— 36 моих миллионов разделить на три равные части и отдать на нужды народа.
То говорил Гаврила Гаврилович, которого знали все, и в его распоряжениях слышались последние отзвуки его делячества, его симпатий, антипатий, всей его жизни, — теперь, за 5 дней до смерти, заговорил другой человек, которого не знал никто.
Новый человек!
Заговорил в первый раз.
Из ветхого, умирающего брюзги-Плюшкина выглянул живой человек и радостно и с любовью улыбнулся людям.
Словно дивную скрипку вынули из старого безобразного футляра. И прозвучала на ней чудная мелодия.
50 лет он прожил вдали от людей и за 5 дней до смерти сделался всем родной и близкий. Он почувствовал родными, близкими и дорогими всех, а не только окружающих.
— Люблю вас! — на прощанье сказал он людям.
И в этой любви родилась высокая справедливость: он отдавал другим всё, что заработано другими.
Всю жизнь деньги владели им, и за 5 дней до смерти он овладел деньгами. Кумир превратился в инструмент. И, как художник-творец, он ударил по этому инструменту и извлёк из него мощный, необыкновенной красоты аккорд.
Как это странно.
Какая-то оперетка, кончившаяся звуками Бетховена!
А ведь этот «новый» человек, которого никто не знал, жил всегда в этом старом, ветхом человеке, которого знали все.
Доказательство — духовное завещание.
12 миллионов — на устройство женских гимназий по образцу существующей в г. Орлове, Вятской губ.
Гимназия гор. Орлова — совершенно особая гимназия. Она выстроена крестьянами и существует для крестьянских девушек.
Там нет ни форменных «коричневых кашемировых» платьев ни «обязательных» чёрных передников. Нет классных дам, следящих за манерами.
Туда из окрестных сёл крестьяне свозят в телегах и на розвальнях своих дочерей. Ученицы являются в гимназию в зипунах. Сидят в классе в посконных платьях. Кормятся крестьянской едой, которую привезли из дома.
Часть из них пойдут на высшие курсы и крестьянками, знающими деревенский быт, вернутся помогать и служить деревне. Часть — пойдут в сельские учительницы и будут учить своих. Большинство просто образованными девушками вернутся домой, повыйдут замуж, внесут свет в тёмную крестьянскую жизнь, вырастят будущее, уже просвещённое, не такое, как теперь, поколение.
Об этой гимназии писали в газетах. Солодовников, следовательно, читал, интересовался, думал, пришёл к убеждению, что народу надо привить настоящее, серьёзное просвещение, а не одно только «начальное».
Ведь миллионов, и так скопленных миллионов на ветер не бросают. Значит, он думал, много думал, — и не об одних только купонах.
12 миллионов передать в ведение земств для устройства профессиональных школ.
Именно, — в ведение земств.
Следовательно, он сравнивал деятельность земств с деятельностью других ведомств, следил за нею, интересовался, принимал к сердцу, — жил жизнью настоящего гражданина.
Если деятельность земств возбуждала в нём такое доверие, если крестьянская гимназия в городе Орлове радовала его, как новое откровение, — если одни факты общественной жизни его привлекали его к себе, значит, другие факты его огорчали, печалили, заставляли страдать в душе.
Он волновался же, значит, гражданскими интересами, жил гражданской жизнью.
Но жил в душе, глубоко затаившись и молча.
Все думали, что он ходит по пассажу, думая:
«Как бы накинуть ещё на нанимателя тысченку?»
А он думал ещё:
«Как бы на эти деньги улучшить положение их несчастных приказчиков».
И вероятно, много и долго думал и взвешивал этот человек, знавший цену деньгам, прежде чем пришёл к решению:
— 12 миллионов — на постройку дешёвых квартир для бедных, чтоб стоимость квадратной сажени не превышала трёх рублей в год. Преимущество же в найме этих квартир дать бывшим приказчикам Солодовниковского пассажа.
Так под маской глубокого равнодушия ко всему, что не деньги, глубокой безучастности ко всему, что не «я», жил, таился, думал об общественных делах, молча радовался, молча печалился человек, гражданин.
Как видно из этого много и долго обдумывавшегося завещания, он был совсем не тем, чем казался.
И потому Г. Г. Солодовников мне кажется удивительно типичным русским явлением.
Он — как капля, взятая из моря. Она — той же воды, что и всё море.
Что такое современный русский человек?
Не определяется ли он так:
— Совсем не то, что кажется.
Вы полагаете, он думает то, что он говорит? Чувствует так, как он поступает?
Как часто вы попадаете впросак: и тогда, когда зовёте другого «ваше превосходительство», думая, что этим совсем его ублаготворили, — и тогда, когда другой, согнувшись, как туго натянутый лук, пускает в ваше сердце льстивое:
— Ваше превосходительство!
Что в действительности думает современный русский человек? Никогда вам не узнать этого ни по его словам ни по его поступкам.
Покойный Солодовников пожертвовал что-то на мраморную лестницу для московской консерватории.
Пожертвование на консерваторию — пожертвование «на виду».
Директор московской консерватории, взысканный богами, его превосходительство г. Сафонов, известен в музыке тем, что он умеет извлекать удивительные аккорды из московских купцов.
— Лестницу для нового здания консерватории надо? Сейчас аккорд на купцах, — и пожалуйте — лестница! Орган нужен? Лёгкая фуга на миллионерах, — и орган!
— Ваше превосходительство, Гаврила Гаврилович! Для консерватории-с! Пожертвование для консерватории на виду-с! Поощрение возможно-с!
— На консерваторию-с? Извольте, ваше превосходительство, на консерваторию-с!
И, вероятно, взысканный богами его превосходительство, г. Сафонов, думал в это время, что взял Гаврила Гавриловича целиком. Быть может, даже в душе умилялся или удивлялся:
— Чего русскому человеку нужно?! Ничего русскому человеку не нужно! Как-нибудь попасть «на вид», — и больше ему ничего не надо!
И смотрел, вероятно, на его превосходительство Гаврилу Гавриловича свысока.
А Гаврила Гаврилыч, может быть, в это время думал:
«Нет, вот 12 миллиончиков на женские гимназии для крестьянок махнут. Вот это дело. Чтобы просвещенье-то в корень самый, да настоящее, народу привить! Вот это будет дело!»
И, быть может, тоже свысока смотрел в эту минуту на его превосходительство г. Сафонова, говорившего о мраморной лестнице для московской консерватории.
— Что же за загадка русский человек?
Один раскольник как-то говорил мне:
— Так-с избёночка небольшая, дрянненькая-с. На бок её покосило. Мохом заросла. И в окна не разглядишь, что в ей деется. Потому стёкла ветром повыбиты и, взаместо стекла, оконницы пузырём затянуты. А внутре живой человек сидит. Сидит и носа не показывает. Потому на дворе сиверко. Он и сидит себе, притаился. А жив! А есть живой человек!
Да простит мне тень Г. Г. Солодовникова, что, рисуя портрет, я не утаил тёмных красок.
Но в этом контрасте света и теней и весь интерес всего странного явления.
Среди старых легенд встречаются такие рассказы. Жил-жил, человек, полный слабостей, грешником. С волками жил, по-волчьи выл, — и ещё, как сильный и могучий, громче других выл. А в конце концов вдруг сразу, как богатырь, стряхнул с себя старого, слабого грешника и праведником унёсся в небеса.
Так и Г. Г. Солодовников.
Великим грешником в глазах общественного мнения жил он много-много лет.
И великим общественным праведником унёсся с земли в вечность.
М. В. Лентовский рассказывал давно, что, смеясь, он часто говорил Г. Г. Солодовникову:
— Ну, куда ты свои миллионы, старик, денешь? Делать с ними что будешь?
— А вот умру, — Москва узнает, кто такой был Гаврила ГавриловичІ — отвечал Солодовников.
Как умеет, однако, русский человек терпеливо и долго таить в себе живого человека…
Известный композитор М. М. Ипполитов-Иванов, как нам сообщают, работает в настоящее время над новым произведением, — симфонией героической и в то же время весьма патетической.
«Отречение Василия Ильича Сафонова». По другим слухам, симфония будет называться иначе. Просто:
«Отречение Василия Грозного».
Работа, — как всегда композиторами, держится в секрете. Но лица, которым удалось видеть партитуру симфонии, отзываются о ней с большой похвалой.
Симфония очень оригинальна.
Она начинается унисоном духовных инструментов. Слышатся тихие звуки. Духовые варианты. Это должно изображать ворчание профессоров.
Время от времени раздаётся слабый писк флейты. Прижали то того, то другого преподавателя.
Временами раздаётся довольно отчаянный вопль кларнета. Словно кому-то наступили на хвост.
Раздастся и замрёт.
Сначала ворчанье духовых идёт под сурдинку. Затем разрастается всё шире и шире. Становится громче и смелей.
