беременности.
– В
