вспомнил.
– Ты куда? – Мишка метнулся мне наперерез.
– Пойду… Пусть сама мне в лицо скажет.
– Не надо… – Он схватил меня за руку, вот дурачина-то, меня, который «МАЗ» из кювета вытаскивал! Не в одиночку, но все-таки. И чтоб какой-то дохляк меня остановил? – Я тебя не пущу, – лепетал Мишка. – Ну хоть один не ходи. Я с тобой… На всякий случай.
На какой еще всякий случай? Впрочем, мне было все равно.
Не помню, как одевался, как мы вышли из дома, как шагали. Нет, как шагали, немного помню – ледяная крупа секла лицо. Еще подумал, что в Братске ветра посильнее.
Вахтерша в общежитии сидела незнакомая. И сама за Тосей не пошла, послала кого-то из пробегавших мимо девчонок. Если бы пошла, я, наверное, помчался бы следом, перепрыгивая через ступеньки, обогнал бы и… Но она как будто удержала меня на месте сухим и жестким взглядом. Кажется, Мишка тоже на меня поглядывал опасливо. Но я смотрел только на лестницу…
Тося почему-то не стала спускаться до самого низа, не стала подходить к нам. Остановилась на несколько ступенек выше затертого резинового коврика, такого же, как у самой входной двери. Очень бледная, в вязаной кофточке поверх клетчатого платьица. Я не помнил ни этого платья, ни этой кофточки. И косички, всегда задорно торчавшие (точно как у героини «Девчат», она, кстати, на мою Тосю немного похожа была, это уж я после заметил, когда фильм увидел), уныло лежали на плечах. А Тося стягивала потуже полы кофточки, словно мерзла. И глядела на нас с Мишкой так, словно ее втолкнули в клетку с голодными тиграми.
Мишка вдруг схватил меня за локоть. Обеими руками схватил, словно удерживая. И я вдруг понял: это ж он ее от меня защитить собрался! Он что, считает, что я с кулаками полезу? На девушку?
Но ужас в Тосиных глазах плескался неподдельный.
Я поглядел на нее еще немного, не больше минуты, хотя мне показалось, что мы уже вечность так стоим друг против друга. Развернулся и ушел, хлопнув дверью. Хотя уж дверь-то точно ни в чем не была виновата. Колокольцев, должно быть, остался Тосю успокаивать, а я, не помня себя, опять метался по улицам. И как-то снова оказался возле ее общежития. Уже совсем темного, только в двух окнах мерцал слабый свет, там, должно быть, кто-то готовился к семинару или… Или. Дверь, конечно, была уже заперта. Да я и не пытался постучать. Постоял немного и отправился домой. Дверь ни в чем не была виновата. И Тося – тоже. Она ведь ничего, если разобраться, мне не обещала. Сам все выдумал, а теперь сам на весь мир обиделся.
Но обиделся крепко. Уехал в Братск на следующий же день. Мама плакала, а я что-то сочинял про срочный вызов, про производственную необходимость, сам не знаю, что плел. Сил оставаться в Москве не было. И надобности – тоже…
Виделся, значит. Ровно один раз. Черт! Черт, черт, черт! И в тетрадке еще много написано, едва за половину перевалил. И голова разболелась. Погода меняется или это дедова боль из-под серой обложки его зацепила?
Но зачем же дед так просил найти эту Тосю? Ведь она предательница. Или нет? Жизнь разные кульбиты выворачивает.
Почти машинально он набрал еще раз «колокольцевский» номер и почти испугался, когда в трубке раздалось:
– Слушаю.
– Слушаю.
– Добрый вечер, – послышался из трубки мужской голос. – Могу я поговорить с Михаилом Колокольцевым?
– Думаю, вы ошиблись номером, – сухо ответила Олеся.
– Извините, это… – собеседник продиктовал цифры.
– Да, но…
– Извините, если номер правильный, адрес… – теперь он назвал улицу, номер дома и квартиры.
Вот тут Олеся рассердилась. Совсем эти телефонные мошенники офонарели! Личные сведения ему, понимаешь, подтверди!
– Может, вам еще пин-код от моей карты назвать? Или только ключ от квартиры, где деньги лежат?
– Классику любите? – засмеялся мошенник. – Простите меня за настырность, я разыскиваю Михаила Колокольцева. Ищу сугубо частным порядком. Это друг моего дедушки, но дед сейчас болен и… В общем, все, что у меня есть – это открытки от Михаила с этим адресом. То есть он проживал или, на что я надеюсь, проживает в этой квартире…
– Не проживал и не проживает, – резко оборвала его Олеся. – И не звоните сюда больше, – она отключилась, чуть не фыркая от возмущения. Хотя вряд ли мошенник стал бы рассказывать историю про больного дедушку.
– Леся, кто там? – В коридор выглянула бабушка.
– Номером ошиблись, – Олеся пожала плечами. – Колокольцева ему подавай! Жил, говорит, тут. Какой еще Колокольцев, если ты тут уже… сколько? Лет сорок живешь?
– Больше, – Таисия Николаевна кивнула. – Колокольцев тут раньше жил, до меня еще. Вроде уехал из Москвы, не помню уже. Интересно, кому теперь понадобился?
– Говорит, друг его дедушки, а дедушка болен.
– Вот как… – бабушка покачала головой. – И днем звонил кто-то, я не успела подойти.
На мгновение Олесе стало почти стыдно. За что она человеку нагрубила? Если бы телефон был поновее, может, номер определился бы, а так – увы. Впрочем, бабушка ведь тоже ничего про неуловимого Колокольцева не знает, так что пусть этот заботливый внук своими силами обходится.
И тут телефон зазвонил снова. На этот раз, для разнообразия, подал голос ее собственный мобильный. Карина, разумеется, кто ж ей еще может звонить?
– Помнишь, я на тебя наехала – хватит в углу сидеть, жить надо?
– В который раз? – не без сарказма уточнила Олеся. Манера подруги набрасываться сразу начинала понемногу раздражать. Почему бы не потратить пять секунд на поздороваться и еще пять на спросить, удобно ли Олесе разговаривать. Вот правда, вдруг она занята? Но если Карине приспичило, все остальные должны следовать за ней.
– Ой, да в любой! – тараторила та. – В последний, я тогда вообще не в себе была, полных гадостей наговорила. Ну прости, прости, прости! Мне это дико казалось: все ж закончилось, а ты все куксишься, как будто жизнь тоже закончилась. Тебе ж не восемьдесят лет!
– Карин, что ты от меня еще хочешь?
– Да не от тебя! Я извиниться хочу!
– Ты? Извиниться? – Олеся, не глядя, плюхнулась на диван, едва не промахнувшись мимо. Карина?! Извиниться?!
– Вот да, – буркнула та. – Я просто не понимала, понимаешь?
– Не очень.
– Ну что ты не просто так киснешь. И не гордишься этим, и не строишь из себя страдающую принцессу. В смысле… ой, я не знаю, как свои мысли объяснить, но… Понимаешь, все люди разные.
– Новость, заслуживающая нобелевки.
– А ты
