окончательной утратой что-то умерло и в ней самой. Наверно, это была ее связь с ее прошлым. Ведь, как она сегодня убедилась, экстерн при школе не мог заменить ей бывший класс и саму школу. Его единственным предназначением была подготовка к экзаменам на аттестат зрелости.
– Прощай, – проронила она, наконец.
– Прощай. Я постараюсь тебя забыть, – словно издалека донесся до ее слуха голос Шахара.
Он не верил себе, но, все равно, произнес эту фразу, чтоб успокоить свое сердце.
Некоторое время он убито смотрел, как она удаляется, неся на спине свою ношу – свой битком набитый ранец. Когда же она скрылась из виду, то разразился такими горькими рыданиями, на какие только способен мужчина.
Он знал, что лишился ее навсегда. Более того, он не сумел ни оценить, ни понять ни одну из любивших его двух девушек, бывших лучших подруг, и вот сейчас остался без обеих. Сколько раз он бросал Лиат и издевался над ней! Тем не менее, каждый раз она возвращалась к нему, словно бумеранг. Галь он бросил лишь единожды, и в тот же миг закрыл себе любые пути к возвращению. Теперь, не было ни одной дороги назад, по которой он смог бы вернуться к Галь или к Лиат, равно как к друзьям и к Дане. И этот сквер, от которого ничего не осталось, был тому свидетелем.
Что же ему оставалось делать сейчас, за сутки до выпускного бала, кому нести свою боль, свое горе? Может быть, ему стоило пойти по стопам Галь и приложиться к виски, или, что еще хуже, начать принимать наркотики? Это было бы чистым безумием, зато принесло бы ему хоть какое-то облегчение. Но Шахар знал, что у него не хватит смелости на этот шаг, что это были всего лишь его фантазии. Фантазии о пути наименьшего сопротивления. Инстинкт жизни в нем, все же, был сильнее любовных переживаний. Кроме того, он был, как и Галь, единственным ребенком в семье, и, имея перед глазами пример Шимрит Лахав, не имел никакого права подвергать своих родителей такому испытанию. Поэтому, он будет много раз умирать в своих мыслях о красавице Галь, но, все равно, продолжать жить дальше с грузом глубокого, но безнадежного чувства.
* * *
Солнце уже опускалось за дома. Шахар Села сидел за рулем своей машины, единственной, что стояла сейчас на парковке, и уныло смотрел в сторону сквера. Его глаза уже высохли от слез, но душа продолжала плакать.
Он думал о последних словах Галь, вспоминал о ее проклятии, и содрогался при мысли о том, что оно, действительно, начало сбываться. Шахар чувствовал себя совершенно конченым и мечтал провалиться сквозь землю. Отныне его ждало полное одиночество, представлявшееся ему в столь мрачном свете, что ему было впору кусать себе локти. Но и ехать домой в таком жалком виде парню не хотелось. Если бы Шахар мог, то он заночевал бы в своей машине на школьной стоянке, лишь бы никому не показываться на глаза.
Он не вел счета времени, которое провел здесь, и даже не испытывал голода, при том, что с самого утра у него маковой росинки во рту не было. Он только жадно и очень много пил воды. Перед тем, как сесть в машину, он наполнил свою пустую бутылку водой из-под питьевого крана, и, буквально, заливал в себя эту воду. Вода было единственным, что возвращало его к реальности.
Ему захотелось поехать в районный центр, где, в более оживленной обстановке, он сумеет хоть немного прийти в себя. Дорога туда на машине заняла пять минут.
Припарковавшись в самом дальнем углу тамошней стоянки, юноша начал бесцельно бродить вдоль ряда магазинов одежды и открытых кафе. Последние были битком набиты посетителями, в основном ребятней, отмечавшей начало летних каникул. Мимо бутиков прохаживались женщины с колясками. Они останавливались напротив витрин, рассматривали вещи на манекенах, и шли дальше. Двери местных банков и контор закрывались, и из них выходили усталые служащие.
Жизнь здесь била своим ключом, и Шахар невольно проникся этой атмосферой.
Он зашел в одно из кафе, сел у стойки, и попросил треть «Карлсберга». Здешнему пиву было далековато до того, какое подавали в «Подвале», но юноша, все равно, его выпил, смакуя каждый глоток. Алкоголь на пустой желудок подействовал на него одурманивающе, но это позволило ему немного расслабиться. А за вторым бокалом у Шахара возникла мысль, что ему, все-таки, стоило с кем-нибудь поделиться. Ему позарез нужен был кто-то, к кому он смог бы обратиться с вопросом, как же ему жить дальше?
Вот только кто? Хен его презирал. Их бывшая классная руководительница явно не годилась для этой роли, тем более, что Галь дала ему понять всю абсурдность его обращения к ней. О Ране, Яниве или Эрезе и говорить не приходилось. Как и в тот проклятый декабрьский вечер, Шахар мысленно искал того, кто, хотя бы, выслушает его, но только на этот раз он мог уже не опасаться последствий такого шага. Как иронично!
В конце концов, парень понял, с кем ему хотелось бы поговорить, если это было возможным. Он расплатился за пиво, заскочил в туалет, кое-как привел себя в порядок, вышел на улицу, над которой уже сгущалась тьма, и поискал глазами ближайший телефон-автомат. Он был тут же, возле проезжей части. Поколебавшись с две минуты, Шахар, все-таки, набрал один номер. Ждать ответа с другого конца линии долго не пришлось.
– Алло? Одед? Это я, Шахар, – заговорил он сдавленно и взволнованно. – Не помешал?.. Как твои дела?.. Как прошел экзамен?.. Ну, надо надеяться. Скажи пожалуйста, тебе было бы не трудно уделить мне сейчас немного времени? Да, сейчас… Да, это срочно… Я все объясню тебе при встрече. Когда можно подъехать?.. Хорошо, уже еду. А, кстати, как насчет пива? Я угощаю… Значит, будет. Какое ты предпочитаешь?.. Отлично. Тогда, до скорого… Спасибо!
Ровно через полчаса он позвонил в домофон одноклассника, неся в руках упаковку «Хайнекена» в количестве шести бутылок. Голос Одеда попросил его подождать, пока он спустится к нему.
– Сестренки спят, – объяснил он.
Шахар поставил упаковку с пивом на пол и покорно принялся ждать. Но уже через минуту Одед спустился к нему в простой домашней одежде и сандалиях на босу ногу. Одноклассники пожали друг другу руки, и Одед предложил Шахару пройти в ближайший палисадник, где было несколько деревянных столов со скамьями по обе стороны. Это место было ярко освещено с улицы, и, в то же время, довольно укромным. "Почти как наш сквер", – промелькнуло в мозгу у Шахара.
Парни сели за один из столов друг напротив друга, и застыли в выжидательном молчании. Одед
