голос.
Фёдор потянулся к соседней полке и замер. Но не от страха, от удивления и злости. Там стояли книги Каргополова: этот его дебильный роман «Чудень», шестисотстраничное «Море мертвой воды» и еще один, незнакомый, под названием «Старик и мальчик». Тоже кирпич.
«Это что такое еще?! Бабушка Биби, вы под старость в маразм впали?!»
«Старик и мальчик» вылетел в окно, «Чудень» стукнулся о подоконник и срикошетил обратно. Фёдор расшвырял остальные книги. Его книг на полке не нашлось. Вспомнились слова бывшей жены: «Федя, твой потолок – стать неизвестным писателем. Лучше бы занялся бизнесом. Знаешь, сколько можно заработать на биотуалетах?»
Он вдруг забыл, зачем сюда пришел, зачем вообще приехал в Петербург, и думал только о провонявших мочой и едкой химией пластиковых кабинках. Голос вернул его обратно, будто вытащил за волосы из сортирной ямы.
– Посмотри на меня.
Фёдор посмотрел. А на него со стены за книжной полкой взглянул барельеф лица. По виду обычное, каменное, покрытое известью, но живое, вросшее в стену лицо. Брови его шевельнулись, губы приоткрылись. И только глаза напоминали вареные яйца.
– Здравствуй! – сказало лицо.
Фёдор промчался по коридору, будто за ним гналась стая оголодавших волков, подхватил ботинки и выбежал из квартиры.
Ноги сами принесли его в рюмочную. Продолжая держать ботинки в руке, Фёдор заказал сто пятьдесят водки.
– А это зачем? – Раздатчица кивнула на ботинки. – Если хотите этим расплатиться, то лучше сразу на выход.
– Это же не штаны, – нервно ответил Фёдор и достал бумажник. – Деньги есть.
Расплатившись, взял водку, сел за столик и натянул ботинки на сырые носки. В рюмочной, кроме него, был только один посетитель. У окна сидел пьяный усатый мужик лет пятидесяти в униформе работника «Спецтранса». Он вздыхал и время от времени бормотал себе под нос:
– Эх, тары-бары-растабары, едри твою в дышло.
Фёдор выпил залпом и поставил стакан кверху дном. Спустя пару минут пришло неприятное, тошнотное опьянение. Никакого тепла в груди, легкости в движениях и нежности к окружающему миру не было и в помине. Возникло лишь ощущение, что на загривок положили гирю.
Фёдор позвонил Карцеву. Тот не ответил.
«Нажрался там, скотина!»
Кстати…
Он взял еще сто пятьдесят, вернулся за столик и начал сочинять сообщение: «Жень, привет! Слушай, у тебя там в дальней комнате, на стене, обнаружилась какая-то каменная харя, но она живая. Она со мной говорила».
Карцев ответил ему прямо в голове: «Федь, привет! Ты допился! Сиди на месте, я вызываю скорую психиатрическую».
– Если что, на закуску бутерброды есть, – сказала раздатчица.
– Спасибо, – ответил Фёдор и торопливо выпил водку.
И что теперь делать? Позвонить больше некому. И пойти некуда. Снять гостиницу? Бросить все и сбежать домой? Там его никто не ждет. Осталась одна Инна, которая ненавидит его за то, что любит. Но любит ли еще?
Гиря на загривке стала тяжелее.
В рюмочную вошла симпатичная блондинка лет тридцати в длинном светлом плаще. Пройдя по залу, села вдруг напротив Фёдора, подперла кулачком подбородок, тронула пустые стаканчики.
– По сотке? – спросил он.
– Вы – гений! – ответила она.
Фёдор принес. Она выпила, оттопырив изящный мизинец. Фёдор вспомнил нескольких женщин, которые так же оттопыривали мизинец, когда делали ему минет.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Анжела. А вас?
Он хотел соврать, но не понял, зачем это нужно.
– Фёдор. Не уходите, пожалуйста.
– Да я пока не собираюсь.
– Хотите бутерброд?
– Я еще пожить хочу.
– Зачем тогда пьете?
– А вы?
Фёдор пожал плечами и ответил:
– Тот трюм был русским кабаком. И я склонился над стаканом, чтоб, не страдая ни о ком, себя сгубить в угаре пьяном.
– Неплохо. Даже хорошо, – сказала Анжела, глядя в одну точку. – Вы поэт?
– От настроения зависит, – сказал Фёдор.
– Возьмете еще выпить?
Он купил бутылку, которую раздатчица перелила в мутный графин. «Может, она – мое спасение?» – подумал Фёдор. Не про водку, а про Анжелу. Но, в общем, и про водку тоже. Вернувшись за столик, он разлил в стаканчики.
– Интересная фигня, – сказала Анжела. – Пьешь и думаешь: как хорошо пить. А не пьешь и тоже думаешь: как хорошо не пить. Когда не пьешь, хочешь выпить. Когда пьешь, хочешь бросить.
– Эпохальный парадокс, – сказал Фёдор. – Можно у вас переночевать?
– Я-то не против. Но я у парня живу. Он вряд ли согласится.
Кто-то зашел в рюмочную. Анжела вяло оглянулась:
– А вот и он. Легок на помине. Долго жить будет. Богатым будет. Что там еще принято говорить?
Ее парнем оказался Попцов. И Фёдор даже не удивился очередной встрече со старым знакомым.
– Зиночка, вот ты где, – сказал Попцов, садясь.
Он кивнул Фёдору так, будто бы они тут встречались каждый божий день.
– Я же просила называть меня Анжела, – ответила та сквозь зубы. – Я, нахуй блядь, зачем паспорт поменяла?
Она стукнула кулачком по столу.
– Извини, – ухмыльнулся Попцов. И повернулся к Фёдору: – А я вам пишу, пишу, вы не отвечаете.
– Что пишете? – спросил Фёдор.
– Ой, а можно угоститься?
– Пейте, конечно.
Попцов воспользовался одним из пустых стаканчиков. Налил больше половины и выпил в два глотка. Поднялся, сходил к раздаче и вернулся с тарелкой, на которой лежали три бутерброда с рыбой.
– Прошу тебя, Максим, не рискуй.
– Не волнуйся, Анжелочка. Во мне столько всего побывало. И жив, как видишь.
Он спокойно слопал бутерброд.
– Так вот, Фёдор Андреевич, писал я вам по поводу Ивана Сергеевича, конечно.
– А, дуэль, – ответил Фёдор, наливая себе. – Ну я готов, конечно же. Будем биться.
– Погодите. Каргополов хочет с вами встретиться и поговорить. Выяснить, в чем ваши претензии к нему.
Фёдор хотел ответить, что претензии такие: Каргополов – бездарь, пошляк, выскочка и кретин. Но стало лень. И он просто молча выпил.
– Так что? – спросил Попцов.
– Давайте встречаться. Только вряд ли вашему Ивану Сергеевичу это понравится.
– Отлично! Когда?
– Да хоть сейчас. Пусть сюда идет.
– Он в Комарово. Но на днях вернется.
– Роман там, что ли, новый пишет?
– Новый роман уже написал. А сейчас пишет совсем новый. В отличие от вас.
Попцов хохотнул и тронул Анжелу за локоть. Она уже спала, положив голову на руки.
– Я тоже пишу, – сказал Фёдор. – Вы обосретесь все.
– Было бы здорово. Лучше от романа, чем от этих бутербродов. Зина-то права была. Вкус у этой рыбы… Не знаю даже, с чем сравнить. Помню, лет восемь назад я одной алкашке отлизывал на Ярославском вокзале…
– Что? – подняла голову Анжела.
– Анжелочка, как ты себя чувствуешь?
– Не очень что-то. Тошнит. Спать хочется.
– Сейчас домой пойдем. Или такси вызвать?
