- Да куда я их двоих с хотулями в кабину посажу? - возмутился водитель:. - Сейчас автобус пойдет. Пусть на нем едут.
- Залезайте, хлопцы. Остановят - скажешь, я разрешил, - лениво приказал служивый. Ему нравилось показывать свою власть.
Шофер ругался и говорил, что ни в какую Москву он не едет
- А нам, батя, хоть куда - только б под дождем не стоять. Ты же не с "Икаруса" московского, посреди дороги людей не высадишь, правда?
В кабине ьыло сухо, тепло, дворники смывали воду, водитель постепенно успокоился и стал рассказывать, как в маленьком городе за Окой к нему в машину попытались запрыгнуть на ходу двое шалопаев.
- Вроде вас шляются, не пойми кто. Я остановился. Выхожу из машины: мать честная, а весь борт у меня в крови. Ну все, думаю, хана, сдаваться надо. Самого дрожь бьет. Мент машину обошел, посмотрел на меня и говорит: ну дыхни! Я дыхнул, он так разочарованно: "Не пьяный". Это, говорит, арбузный сок... Вы чего бороды-то отрастили? Думаете, умнее будете казаться?
- Мы, дядя, в поиске, - сказал Норвегов меланхолично.
- В розыске? - Шофер скосил на него ясные голубые глаза.
Руки у шофера были толстые, жилистые, а из-под сиденья торчала монтировка.
Ночевали мы в городке строителей возле Спас-Клепиков. Дальнобойщик накормил нас консервами, положил спать в вагончике, а утром довез до Рязани и дал денег на дорогу домой. Норвегов тотчас же потащил меня в привокзальный ресторан, и в Москву мы поехали зайцем и на рогах.
Последствия нашего путешествия были нехороши. Мне объявили в лаборатории строгий выговор и отправили на месяц на овощную базу в Солнцево. А Норвегова из его экскурсионного бюро выгнали. Он слонялся без работы, а потом исчез, и долгое время я ничего о нем не слышал.
Опять настало лето. Жара в квартире была невыносимая. Каждый час я залезал под холодный душ, потом, не вытираясь, ходил по комнате и пил воду. Однажды в сумерках мне в дверь позвонили. Я открыл как был, в трусах, и увидел Леночку Северинову.
- Не ждешь? - спросила она строго.
Я пожал плечами:
- За холодильником пришла? Бери, он мне не нужен.
- Не ври, он у тебя не работает.
- Ты откуда знаешь?
- Он уже сто лет не работает. Мы не знали, куда его девать.
- А зачем же тогда, ты его...
- Да надо было куда-то оттащить.
Она стояла и никуда не уходила. Лицо у нее было такое же красивое, только глаза погрустнели, и я чувствовал, как заколыхнулось у меня сердце.
- Ну и развел ты грязи! Тащи ведро с водой и тряпку.
На следующий день Леночка пошла в "Лейпциг" и купила желтые занавески.
- Шторы в квартире, как туфли на ноге женщины - это половина дела, объявила мне она весело.
А через месяц поздним вечером заявился хозяин квартиры. Был он выпимши.
- Все, парень, жилплощадь я больше не сдаю, - объявил Гена мрачно.
- Ты бы хоть заранее предупредил, что придешь, - сказал я, и все заныло у меня внутри.
- С чужого коня среди грязи вон, - ответил он и потопал на кухню. - Меня моя баба тоже не предупредила, что хахеля в дом приведет.
Я был уверен, что Леночка этого не переживет и снова исчезнет из моей жизни, но она спокойно сняла шторы и поехала со мной на Курский вокзал. Мы успели вскочить в последнюю захаровскую электричку. "Сто тридцать третий километр" оказался "Тридцать третьим", и ехать до него было меньше часа.
Мы долго ходили по ночному поселку и искали норвеговский дом. Ночь была ветреная, Леночка озябла, но, должно быть, прошедший год, о котором мы не обмолвились ни словом, дался ей не легче, чем мне, и она заметно присмирела и не говорила мне больше о моей никчемности. Застекленная терраса светилась на краю мрачного поселка так же, как светилось одинокое окно слепой старухи на верхнем этаже.
С террасы на нас безо всякого смущения глядела краля с "Беговой". И глаза у нее действительно были совсем другие, чем в прошлый раз.
- В жизни всегда есть место для подвига, - сказал Норвегов, доставая с подоконника большую бутыль самодельного вина из черноплодки. - А я, брат, съезжаю.
- Куда?
- Разводимся мы c ней, - сказал он, показывая на кралю. - А потом женимся.
Мы выпили вина, разожгли в саду костер и стали рассказывать двум девушкам про шофера-дальнобойщика и разбитый арбуз, про попугая на Оке и слепую старуху, они смеялись, охали, но верить нам не хотели. Ночь была ясная, звездная, где-то лаяли собаки, падали в саду яблоки, и было слышно, как далеко гудит электричка.
