несчастным, увидев чужие рубцы.
– Но мне нравится их показывать, – возразил Николас.
– Тоже нехорошо. – сказала Августа. – Негоже хвастаться побоями, будто призами.
– В прошлом году на осенней ярмарке я получил приз за своего пони, – сквозь рубашку, которую он натягивал на себя, сказал Николас.
– А я, – гордо сказал Эрнест, – получил приз за то, что выпил порцию касторки.
– А что бы ты получил, если бы отказался ее пить? – спросила Августа.
Эрнест обиделся на этот вопрос, вскочил на ноги и отошел подальше. Вернулся он, жуя буковые желуди. Августа решительно отобрала их у него.
– Скверный мальчишка, – сказала она. – Эти желуди несъедобны, пока не ударят морозы.
– И даже тогда, – вставил Николас, – у него от них заболит живот, и он полночи будет плакать, не давая мне заснуть.
Эрнест повернулся к ним спиной.
– Я пошел домой, – сказал он. – Время ужинать.
Старшие дети следили, как его маленькая фигурка удалялась по тропинке, по сторонам которой росли тонкие березки. Он дважды обернулся, а во второй раз даже помахал рукой.
– Недолго он был несчастным, – заметил Николас.
– Проголодался, – пояснила Августа. – Это многое меняет.
– Полагаю, – сказал Николас, – что мистер Синклер больше не проголодается. По крайней мере, если знает, что его повесят.
– Жаль… жаль, что нет мистера Мадигана. – Голос Августы немного дрожал.
– Почему жаль?
– Ну, не знаю, просто он умеет подшучивать над серьезным. И становится легче. – Она подняла со лба тяжелые волосы и глубоко вздохнула. – Хорошо быть маленьким, как Эрнест, – добавила она. – Он может быть несчастным и немного погодя стать опять счастливым.
– Если бы ему задали трепку, как мне, – сказал Николас, – он бы ревел весь день.
– Просто он болезненный. – При этих словах она кротко сложила руки. – Мы должны об этом помнить.
– И все же он о себе высокого мнения, – сказал Николас, – и бывает жутко насмешливым. Например, когда ехидно говорит «черт возьми!».
– А вот это как раз следует прекратить. – Она осуждающе посмотрела вслед маленькой фигурке, постепенно исчезающей среди листвы.
Но не прошло и нескольких минут, как он припустил обратно.
– Я один боюсь идти, – выдохнул он. – Все время думаю про мистера Синклера. Как считаете, его уже подвесили?
– Правильно будет повесили, – заметила Августа.
– Я знаю, – согласился он. – Как думаете, его уже подвесили? – повторил Эрнест.
– Ты неисправим, – сдалась Августа, вставая и беря его за руку. – Я пойду с тобой. Что ты там ешь?
– Ягоды гаультерии. Там дальше густые заросли, как будто кусты ежевики.
Августа поскорее отняла у него ягоды.
– Застегни воротничок, – повернувшись к Николасу, сказала она. – Кто-то идет.
– Это Гай Лэси, – ответил Николас. – Он служит в Королевском флоте, а сейчас дома, в отпуске. Правда, он здорово выглядит в форме?
Стройный и симпатичный молодой офицер уже кричал им.
– Эй, вы! Помните меня?
Они хором промычали, что помнят. Дети немного смущались, а он вел себя сдержанно, как человек, умудренный жизненным опытом.
– А вы подросли! – воскликнул он. – Я бы вас ни за что не узнал.
Он положил ладонь Эрнесту на голову.
– Вот этот был тогда совершенной крохой.
– Нас теперь четверо, – сказал Николас. – Еще малыш… Филипп.
– Малыш, да?
– Ну, он уже ходит.
– Слышал, у вас гости из Каролины. Я бы не прочь с ними познакомиться. Мы в Королевском флоте явно симпатизируем Югу. Я вот слышал, что Франция хочет руку к этому приложить. Конечно, без помощи французов Вашингтону не удалось бы сделать то, что они сделали. Но все это, наверное, тарабарщина для вас, молодняка.
– Мы много чего слышали, – гордо заметил Николас.
– Вам повезло, – продолжал Гай Лэси, – живете в чудесном месте. – Он окинул взглядом подернутое дымкой голубое небо, плавно гнущиеся под тяжестью листвы лесные деревья и просветы между ветками, где, перекликаясь веселым чириканьем, порхали птицы, а шустрые рыжие белки и бурундуки бесстрашно и с любопытством смотрели на молодежь.
– Да, вам повезло, – продолжал Гай Лэси, – что живете здесь. У вас тут рай земной, и ты, Гасси, похожа на романтичную Еву. Ничего, что я назвал тебя Гасси, как раньше?
– Да, конечно, – пробормотала она, вспыхнув от смущения.
– Мы, мальчики, – подхватил Николас, – будем Каин и Авель. Я, Каин, сейчас убью вот этого парня. – Обхватив Эрнеста, он повалил его на землю, и они оба лежали там и смеялись.
– Гасси, – сказал Гай Лэси, – у тебя в волосах репей запутался. Вот здесь, видишь? Можно, я его вытащу? – С неустрашимостью матроса он взял длинную черную прядь и аккуратно вытащил колючку. – Какие шелковистые волосы! – воскликнул он и, улыбнувшись, посмотрел ей прямо в глаза.
Августа от смущения повернулась к братьям, которые уже поднялись на ноги, правда, заплаканное лицо Николаса все еще хранило следы наказания.
– Вы, молодняк, – обращаясь к мальчикам, сказал Гай Лэси, – идите в Королевский флот. Жизнь там что надо. – Чуть поклонившись Августе, он пошел прочь.
– Королевский флот, черт возьми, – сказал Эрнест.
Неторопливым шагом Августа следом за братьями двинулась к дому. Длинная прядь волос, из которой Гай Лэси вытащил репей, лежала у нее на плече. Она приподняла волосы и с удивлением посмотрела на них. Казалось, прядь уже ей не принадлежит. Гасси робко приложила ее к губам и поцеловала.
Все трое не торопясь вошли в притихший дом. Августа тотчас помчалась наверх – посмотреть, все ли в порядке с голубем. Она полюбила его с первой минуты, но сейчас по какой-то неизвестной ей причине она любила его еще больше.
Николас задержался в прихожей, покорно ожидая встречи с отцом. Эрнест заметил, что дверь в комнатушку за прихожей была закрыта. Это было необычно, и он тут же тихонько побежал выяснять, что и как, открыл дверь и заглянул внутрь. Синди, Аннабелль и Джерри неподвижно лежали на полу. Он захлопнул дверь и с визгом побежал назад.
– Темнокожие мертвы, – кричал он. – Все до одного! Умерли от горя!
На крики из своей комнаты вышла Аделина. Увидев мать, Эрнест стремглав бросился к ней в объятия. Она взяла его на руки, он прижался к ней и, продолжая кричать, обвил ее ногами, напитываясь материнским теплом.
Следующие несколько дней после новости о поимке Кертиса Синклера федеральными силами в «Джалне» была напряженная обстановка. Никто из живущих в доме не оставался равнодушным. Впервые с тех пор, как дом был построен, Филипп боялся идти домой, проводя больше времени в полях и на конюшнях. Он посетил несколько осенних ярмарок, куда брал с собой Николаса и Эрнеста. Аделина радовалась тому, что они не мешались под ногами, потому что была раздражительна и понимала, что одному человеку не под силу
