если дашь мне всего один лишний шанс. Я сделаю все, чтоб ты была снова счастлива со мной. Теперь, мы будем велики, как наше горе, и сильны, как наша старая любовь.
– Обрати внимание, как ты говоришь, – осадила его девушка. – "Один лишний шанс". Значит, были и другие шансы, которые ты не использовал.
– Ты права, ты тысячу раз права, – с болью в душе согласился с ней Шахар.
Жгучее воспоминание, посетившее его в этот миг, было воспоминанием о приходе к нему Одеда, который настойчиво просил его переосмыслить причины его разрыва с Галь и вернуться к ней. Сколько несчастий и опасностей для Галь он предотвратил бы, если бы послушался тогда своего жертвенного одноклассника!
– И, даже если бы мне и хотелось дать тебе этот шанс, – продолжала она, тем временем, – есть то, что, по-любому, удерживает меня от этого шага. Я говорю о тех, кто подставили мне плечо в мои трудные времена. Я не имею права предавать моих товарищей, которые были и твоими товарищами тоже, и особенно Дану, лишившуюся из-за меня работы и карьеры. Какие бы объяснения она ни искала своей отставке, мне хорошо очевидно, что это только из-за меня она уходит в неизвестность. Понимаешь ли ты это, Шахар?
Шахар безропотно проглотил обиду и возразил:
– Насколько я знаю, Хен и Шели собираются жить вместе. Они будут слишком заняты собой, чтобы думать еще и о нас. С чего бы это им?
– Ты еще больший эгоист, чем кажешься, – холодно сказала Галь. – Но я, все равно, объясню тебе, с чего. А с того, что они вложили в меня душу! – подчеркнула она, не без волнения. – Какая разница, какие у них планы, если я в неоплатном долгу перед ними?
– Я поговорю с ними, – последовало отчаянное предложение парня.
Галь, не выдержав, расхохоталась:
– О чем? О том, насколько ты был глуп? Выставишь себя и меня на посмешище? Не нужно, Шахар. Не забывай, что они больше никогда не будут с тобой общаться.
– Тогда я сделаю самое глупое: я пойду к Дане. Она уж точно не посмеется надо мной!
– Ну, и что же ты собираешься сказать Дане? – подколола его она.
– Что наши отношения зашли тогда в тупик, и я не знал, как еще выйти из него. Что это был великий грех, но и великое спасение! – повторил он слова, некогда сказанные им Одеду при других обстоятельствах, и сам теперь испугался их.
– Для кого? Для меня, что ли? – прыснула Галь, не веря собственным ушам.
– Галь, я не знал, и не мог знать, чем обернется для тебя наше расставание! Думал, ты быстро придешь в себя и найдешь себе другого. Факт – ты и встречалась с другим. С Одедом.
"Истязала его, беднягу", – подумала девушка.
– Галь, я действительно был уверен, что отпустил тебя, и не прощаю себя за мое заблуждение!
– Посмотрите на страдальца! – цинично фыркнула она.
– Да, я страдаю! – вскрикнул Шахар. – Тебе не нужно насмехаться надо мной, потому, что я и так уже всеми осмеян. Даже Лиат – и та смеялась надо мной, в чем была полностью права.
Лицо Галь вновь приобрело непроницаемую серьезность. Выдержав короткую паузу, и решив, что с ее бывшего друга достаточно, она сказала:
– Не прикидывайся ангелочком, Шахар. Тот грех, о котором ты говоришь, был спасением для тебя одного. И все, кого бы ты ни спросил, включая Дану, ответят тебе то же самое. Да и к кому тебе идти? Ну, подумай сам! Кто у тебя, вообще, остался из друзей?
Она выпалила это и тотчас пожалела о своих словах, поняв по реакции Шахара, что попала ему в самое больное место. Поэтому, она, не останавливаясь, продолжила по существу:
– Ты сделал попытку примириться со мной, и был очень искреннен. Я ценю твою смелость. Я еще раз повторяю, что не держу на тебя зла, и что, в чем-то, отлично тебя понимаю. Но только в чем-то. Нам ни к чему сводить старые счеты и давать зароки, что в будущем будет лучше. Для нас с тобой нет будущего, Шахар! Мы все прошли, и обо всем поговорили. И пожалуйста, не спрашивай меня о моих чувствах!
– Значит, – робко прошептал он, содрогаясь от осознания неизбежного, – значит, все между нами кончено?
– Да, – ответила она со вздохом. – Тебе давно была пора это понять. И принять.
У молодого человека больше не нашлось слов для борьбы за свое утраченное счастье. Он только страстно целовал руки своей любимой, которые она вскоре отняла.
На этом их последнее свидание можно было считать завершенным. Оба молча смотрели друг на друга, привыкая с этой минуты видеть друг в друге чужих людей, и это было невыносимо для них обоих. Их сердца колотились так, как будто собирались выпрыгнуть из грудей. Жара сморила их. Был уже шестой час вечера, и солнце понемногу становилось над крышами домов, словно зритель, собирающийся покинуть зал. Так и им, актерам в этой драме, настало время расходиться.
Увидев, что Галь берет свой ранец и взваливает его на плечо, Шахар вновь почувствовал, что не в силах расстаться с ней. Он спросил, может ли он проводить ее, хотя бы до остановки автобуса. Галь отказалась. Тогда он спросил, можно ли ему хоть иногда названивать ей, справляться об ее делах и ее успехах. Тот же ответ. Девушка даже сочла нужным заявить, что когда к ней придет настоящий успех, то он узнает об этом сам.
– Галь, еще одно слово! – спохватился молодой человек. – Я хочу, чтоб ты знала…
Он подошел вплотную к ней, но отдернул уже готовую протянуться к ней руку.
– Когда бы тебе ни понадобилась помощь, моя или моих родителей, я буду рядом!
– Спасибо, Шахар! – улыбнулась девушка. – Но к чему такая доброта?
– Просто прими ее, – умоляюще заметил Шахар. – Просто помни, что я – здесь.
– Хорошо. Я буду помнить, – кивнула Галь и начала быстро отдаляться.
Но через несколько шагов остановилась.
– Я вот о чем хотела тебя попросить, теперь уже точно напоследок, – сказала она. – Завтра выпускной вечер, и мы там снова свидемся. Давай, чтоб завтра было без эмоций.
Юноша нашел в себе последние силы ответить ей кивком. Для него не было ничего хуже, чем это неизбежное «завтра». Когда он пытался себе представить, что завтра вновь ее увидит в столь торжественной обстановке, наверняка роскошно одетую и накрашенную, и не сможет обменяться с ней даже несколькими словами, не то, что объятием, рассудок его мутился.
– Нам и так ужасно тяжело, – добавила Галь. – Но я рада, что наш разговор состоялся.
– И я, – глухо отозвался Шахар.
Они еще с полминуты простояли в щемящем безмолвии. После всего сказанного, Галь внезапно почувствовала облегчение. Она только что отпустила от себя самую главную часть своей жизни, и ей показалось, что вместе с ее
