Олег Блоцкий - Стрекозел

Стрекозов долго молчал, смотрел на молодые, почти детские безусые лица, а затем сказал, как отрезал:

- То, что мы семерых потеряли, - это наша вина, и в первую очередь моя. Конечно, на войне все может быть, от смерти никто не застрахован. Но погибаете вы по дурости и неумению. Ни черта вы не можете и не знаете. Настоящий солдат не тот, кто погибает, а тот, кто убивает первым. Много ума не надо, чтобы испортить себе дубленку. Гораздо труднее продырявить ее другому. Вот этому и будем учиться. Для того чтобы матери ваши не носили черных платков, а девчонки не спали с другими парнями. Предупреждаю сразу будет очень тяжело. Кто не желает учиться, тот пусть подыхает. Но в другой роте. Кто не желает? Выйти из строя!

Взвод не шелохнулся, и уже на следующий день началась самая настоящая боевая подготовка.

3. БЕГ

- Только успеть! Успеть! Успеть! - повторял беспрестанно Стрекозов, и шаг его непроизвольно становился длиннее.

Взводный размашисто бежал, и горькие мысли царапали мозг. "Эх, Демеев, Демеев! Понадеялся на себя! Решил сам караван взять. Орден хотел в одиночку заработать? Так есть он у тебя! И медаль. Дурак ты! Зачем? Кому это надо? Что сейчас там происходит? Что?"

Взвод бежал по пересохшему зигзагообразному руслу. Небольшие, обкатанные и вылизанные добела водой за множество лет камни казались теперь огромными валунами.

Стрекозов то и дело оборачивался. Он видел солдат с искаженными лицами и коротко, на выдохе, выкрикивал: "Быстрее! Шире шаг!" Голос его походил на остервенелый лай охотничьего пса, загнавшего добычу на дерево.

Взвод старался не выпустить из виду командира, но безнадежно. Солдаты спотыкались, падали на землю, ударяясь о камни, вскакивали и, отхаркиваясь серой слизью, устремлялись вперед.

Хрипящая, сопящая, жадно всасывающая липкий горячий воздух человеческая цепочка все больше растягивалась, грозя разомкнуться окончательно.

Лица были багровыми, оружие гремело, кроссовки срывались с блестящих острых акульих зубов, которыми во множестве ощерилось русло.

Гонка продолжалась, и никто не мог сказать, сколько продлится этот сумасшедший бег.

Солдаты переставляли ноги уже полубессознательно. Машинально перескакивая с камня на камень и удерживая из последних сил оружие, которое выбивало на теле синяки размером с кулак, они кляли себя последними словами и давали зарок бросить курить, как только вернутся в бригаду.

- Выдержать темп! Выдержать! - тосковал Стрекозов, выхватывая глазами не спрессованную, напружиненную людскую цепочку, а малочисленные группки, расстояние между которыми увеличивалась прямо на глазах.

Лейтенант видел, что Локтионов, который должен был идти сразу за ним, далеко позади и черный штырь антенны все сильнее раскачивается, клонясь к земле.

- Вперед, вперед, вперед! Муха! Вперед! - кричал Стрекозов, с усилием замедляя бег и подталкивая пробегающих солдат в спины.

Протопал согбенный Клеткин, забросивший пулемет на плечи, как коромысло. Вслед за Иваном семенил Гена Сироткин, у которого автомат висел поперек груди. Сироткин кинул на него обессиленно руки. Из распахнутого Гениного рта слюна летела фонтаном.

Присвистывая, словно губами ухватил детскую пищалку, проскочил мимо лейтенант Абрамцев с лицом полыхающим и бордовым, как обложка комсомольского билета. Казалось, если рухнет солдат в сухую, полегшую от солнца траву, то вспыхнет она от его жара мгновенно.

Семижильный и неутомимый Мухамадиев, стерегущий колонну сзади, вырвался из ее нутра и приблизился к Стрекозову.

- Веди, Муха! - приказал тот и бросился к Локтионову.

Побелевший радист, бессмысленно уставившись в одну точку выпученными глазами, брел вперед, раскачиваясь, как полоумный.

Взводный подлетел к Локтионову и стал срывать рацию с его плеч.

- Не на...до, - едва зашелестел солдат. - Не на... до, тов ... лей... дой... ду... - голос его захлебывался, прерываясь, и, казалось, выбивался из живота.

Локтионов цеплялся за брезентовые ремни и старался не выпустить рацию из своих рук.

- К такой ... матери, - с силой дернул на себя металлический ящик Стрекозов.

Радист, потеряв равновесие, упал, а лейтенант, не оглядываясь, побежал вперед.

"Локтя заменить придется - выдыхается", - подумал взводный, нимало не заботясь о том, что после такой перестановки дружки могут просто-напросто "зачмонить" солдата, превратив в батальонного изгоя.

Стрекозов на секунду обрывал шаг возле каждого бегущего и уже не приказывал, а умолял: "Давай, давай! Очень прошу!"

Мокрые, словно были они под дождем, дошедшие до последней степени напряжения всех своих сил, побледневшие, с заострившимися чертами лица солдаты не в состоянии были даже повернуть голову в сторону лейтенанта. Они только скашивали глаза, и судорога схватывала лица все сильнее.

Стрекозов настиг Мухамадиева. Тот настойчиво тянул за собой взвод, как магнит, выхватывающий гвоздики из-под дивана.

- Что, Муха?

- Нет стрельбы! Нет!

Стрекозов прислушался: позвякивало оружие, тяжелые, клокочущие вдохи и выдохи, катящиеся камни. Сухого механического треска не было.

У взводного дернулась щека.

Мухамадиев бежал рядом со Стрекозовым, стараясь заглянуть ему в глаза.

- Нет там духов. Не может быть. Кишлак маленький. Банда маленькая. Кишлак в долине. Вокруг поля. Им подойти нельзя. Не будут они нападать! Не будут. Их мало. Нас много!

- Заткнись, Муха! Замкни колонну!

- Э, командир. Демеева не знаете. Не воевали с ним, - выдохнул напоследок таджик, отставая от взводного.

"Знаю, морда черная, хороший парень Сашка Демеев. А духов этих, стариков, кончить надо было. Жаль, не успели. Я понимаю - они нас отвлекали, пока роту расстреливали", - злая мысль плясала в голове Стрекозова.

Взвод одолел русло и побежал по огромному маковому полю, дорожкой разрывая его на две неравные части. Тяжелый запах растений сбивал дыхание. Казалось, что это и не поле вовсе, а гигантский котел, где настаивается мутное сатанинское зелье. Лепестки цветов стаями пестрых беспокойных бабочек разлетались в стороны. Толстые стебли опутывали ноги, валили ниц.

Прямо перед взводом, километрах в трех, у края поля серо-зеленым наростом прилепился кишлак. В полуденном мареве грозно перекатывались яростно дрожащие стены дувалов. Яркая зелень казалась влитой в небо, которое то и дело подергивал черный занавес дыма, текущий из недр кишлака.

- Взво-о-од! К бою!

Стрекозов перешел на шаг и поднял руку. Гигантский веер раскидывался за его спиной. Солдаты разбегались в две стороны. Веер не выдержал напряжения и лопнул. В итоге образовалась прямая линия.

- Ложись!

Ровная цепь вмиг словно провалилась сквозь землю. Только покачивающиеся цветы обозначали места, где спрятались солдаты.

Стрекозов лежал на сломанных, жестких стеблях, и сердце его билось так, что, казалось, разорвет сейчас грудь и вонзится в землю.

В кишлаке стояла мертвая, погребальная тишина. Взводному было слышно, как рядом громко дышат, откашливаясь и сопя, солдаты.

"Не успели! Где стрельба? Разве так быстро можно уничтожить роту? Голова Стрекозова раскалывалась от недосыпания, бега, жары и противоречивых догадок. - Что произошло? Опоздали? Почему в нас никто не стреляет? Подпускают ближе? Черт, где же Демеев?"

Мысли путались, порождали сумятицу и неразбериху.

Стрекозов включил рацию. Демеев по-прежнему молчал.

Кранты, решил взводный.

Стало нестерпимо жаль капитана, так опрометчиво вступившего в бой с душманами.

Стрекозов не был близко знаком с ротным. Но, наблюдая со стороны, разговаривая иногда с командиром соседней роты, убеждался, что Демеев простой и открытый парень. Правда, отчаянный до бесшабашности, лез всегда в самое пекло, что его и сгубило, думал Стрекозов.

И желание отомстить за Сашку, разнести этот кишлачок по кирпичику, перебить всех духов, засевших в нем, душило Стрекозова и настойчиво гнало вперед. Впрочем, пути назад в любом случае не было. Стрекозов не сомневался, что взвод, располагавшийся меж двух непокоренных кишлачков, рано или поздно будет искрошен до кровавых ошметков затаившимися духами. Так лучше идти на врага, ошеломить и смять его, уставшего от столкновения с ротой, постараться спасти ребят, которые, может, еще не все перебиты.

- Кто справа? - спросил взводный, не отрываясь от земли.

- Я, Локоть, - отозвался радист.

- Локтионов, справа?

- Клетка!

- Клеткин, справа?

- Сирота!

"Сироткин? Я тебе покажу справа, - механически отметил Стрекозов, влево обязан бежать, а не к другану пристраиваться".

Цветы закачались. Стебли раздвинулись в стороны. Показался Мухамадиев. На лице - частые жемчужинки пота.

Лейтенант развернул карту и всмотрелся в черный безобидный квадратик населенного пункта.

Сержант был прав. Стрекозову почему-то стало от этого очень неприятно. Кишлак лежал, доверчиво распахнутый во все стороны, как единственная горошинка на ладони.