тот день, а он в кожаной куртке и ботинках. У меня ощущение, что он хотел уйти незамеченным, но в то же время и нет. Не знаю, как объяснить. Здесь для меня как будто белое пятно. Я все думаю, а что, если смерть просто застала его на пляже? Что, если он не собирался умирать вот так и именно там. Может, он просто ехал мимо, в другой город, к каким-то людям, а смерть, она просто застала его. Ведь он выписался из гостиницы именно в тот день, когда и умер.
– Предчувствовал свою смерть?
– Не знаю, такое возможно? Я сомневаюсь.
– Слушай, а ты что, правда жила в его номере? Совсем одна, – вальяжно растянул он последние слова.
– Ну да, – пожала плечами Сьюзан.
– На фига?
– Была причина.
– Как называется человек, который не считает денег? Восемь букв.
– Я не транжира! Хотя можешь думать, как тебе удобно.
– Не обижайся, я же тебя не осуждаю. Сколько, кстати, там ночь сейчас стоит? Ну, на случай, если я забегу туда с какой-нибудь красоткой.
– Сорок евро, – отрезала Сьюзан и, сделав глоток остывшего чая, чуть не поперхнулась. – Сорок евро! – почти вскрикнула она.
– Да, я услышал, – недоверчиво посмотрел на нее Даг.
– Даг, как ты не понимаешь. Сорок евро – это та сумма, которую нашли у Питера Бергманна.
– И чего?
– А того! Он платил наличными, помнишь? При заселении он заплатил деньгами, а не карточкой. И у него оставалось еще сорок евро. Они были найдены в кармане его брюк. Что, если он планировал остаться еще на одну ночь, но по какой-то причине съехал раньше? Почему он съехал раньше, Даг?
– Да ты реально чокнутая, – технический продюсер покрутил пальцем у виска. – Откуда мне знать?
– Я должна выяснить это. Который сейчас час?
– Два пятнадцать.
– Ирвину уже поздно звонить.
– Зачем тебе Ирвин, когда рядом я. Пойдем, посидим, выпьем чая или еще чего-то покрепче.
– Нет, не могу. Мне надо домой. Киллиан там один. К тому же я должна хорошенько подумать, что делать дальше с работой. Кажется, они не шутили насчет отстранения.
– Жаль, могли бы посидеть, поболтать. Только ты и я. Станция пуста, если ты не заметила, – но увидев ее усталый взгляд, осекся. – Ясно, ясно. Сын один, ты одна. Вы нужны друг другу, что непонятного.
– Могу я задать тебе еще один вопрос, Даг? В тот день, ну, когда ты приходил ко мне, чтобы подстричь газон. Помнишь, ты заходил в дом, чтобы помыть руки? Ты, случайно, не выбрасывал ничего?
– Чего?
– Ну, может, на полу лежало что-то, и ты решил, что это мусор, и выкинул? Я кое-что потеряла и не могу найти. Это очень важно для меня.
– Не, ничего не находил.
– Ясно, – удрученно проговорила Сьюзан.
– Ну бывай.
И он вышел из радиорубки, насвистывая какую-то мелодию.
* * *
Сьюзан рулила на парковке у церкви Святой Анны, пытаясь тянуть время и настроиться на предстоящее мероприятие. Один круг вокруг белой постройки с башней, второй. Стрелка часов на ее верхушке неумолимо приближалась к одиннадцати. Еще немного, и Сьюзан окончательно опоздает. Не лучшее начало заседания по поводу опеки над сыном.
Наконец, она выбрала самое дальнее парковочное место, чтобы выгадать еще несколько минут, пока будет шагать до здания городского суда – викторианского особняка в готическом стиле. Церемониальное место, вызывавшее восторг гостей города и вселявшее в нее сейчас такой ужас.
Она вошла в центральные двери и остановилась посреди просторного холла с белыми мраморными полами. Ее окутал дух возрожденной старины. Всего год назад закончилась реставрация – зданию, построенному в 70-х годах XIX века, вернули его первоначальный облик. Колонны и белые арочные анфилады с заостренной верхушкой возвышались в два этажа, перекрывая доступ солнечным лучам, словно оставляя гостью на дне глухого колодца, в котором свет виден, лишь если задрать голову. Если обратиться к Богу.
Сьюзан покрутила головой, пытаясь найти нужный кабинет, и наугад пошла вперед в сумрак лестницы, убегающей под каменные балкончики, узоры на которых напоминали четырехлистники. «Пошла на удачу», – нервно ухмыльнулась она себе, поднимаясь на второй этаж, миновала кабинеты сотрудников, пока наконец не нашла нужный ей зал судебных заседаний по семейному праву.
Она настроилась на длительный позорный судебный процесс, но ее опасения не оправдались: все прошло довольно быстро. Едва дослушав содержание дела, показания инспектора и доводы Сьюзан, которые, как бы она ни старалась, прозвучали как оправдание, окружной судья, широкоплечий, больше похожий на боксера, чем на должностное лицо, ударил молотком и вынес окончательный вердикт. Полтора месяца домашнего заключения для Киллиана. Надзор за исполнением возлагается на представителя власти, сержанта Дэли. И на этом все.
После заседания Сьюзан чувствовала воодушевление, словно нашла горшочек с золотом на конце радуги, а в голове звенела, как пригоршня ценных монет, мысль: она не ужасная мать. Не безответственная трудоголичка, которой наплевать на доверенного ей ребенка. Она мать мальчика, которому нужна помощь. Киллиан оступился и нуждается в твердой руке взрослого. С этим она точно справится. Главное, чтобы сын знал: за свои поступки нужно нести ответственность, а с зависимостями – бороться. А уж она постарается убедить его, что путь исправления кому-то важен. Он, наконец, должен осознать, что больше не один, что за ним стоит его семья, которая не бросит в трудную минуту.
Телефон булькнул сигналом, когда она уже садилась в машину. Сьюзан открыла мессенджер и увидела сообщение от Ирвина: «Как все прошло? Не смог прийти, работа». «Дали полтора месяца домашнего ареста. Тебя назначили ответственным», – набила она в ответ. «Хорошо. Смотри, что мы нашли», – прилетело следующее послание, и Сьюзан открыла видео: Ирвин снял на телефон кусок записи с камер видеонаблюдения.
Сердце ухнуло вниз, когда она увидела Питера Бергманна, входящего в здание. Она не сразу поняла, что это городской почтамт Слайго. «Он зачем-то ходил на почту», – поразилась Сьюзан и впилась глазами в изображение уже знакомой фигуры – все те же сутулые плечи, словно под грузом невыносимой печали, на которые наброшена кожаная куртка, отрешенный взгляд, медленные движения. Седая голова, узкое лицо, на руке часы, в руках – снова пакет.
Дальше – запись с внутренней камеры. Бергманн остановился спиной к стеклянным дверям, лицом к залу, по которому ходят случайные посетители почтамта. Похоже, это утро, освещение очень сочное, контрастное, на плиточном полу плещутся яркие блики солнечный лучей. Утренняя суета, которой он не поддается, оставаясь медлительным, погруженным в собственные мысли и ритм шагов, из которых не хочется выныривать на поверхность, возвращаться в реальность. «Словно он не принадлежит этому месту», – подумала Сьюзан.
Он прошел к стойке у кафетерия и сделал заказ, почти не поднимая головы, едва глядя на продавца. Сел за столик, за которым уже сидел случайный мужчина, читающий газету. Питеру Бергманну принесли его заказ – сэндвич и
