ассистент забыл в такси почти все оборудование. Можно и не говорить, что с ним они больше не работали. По правде сказать, признался он сестре и племяннице, идеальная фотосессия – это что-то из области фантастики. Вернувшись в гостиницу, все трое прошли в номер Лоран. Температура спала, но кашель не унимался. Единственным словом, которое ей удалось произнести хриплым голосом, со слезами на глазах, было имя мужа. Они не знали, как ее утешить, просто растерянно сидели возле ее постели. В конце концов Мистраль удалось отыскать какие-то нужные слова и хоть немного успокоить бабушку.
Когда Линден поднялся к себе в мансарду, оставив сестру и племянницу у матери, он был уже без сил. Болела голова, ломило спину – это, наверное, «Вальполичелла». Кровать была слишком узкой. Поначалу стук дождя по крыше казался ему невыносимо громким, но потом он привык. Он заснул не сразу, и сон был неспокойным, прерывистым. Проснулся он внезапно, с пересохшим горлом, и сразу потянулся к телефону: час ночи. Головная боль не унималась. Он вспомнил, что в его комнате не было даже водопроводного крана. К счастью, у изголовья кто-то заботливо поставил бутылку минеральной воды, он выпил ее одним залпом и упал затылком на подушку. Негромко барабанил дождь, его стук казался таким успокаивающим. Он закрыл глаза и погрузился в темноту.
У манекенщицы был чудесный тонкий профиль, фарфоровая кожа, а длинные, накрашенные черной тушью ресницы напоминали звездные лучи. Она стояла, опустив глаза, скрестив ноги и обхватив плечи руками, прикрывающими маленькую грудь. Он просил ее принимать позы, но она отказывалась, тогда он положил камеру и подошел к ней, чтобы поговорить. Она не хотела на него смотреть. А он теперь мог увидеть слезы на ее щеках и потекшую тушь, дрожащие кроваво-красные блестящие губы. Он мягко спросил ее: что-то не так? – а она покачала головой. Макияж размазался, но девушка была такой милой и трогательной, как сорванный и выброшенный цветок. Может, все-таки начнем снимать? Клиент будет недоволен, надо же найти какое-то решение. Черное облегающее платье было таким коротким, что открывало длинные ноги целиком. Он вновь взял камеру и принялся безостановочно щелкать. Она молча рыдала, отчаянно и безутешно. Двигаться она умела, меняла позы, наклон головы, и он делал один снимок за другим. Она держалась профессионально, но совершенно не походила на ту, какой была обычно. Он был удивлен и взволнован. В ее позах не было ничего гламурного, а сквозь чистоту и прозрачность обнаженной красоты сквозила такая тоска. Через видоискатель он пересмотрел получившиеся кадры и заранее мог сказать, что вышли они просто невероятными, не похожими на те, что получались раньше. Когда она внезапно упала на пол, он безумно испугался, подбежал к ней, протянул руку, помог подняться и отвел в соседнюю комнату, где стояла кровать. Она посмотрела на него, несколько раз глубоко вздохнула и сказала: «Это из-за папы. У меня папа умер». И пронзительно закричала: «У меня папа умер! Умер!» Из глаз снова брызнули слезы, а он не мог помочь, не мог хоть немного приглушить ее боль и ее горе. Он положил ее на кровать, расправил одеяло, погасил лампу на столике. Он даже не знал ее имени. Она тихо рыдала и через несколько минут уснула. Его тоже одолело нечто вроде дремоты, и он на несколько мгновений забылся. Разбудили его негромкие звуки в темноте, какой-то скрип, дыхание. Они были не одни. Манекенщица не шевелилась, ее лицо казалось бледным, словно у мертвой. В комнате был кто-то еще, шум слышался возле двери. Постепенно глаза его привыкли к полумраку, и он смог различить два силуэта, склонившиеся над столом, где лежала его аппаратура. Кто они, чего хотят? Он слегка шевельнулся, и непрошеные гости выпрямились. Один из них осторожно подошел, подсвечивая себе фонариком на телефоне. Почувствовав свет на лице, он притворился спящим. Они снова, перешептываясь, принялись рыться в его вещах. Паника, охватившая его, когда он увидел, что они взяли «лейку» – единственный предмет, который был ему по-настоящему дорог, – вскоре уступила место настоящей ярости. Какого черта эти типы берут его самые ценные вещи? Он что, молча будет на все это смотреть? Вор засунул камеру под свитер. Теперь Линден мог различить, что это были мужчина и женщина. Они стали спорить, что делать дальше: мужчина собирался сразу уходить, а женщина указывала на смартфон возле кровати, где спала манекенщица. Мужчина пытался ее удержать, но она настаивала. Она и отправилась за телефоном, низко пригнувшись к полу, извиваясь, как змея. Когда ее рука протянулась к телефону, Линден, сидящий в кресле, резко выбросил вперед ноги, навалился на нее, изо всех сил сдавив коленями бока, не обращая внимания на ее крики, затем накинулся на мужчину, вцепился ему в волосы, не давая убежать. От ярости силы его, казалось, удесятерились. Одной рукой он схватил свою «лейку», второй ударил мужчину в лицо, и незнакомец со стоном упал на колени.
Внезапно Линден проснулся и рывком уселся на кровати. Неистово билось сердце, во рту опять пересохло. Сон был таким ярким и реальным, что он никак не мог освободиться от него, словно завяз в какой-то тягучей трясине и не мог оттуда выбраться. Дрожащей рукой он схватил бутылку и, опрокинув ее, выпил оставшуюся воду. Сердце постепенно успокаивалось. Он встал, чтобы проверить, на месте ли его «лейка». Какой странный и страшный сон. Натянув джинсы и свитер, Линден взял свой айпад и спустился вниз. Почти четыре часа утра. В гостинице никого не было, но в холле горел свет. Наверное, здесь есть ночной портье? Он позвал, но никто не ответил. Подойдя к двери, Линден сквозь пелену дождя смотрел на улицу Деламбр. В этот ранний час на ней не было ни единого прохожего. Он удобно устроился на диване, послал сообщение Саше, попросив его позвонить как можно быстрее. Саша был на собрании. Нет, сейчас ему говорить неудобно. Может, позже? Саша спросил: «Почему ты не спишь в такое время?» В ответ Линден отослал длинное письмо, в котором описал свой ужасный сон. А еще та сцена с Тильей. Его бедные родители. И Сена все поднимается. Дождь. Ему так не хватает Саши. И Калифорнии. На душе было неспокойно. В своей почте он нашел письмо от Тильи, которое не мог прочитать раньше, ведь в его комнате не было вай-фая. Она писала ему, что просит прощения за вчерашнюю сцену. Ей надо как-то учиться сдерживаться. Да, у нее скверный характер. Как хорошо, что дочь здесь,
