— До скорого, — услышал я собственный голос.
— До завтра. Да ведь?
Я молча развернулся, ожидая услышать топот или щелчок автоматного предохранителя, и побрел в направлении улицы. У самых ворот со стороны фургона Рэнди послышался глухой стук, я против воли оглянулся и увидел его лицо за лобовым стеклом. Заметив это, здоровяк прижал к окну гориллью лапу и растопырил пальцы. Помахал мне. Я сел в свою машину и поехал домой.
Я прошел на цыпочках полкрыльца, прежде чем вспомнил, что мать так просто уже не разбудишь. Сделал себе сэндвич с тунцом и съел треть, представляя прощальный жест Рэнди, его широкую добродушную улыбку. Дом теперь казался еще более пустым, чем весь последний месяц, даже запах отца выветрился из стен. После матери никаких запахов не осталось — ни призрачных, ни иных. Я забрался в кровать и, чудо из чудес, проспал до начала пятого — и тогда проснулся, учащенно дыша.
Перекатившись на живот, я свернулся гусеницей и десять минут лежал в кромешной панике, но потом заставил себя немного успокоиться и начал думать.
Судя по всему, у меня было три варианта. Я мог встать, примкнуть к Джейбо, Рэнди и прочей шайке, распространять по округу Сан-Диего радость, мороженое и мороженое; в моей жизни появится сотня-другая человек, которые будут кидаться мне навстречу и здороваться по имени, едва завидев меня, и за пару месяцев я сделаю столько денег, сколько мама зарабатывала за десять лет. Я мог позвонить в полицию и молиться, чтобы эти ребята поймали и арестовали всех сотрудников «Солнечного Клоуна», а потом провести остаток дней с надеждой, что никто из них никогда не выйдет на свободу. Или же мог ничего не предпринимать, просто затаиться в тумане вместе с лошадьми и надеяться, что Джейбо истолкует мое — и полицейских — отсутствие верно, как негласный договор, «меня не спрашивают — я не говорю».
Вместо того чтобы выбирать, я заболел.
Первые несколько часов я думал, что симулирую, ну или по крайней мере сам себя накручиваю. Потом, когда начался озноб, я порылся в маминой ванной, нашел градусник в опустевшем отделении для косметики и померил температуру. Увидев число 102[235], залез обратно в постель и не покидал ее два дня.
Звонков не было. В дверь не стучали. Никто не парковался возле общей сауны и не врубал на всю громкость «Классик-бензин». Во вторую ночь, в районе двенадцати, ожил телефон, и я выполз из постели. Волочась мимо маминой спальни, я почти поверил, что вижу ее на обычном месте в углу огромной кровати, которую она когда-то делила с отцом, что она лежит без движения и дыхания, как будто улизнула из могилы, чтобы погреться.
Жар, между тем, спал. Доски пола холодили мне ступни, воздух ласкал зудевшие ноги. Таков уж мир, вот и все. Это просто большое место с подробной картой, где ты продаешь и покупаешь радость, ищешь общества других или избегаешь его, доверяешь себе, своим друзьям или инстинктам, как умеешь растягиваешь время, а однажды исчезаешь.
Прикрыв мамину дверь, я прошлепал в гостиную и успел взять трубку до шестого звонка, опередив автоответчик. Но с того конца провода слышался только электрический гул и далекие щелчки.
На следующее утро я встал, разбил яйца над сковородкой и включил карманный телевизор на кухонной стойке, компании ради. А потом стоял, глядя на экран, и липкий желток стекал с деревянной ложки на мамин пол, когда-то идеально чистый.
Под мигающей надписью ЭКСТРЕННЫЕ НОВОСТИ — ПРЯМОЙ ЭФИР проплывали кадры с некой автостоянки в деловом районе. Мигали красные и синие огни, отражаясь в окнах десяти белых фургонов и озаряя светом борта и решетки, как будто забрызганные грязью.
— Деловой район снова стал местом немыслимого, отвратительного насилия: сегодня утром сотрудники полиции обнаружили свидетельства кровавой расправы и расчленения в отношении сразу пятнадцати сотрудников компании «Солнечный Клоун», которая специализировалась на торговле мороженым с грузовиков. Полиция уже давно выделила компанию как ключевое звено в одной из крупнейших наркосетей американского Юга, и представители ведомства подтверждают, что это жестокое массовое убийство, скорее всего, также связано с наркотиками. Никаких подробностей ни относительно наркосети, ни характера и времени убийств к настоящему времени озвучено не было.
Я опустил руку и чуть не угодил в сковородку, шарахнулся назад и расплескал яичницу по всей комнате. Но не отвел глаз от экрана.
— Мы вели наблюдение за этими людьми не один месяц, — говорил представитель полиции, а камера тем временем беспокойно металась, ловя в кадр прожекторы за его спиной, открытую дверь фургона, вертолет в небе, мешки с трупами. И снова прожекторы. — Были запланированы аресты. Собственно, в ближайшем времени. Мы огорчены и, безусловно, шокированы. Настолько диких зверств в округе еще не случалось. Это не люди, а нелюди, мы должны с корнем выдрать их из нашего города.
«Рэнди», — прошептал я, удивив сам себя.
И тут же подался вперед, так близко прильнув к крохотному экрану, будто пытался в него залезть. Я дождался, чтобы камера еще раз прошлась по стоянке.
А потом вылетел из двери и с визгом шин вывел «гео» с парковки, даже не застегнув сандалий, пока меня не задержал нескончаемый, дурацкий красный сигнал перед выездом на автостраду. Федеральная трасса была забита машинами, и дорога до центра заняла у меня почти час, но я не помню, о чем думал все это время, за исключением единственной мысли: я ошибся. Это все чушь. Мальчишество. Ошибка.
На самом деле мне надо было обратиться в полицию. Вместо этого я поставил машину как можно ближе к установленному копами временному ограждению, протиснулся сквозь толпу зевак, растянувшуюся на весь квартал, бросил единственный взгляд, который подтвердил то, что мне и так уже показала камера, а потом стал прорываться обратно, чуть ли не сшибая людей на землю. Мое дыхание обросло колючками, оно цеплялось за слизистую горла и разрывало его. Пожилая латиноамериканка в желтой шали приобняла меня и успокаивающе заворковала. Я стряхнул ее руку.
Что я видел? Да, кровь — она забрызгала фургоны, слоем покрывала колпаки колес, а кое-где даже и окна. Видел распахнутые двери, и некоторые были почти сорваны с петель. А чего я не видел, так это клоунов. Ни одного, нигде. Только деревянные рамы, на которых они прежде висели, словно нетопыри, пережидающие день.
Я все колесил и колесил по центру, ездил по какому-то сумасшедшему кругу — Хилл-крест, Индиа-стрит, Лорел, Бродвей, Саут-стрит, гавань, Газовый квартал[236], и все заново. Ну конечно, их унесли. Сорвали во время драки, или это полицейские их сняли, чтобы свободно заходить в фургоны. Как и тот двухдневный жар, это была лишь еще одна попытка отрешиться от собственной ответственности. Потом я подумал о человечках из глушителей, выглядывающих из-за деревьев. И вспомнил полуночный телефонный звонок. Наконец, уже далеко за полдень, я остановил автомобиль, на ватных ногах доплелся до платного телефона, вызвал справочную, доложил еще пятьдесят центов и подождал, пока компьютер меня соединит.
Телефон на свалке в Лу-Бобленде все звонил и звонил. А я ждал — стоял, прижавшись лбом к нагретому солнцем стеклу, ощущая, как в каких-то кварталах от меня океан тихо бьется о корабли и сваи.
Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что трубку сняли, что я слушаю молчание. Не прозвучало ни слова, но там кто-то был.
— Клоуны… — прохрипел я.
Голос на том конце крякнул.
— Мне нечего сказать.
— Всего один вопрос! — бросил я, стараясь заполнить паузу словами, пока он не повесил трубку. — Проект.
— Что?
— Вы сказали Джейбо, что клоуны — неудавшийся проект. Мне просто хочется знать, в чем он заключался.
Тишина. Но без гудков. Я услышал шорох — наверное, он искал спички. Затем долгий сиплый вздох.
— Соседский дозор[237], — сказал Лу-Боб и оборвал связь.
Разговор состоялся пять часов назад. С тех пор я сижу в доме своей матери — он никогда не будет и не мог быть моим, — думая в основном Рэнди. О том, как он насвистывал песенку, о его зарядах радости, о руке на ветровом стекле, махавшей мне. У меня и в мыслях не было к ним примыкать, думал я. Совсем не было. Вообще.
Но и копам я тоже не позвонил. Наверное, струсил. Но прежде всего потому, что не хотел, не так уж понимал, кто на самом деле творит добро, приносит пользу, облегчает людям жизнь. И мне нравилось, какие они сплоченные — семья «Солнечных Клоунов». А Рэнди… по-моему, Рэнди увидел во мне друга. И может, я мог бы им стать.
В итоге я от них ушел. И явились клоуны.
Я открыл жалюзи до предела, но из-за тумана и ночи не видно ни зги. Телевизор я включать не стал и вместо него слушаю кондиционер, в тысячный раз задаваясь вопросом, а должен ли я был позвонить в полицию, и могло ли это спасти кого-нибудь. Или меня.
