мало случалося…
Но уцелелые твёрдо верили, что где-то рядом — не на той, так на другой кочке, стоит и стоять будет Мать Земля Русская! А уж утром, как проспамшись, ужо глянем — под кем и в какой позе стоит конкретно…
И настало утро, когда, благодаря монотонности единого процесса исторического развития обнаружилось — не сама стоит, а под ручку с Гасдарствам Имперлистом!.
Ровно, почти, половину срока своего Имперло-стажа пахан Расея обходился без рылюций. Бунты, разбой безбожный, мужичьи войны случались, всё как у людей, но токо вот без этой модно западной херни.
Покуда не сунулся во Францию кончать Имперлиста Наполеона, где и подхватил этот грёбаный вирус.
В 1824 вернулись подзаражённые офицера́ в Отечество, а оное ещё никак ни в чём ни сном, ни духом. Начали затевать рылюцийные вечеринки. В картишки перекинуться, винишком побаловаться, повспоминать ту бляцкую Мулен Руж: «Живут же люди! А, брат? — Да, брат. — А тут, брат? — Тоска, брат. — Эх, Расея!..»
И тут, как по заказу, Имперлист Санёк взял да и ласты склеил на берегу Азовского моря, в прикупе явная ситуация для рылюции.
С похмелюги, пользуясь служебным положением (все ж, сука, аристократы, офицерьё грёбаное) повыводили личный состав на Сенатскую площадь северной Столицы. Продержали служивых весь день на морозе, дело-то в декабре было.
Прискакал их генерал образумливать: «Да вы охренели нах…?», но тут один штатский собутыльник стрельнул генерала насмерть. Под вечер свежий Имперлист Колян пушку выкатил, шарахнул, личный состав ломанулся обратно в казармы, отбой делать.
Каррочи, пятерых Декабристов повесили, солдатиков помороженных — пороть для сугреву, носителей вируса — в Сибирь, типа вроде как на каторгу, но с позволением жить в отдельных избах и на работу выходить когда охота на то есть.
Так призрак Рылюции начал бродить не только по ихней Европе.
А дальше чё? Да через плечо!. Мода пошла вирусная: кому нехер делать — борись за приближение справедливо светлого будущего без угнетённых и страждущих, но с безмерно поголовным и обязательным счастьем.
Для чего и обзавелись подпольной партией эСэР да открыли охотничий сезон на членов императорской фамилии, к чему давно и образно призывал с островов Британских осевший там Герцен своим журналом нелегальным.
А чё и не побороться, а? Если тебя на мокром не застукали, то отправят в Сибирь, куда ссыльные запросто себе из России жён выписывают, как ту же самую Надюшеньку-душеньку, что жениху Володюшке замшевые перчатки привезла (уж больно в письмах жаловался болезный — на охоту ходить несподручно, комары, бля, кусаются. А без охоты — скукотища опять же).
Ссылка кончилась и молодожёны махнули за бугор, который в ту эпоху в Швейцарии помещался.
Владимир Ильич Ульянов прикинул это дело к носу, что через ссылку он в партии РСДРП скопил определённый политический авторитет, однако на журнал казны не хватит, придётся ограничиться газеткой, тоже нелегальной и, кстати, да — а не собрать ли нам 3-й съезд Российской Социал-Демократической Рабочей Партии? Как думаешь, Наденька?
Но как он Лениным обернулся — это уже за пределами билета № 17.
— М-да, — сказал Самородницкий. — Граздец меня предупреждал… то есть… цкий. Но чтоб до такой степени… И как вы вообще на Английский факультет попали?
— Ну, этта, после дембеля… и характеристика от замполита части была. Положительная… А то смотрю, чё ей пропадать? Печать круглая: “в/ч 41769”… Заполнил да и сдал вместе со справкой про состояние здоровья. И главное бумага ж такая хорошая, жалко же. Ну, и аттестат, конечно, приложить пришлось. А чё?
— Да через… Короче, факультет тебе менять надо. Пока что — четыре, но я тобой займусь отдельно, — сказал Самородницкий.
Но не успел он. Уехал на историческую родину…
* * *
Пазлик #17: Упрощение Укрощения
Было бы непозволительно грубой ошибкой и политической близорукостью питать недальновидную надежду будто страна Советов, хоть на гулькин нос, согласиться оплачивать кормёжку попавших в плен красноармейцев.
Если ты пленный, значит — предатель социалистического Отечества и не рассказывай слезливые байки о том, как тебя контузило, очнулся — а вокруг тебя такие же пленные и охрана стоит с автоматами. Ты — боец РККА, зубами рви глотку охраннику и с трофейным автоматом пробивайся на восток из окружения.
Наши автомат у тебя отберут, а потом, если глянешься майору СМЕРШа и он не прикажет тебя расстрелять, как агента вражеского абвера, получишь винтовку Мосина образца 1898 года, чтобы громить фашистскую гадину на нашей священной Советской земле…
Да таков был закон Мировых воен, неписаный, но чётко исполняемый через банки в нейтральных странах — за питание военнопленных платит та страна, что отправляла их в бой.
Был закон, да нарвался на СССР готовый показать дулю не только Чемберлену, но и закону — накось-выкуси, мы за изменников не платим!
Немцы, по наивности, не предполагали возможность такого обращения с законом, когда повезли Ивана в Германию среди прочих 240000 пленённых под Харьковым.
Ну довезли, а дальше что? В распыл через газовую камеру? Так не Евреи вроде…
Закаялись вражины фашистские, что всех их там под Харьковом не уханачили, хотя, с другой стороны, боеприпасы тоже жалко… И пришлось им, извергам, из этой дилеммы выбираться путями окольными.
Так стал Иван подневольным рабом № ****, который пахал за харчи и довольно, признать надо, скудные. Звериное лицо своё не утаить фашизму.
Конечно, Иван не оценил бы моё из кожи вон вылезание в предыдущих абзацах текущего пазлика, всю инфу которых уместить можно в 2 строки. Но и не виноватый я, что живу в период станд-аперов, что уже сам по себе из меня лезет эдакий юморец ху*еверченный.
Однако и у меня к Ивану без обид, что смехуёчки мои не оценяет. Чувство юмора, оно в человеке не постоянное качество — приходит и уходит.
Много чего ушло из Ивана в концентрационном лагере для Советских военнопленных в окрестностях города Штутгарта. Осталось лишь самое необходимое, чем окупал бы своё неоплаченное содержание. Немногочисленные, основные функции: исполнить команду, сжевать пайку хлеба с ежедневной баландой из брюквы, посидеть над дырой сортира, отработать 10-часовой день в рабочей зоне, ну и поспать конечно, с утра ведь весь цикл пойдёт заново.
Где тут место для юмора? Мужики анекдотов уже не рассказывают, воспоминаниями не делятся, если говорят чего, так по делу, самыми функциональными фразами.
Так и жил Иван день за днём, без осознания
