по столику: — Она выросла в этом доме, и все вокруг знали, что они с папой созданы друг для друга. Они встречались, а потом у них случилась небольшая размолвка, и тут налетела Кэтрин Коул… — Лоис подняла руки; вода в стакане колыхнулась. — И папа на ней женился. Но когда Кэтрин меня бросила — и его тоже, — Мэрилин не задумываясь вернулась. Она приходила каждый день, с самого начала, а когда мне было два года, они поженились. Подозреваю, медлили они ради приличия. И конечно, нужно было дождаться развода.
Лоис замолчала. Она поставила стакан с водой на столик, сложила руки на коленях и уставилась на свои ладони. Мне даже не верилось, что все это происходит на самом деле. Тут у меня в сумочке запищал телефон, это пришло сообщение, и я придавила его локтем, что было очень глупо. Слева от меня стоял снимок в рамке — недавний, крупнее остальных, — снимок юноши на церемонии вручения дипломов.
Лоис снова слегка улыбнулась, и я снова не поняла, приветливая это улыбка или нет. На ее вытянутые ноги упала полоска солнечного света.
И тут она сказала:
— Ваша свекровь представляла вас словами: «Это Люси, она из бедной семьи». Но известно ли вам, какой была ее семья?
Мне пришлось несколько раз прокрутить услышанное в голове.
— Постойте, — сказала я. — Откуда… Откуда вы знаете? Про мою свекровь, что она так обо мне говорила?
— Вы сами об этом написали.
— Я написала?
— В книге, в своих мемуарах. — Лоис указала на стеллаж по правую руку от меня. Затем подошла к нему и достала с полки мои мемуары — издание в твердой обложке, — и, проследив за ней взглядом, я увидела, что у нее там собраны все мои книги; я была потрясена. — Так известно ли вам, — повторила Лоис, — какой была семья Кэтрин Коул?
Она снова села в кресло; книгу она сперва положила на подлокотник, а затем на столик, где стоял стакан.
— Не совсем, — сказала я.
— Ну что ж, — сказала она с этой своей улыбкой. — Семья Кэтрин Коул была не просто бедной. Они были отребьем.
Это слово было для меня как пощечина. Это слово всегда для меня как пощечина.
Лоис провела рукой по брючине и сказала:
— Коулы всегда были неблагополучной семьей. Непутевые, и все тут. Мать Кэтрин пила, а отец не мог продержаться ни на одной работе. Ходили слухи, что он их бил — жену с детьми, в смысле. Кто знает. Брат Кэтрин умер в тюрьме в довольно молодом возрасте, подробностей я не знаю. Но она была просто куколка, юная Кэтрин. Фотографий я, конечно, не видела, ее фотографий у нас в доме не было. Но так говорили мои родители — и мама, и папа. Что она была просто куколка. Она решила заполучить моего отца.
Лоис обвела комнату взглядом:
— Как видите, моя мать — Мэрилин Смит — не была отребьем.
— Вижу, — согласилась я.
И тогда Лоис сказала:
— А вы прокатитесь мимо того места, где росла Кэтрин, там уже много лет никто не живет, это на Дикси-роуд. — Она встала, принесла бумагу с ручкой, надела очки и написала адрес. — Надо будет свернуть с Хейнсвиллской дороги. — Она протянула мне листок, села в кресло и сняла очки. Я сказала спасибо. Усаживаясь поудобнее, она добавила: — Съездите заодно к ферме Трасков, я там выросла. Это на Дрюс-Лейк-роуд в Линнеусе, прямо на границе с Нью-Лимериком. — Она встала, забрала у меня листок, снова надела очки и что-то приписала. — Вот, держите, — сказала она, возвращая листок. — Много лет фермой управлял мой брат, а теперь его место заняли его сыновья. Там все в точности как прежде. В здешних краях ничего не меняется.
И она снова села.
Я была рада, что она села, это значило, что мне еще не пора уходить.
По моей просьбе Лоис рассказала, как ее выбрали «Мисс Картофельный цветок»; по ее словам, это было весело — «Ой, знаете, да, приятно было», — но не лучшее, что с ней случалось в жизни. Лучшим, что с ней случалось в жизни, по ее словам, была встреча с будущим мужем, он приехал в Хоултон из Преск-Айла и стал дантистом. Сама она двадцать семь лет преподавала в третьем классе, а еще они с мужем вырастили четверых детей.
— И все порядочные, — сказала она. — Все до единого. Никаких неприятностей с наркотиками, а это сейчас редкость.
— Как здорово, — сказала я.
— У вас есть внуки, Люси?
— Пока нет.
Лоис задумалась:
— Нет? Тогда вы не знаете, какая это радость. Большей радости не найти. Просто не найти.
Самую малость ее слова пришлись мне не по душе.
— У одного из моих внуков аутизм, и это нелегко, скажу я вам.
— Ой, сочувствую. — Я правда ей сочувствовала.
— Ага. Это нелегко, но у его родителей все схвачено. Ну, насколько это возможно.
— Сочувствую, — снова сказала я.
— Да ничего. Он у нас зайчик. Кроме него, у меня еще семь внуков и внучек, и все они замечательные. Просто замечательные. — Она указала на снимок выпускника в рамке: — Это старший. Окончил Университет Мэна в прошлом году.
— Какой молодец, — сказала я, и у меня в сумке снова запищал телефон.
— Знаете, — продолжала Лоис, — у меня в жизни почти не было сожалений. И это удивительно, потому что я смотрю на окружающих, и они жалеют о многом, ну или должны бы жалеть, но — повторюсь — я чувствую, что прожила очень хорошую жизнь.
Возле кресла, ближе к стене, я заметила стопку женских журналов. Как я уже говорила, комната была немного захламлена, но там было уютно и, не считая темного подтека на обоях, вполне себе чисто.
Лоис задумчиво уставилась в дальний угол:
— Но кое о чем я все-таки жалею… Наверное, это главное мое упущение. — Она снова посмотрела на меня: — Когда та женщина — Кэтрин — пришла меня искать, мне стоило быть с ней повежливей.
— Постойте, — сказала я. — Секундочку. — Я подалась вперед: — Она вас искала? Кэтрин вас искала?
Лоис явно была удивлена:
— Да. Я думала, вы в курсе.
— Нет. — Я откинулась на спинку дивана и тихо повторила: — Нет, мы понятия не имели, что она вас искала.
— О да. Это было летом…
Лоис назвала год, и я сразу поняла, что речь идет о том лете, когда я девять недель провела в больнице, и, пока я там лежала, от Кэтрин почти не было вестей.
— А вышло это вот как. — Лоис скрестила ноги на пуфике. — Кэтрин наняла частного детектива. Интернета тогда не было, поэтому она наняла частного детектива, и он меня нашел — меня несложно было найти — и дал ей этот адрес, и она пришла в этот самый дом и сидела на том самом месте, где сейчас сидите вы.
— Поверить не могу, — сказала я. — Извините, но это просто невероятно.
— О да, и пришла в будний день, когда мой муж был в клинике, а дети работали у дяди на ферме — в те времена все дети так делали, все они летом работали на ферме, — а у меня, как вы понимаете, был отпуск во время школьных каникул, и вот раздается звонок в дверь, а у нас никто никогда не звонит в дверь… — Лоис махнула в сторону входной двери, и я оглянулась. — И я открыла, и на крыльце стояла она…
— Вы узнали ее?
— Как вам сказать… — Лоис задумчиво на меня посмотрела. — В каком-то смысле да. Сразу. Но я тут же подумала: «Это невозможно». — Лоис слегка покачала головой. — И вот она говорит: «Ты знаешь, кто я?» А я ей: «Понятия не имею», а она мне — так и сказала, — она мне: «Я твоя мать, Кэтрин Коул».
Лоис выставила вперед ладони.
— И мне захотелось ответить: «Никакая вы мне не мать», но я не стала. Я лишь сказала холодно: «Проходите, Кэтрин Коул». — Лоис перевела на меня взгляд и кивнула. — Я холодно ее встретила, очень холодно. Моих родителей тогда уже не было в живых, они умерли
