Он ушел. На столе валялись всякие бумаги. Славушка принялся читать. Не думал он, что все будет так просто. Сунул в карман копии приказов. На глаза попалась рапортичка на довольствие. Он принялся ее перепечатывать. Если кто придет, скажет, переписывает для практики первый попавшийся текст.
Астров вернулся, на минуту заглянул Гарбуза, придирчиво посмотрел на писаря.
- Никуда не уходи, - приказал Гарбуза. - Здесь и ночуй, поручик небось не придет до утра. - Пальцем указал на мальчика. - А этот чего здесь?
- Подполковник сказал поучить на машинке, - объяснил Астров.
- Машинку ломать, - недовольно сказал Гарбуза и угрюмо поглядел на Славушку. - Шел бы ты спать.
Он ждал, когда мальчик уйдет, Славушке пришлось уйти к себе за перегородку.
- Что у тебя общего с этими людьми? - упрекнула сына Вера Васильевна. Подальше будь от политики...
- Ах, мамочка, - возразил Славушка. - Тут ни при чем политика. Почему бы и не поговорить? А в друзья я ни к кому не лезу.
- Какие еще друзья? Они через два дня уйдут...
Славушка сел на подоконник.
- Куда это? - встревожилась Вера Васильевна.
- Выхожу один я на дорогу...
- Я тебя серьезно спрашиваю.
- Поброжу немного.
- Ты точно не от мира сего, вокруг война...
Славушка спрыгнул в палисадник. Перелез через забор. Прислушался. Мерный шум несся точно из-под земли. То корова пережевывала свою жвачку в хлеву у Волковых. Сквозь стену слышался чей-то шепот. Или это казалось ему?
Мертвенный зеленовато-молочный свет заливал площадь. Исполком высился черной глыбой, окна посверкивали серебряным блеском, да поодаль белело здание бывшей питейной лавки.
У лавки стоял караул, деникинцы хранили в ней реквизированные продукты. Двое солдат сидели на ступеньках низенького крылечка, ружья лежали перед ними прямо на земле, они курили. Цигарки вспыхивали красными точками, и гуще становилась возле солдат тьма.
"Побежать?.. Обязательно остановят!"
Его окликнули:
- Кто там?
- Я, - сказал Славушка.
- А кто ты?
- А у нас штаб стоит, - нашелся Славушка.
Один из солдат узнал его.
- Этот тот пацан, что ходил с подполковником.
Славушка сделал несколько шагов, его не остановили. Он пошел по дорожке к почте, нигде никого, но едва вступил на аллею, как навстречу попалась Сонечка Тархова, она не узнала Славушку или сделала вид, что не узнала, и пропала, показалась какая-то парочка и скрылась в кустах, мелькнул еще кто-то, вот тебе и война, ушли красные, пришли белые, а парочки гуляют и при тех, и при других, ночной променад в аллее не прекращается.
Черт с ними, с этими парочками! Славушка сворачивает к реке. Как хрустят ветки! Не следует обнаруживать свое присутствие, хотя подумать могут только, что он подражает взрослым парням.
На реке темно, хоть луна и выглядывает из-за облаков. Перебегает запруду. Вот и лужайка...
Пиить-пить-пить! Пиить-пить-пить! Свисти, свисти, все равно никого... Пить-пить... Ой!
- Почему так поздно? Я уж хотел уходить.
- Откуда вы, Степан Кузьмич? Я ведь просто так пошел, на всякий случай, не думал вас найти...
- Как не думал? Я велел Терешкину передать, чтоб ты как-нибудь вырвался.
- Даже не видел его.
- Что у вас?
Славушка докладывает - штаб, Шишмарев, отдает взятые приказы.
- Молодец, - хвалит Быстров. - Завтра сюда опять, только пораньше, под вечер, меньше подозрений.
- А увидят?
- Ну и пусть, пошел гулять. - Быстров крепко, по-мужски, пожимает ему руку. - А теперь спать, спать, беги!
23
За стенкой спорят...
- Можно?
- Входи, входи...
На мальчика не обращают внимания. Астров сидит у машинки. Ряжский у телефона. Филодендрон задвинут в угол, загораживает киот. Шишмарев стоит у стола, а на столе, на краешке стола, сидит еще один офицер. Они-то и спорят.
Славушка довольно скоро разбирается в предмете спора. Тот, что на столе, настаивает собрать волостной сход, выбрать волостного старшину. Армия уйдет вперед, надо восстановить старые институты. Деникин, как известно, несет свободу и демократию, пороть будем потом, поэтому никого не надо назначать, пусть мужики сами выберут себе начальство, мы не позволим выбрать кого не надо, не надо откладывать выборы.
А подполковник возражает:
- Ротмистр, нам не до выборов... - Ага, значит, тот, что на столе, ротмистр. - Поверьте, Кияшко, армию не следует отвлекать гражданскими делами. Да и кто гарантирует, Илья Ильич, что не выберут большевика?
Значит, тот, что на столе, ротмистр Кияшко Илья Ильич. Но... если он ротмистр, почему он сидит перед подполковником?
И как он хохочет, этот Кияшко, как самоуверенно и нагло. Кто же ты такой, Кияшко, если можешь хохотать прямо в лицо подполковнику?
- Мы выберем большевика?! Да я все уже здесь знаю, знаю, кто и чем дышит, у здешнего попа восемь дочерей, так я знаю, какая с кем... закончить фразу он не успел.
- Ротмистр, вы забываетесь! - Кияшко моментально соскакивает со стола. Шишмарев не орет, шипит: - За стеной женщина, дети. Я попрошу...
- Извините, господин подполковник!
- Можете быть свободны, господин ротмистр.
- А вот свободным быть не могу, выборы придется провести, я собрал кое-какие данные, политический настрой населения вполне удовлетворительный, выберут того, кого им укажут, к завтрему подготовим кандидатуру, я прошу вас не игнорировать политические задачи движения, не заставляйте меня звонить генералу Жиженко.
Шишмарев смотрит на Кияшко, как на скорпиона. Почему скорпиона? Так кажется Славушке.
- Черт с вами, ротмистр. Созывайте сход. Но мне там делать нечего.
Кияшко смеется еще веселее:
- И мне. Сход проведет само население...
Они уходят. Шишмарев делает какие-то знаки Ряжскому - мол, я скоро вернусь, - ему, должно быть, не хочется уходить, но хочется увести Кияшко.
- Кто это? - спрашивает мальчик Астрова.
- Недремлющее око, - фальцетом произносит Ряжский.
- А генерал Жиженко?
- Контрразведка, - на этот раз обычным своим голосом бросает Ряжский. И вообще, мальчик, об этих людях лучше не говорить.
- А чем он командует? - Славушка кивает в сторону двери, давая понять, что вопрос относится к Кияшко.
- Гм... - Ряжский не сразу находится. - Мыслями. И при этом не своими. Твоими, моими, вот его...
Астров мотает головой, желая показать, что у него нет мыслей.
Славушка задумывается - будет сход или не будет, об этом следует передать Быстрову.
Он все время толчется поблизости от штаба, там идет своя жизнь, о войне, кажется, никто не помышляет, - сапоги, лошади, машинное масло, хлеб, хлеб, бинты и спирт, гвозди, зачем-то мел, кто-то требует мела, - зачем армии мел? - рапорты, ведомости, реестры, вот что в обиходе действующей армии.
К обеду является Терешкин:
- Виктор Владимирович просит всех, кто в драматическом кружке, собраться после обеда в Нардоме.
Неужели он собирается угощать деникинцев спектаклем?
В Нардоме оживленно, весь кружок в сборе, сестры Тарховы, почтмейстерша, Терешкин, все переростки и недоростки, но особенно оживлен Андриевский, он в сером люстриновом пиджачке и лимонных фланелевых брюках, снует туда-сюда, поднимает у всех настроение.
- Юному санкюлоту, - приветствует он Славушку.
Славушка подозрительно осматривается, - никаких Кияшко, вообще никаких посторонних, в конце концов необязательно скучать даже при деникинцах.
- Па-а-прашу на сцену.
Андриевский за режиссерским столиком.
- Га-а-спада... - Все-таки "гаспада", а не "товарищи", впрочем, он всегда избегал этого слова. - Командование армии обратилось к местной интеллигенции с просьбой помочь провести выборы волостного старшины...
Все-таки не послушался Быстрова!
- Завтра здесь соберутся земледельцы со всей волости, надо провести собрание поимпозантнее, прошу не уронить себя...
С какой бы охотой Славушка "уронил" Андриевского!
- Мы украсим зал. Речь, очевидно, придется произнести мне. Затем спектакль...
- А выборы?
- То есть выборы, а затем спектакль.
Прямо с репетиции Славушка отправляется на облюбованную лужайку, докладывает Быстрову о предстоящих выборах.
- Отлично, - говорит тот. - Ключи от Нардома при тебе? Давай их сюда. И никаких самостоятельных действий.
Вечером Кияшко сидел у полевого телефона, звонил по батальонам, приказывал пошевелить мужичков, поторопить с утра...
Он все интересовался, кто в Успенском самый авторитетный человек, выходило - Иван Фомич Никитин.
- О! - сказал Андриевский. - Мужик и дослужился до статского советника.
Кияшко сам отправился в школу.
- Чем могу служить?
- Пардон... - Статский советник вызывал антипатию. - Обращаюсь к вам от имени русской добровольческой армии. Не могли бы вы выступить завтра с речью?
- У меня ларингит, - сказал статский советник. - И, кроме того, я решительный сторонник отделения школы от государства.
- Как? - удивился Кияшко.
- Школы от государства, - повторил Иван Фомич. - И вообще я за олигархию.
