Олег Блоцкий - Стрекозел

Сержант был прав. Стрекозову почему-то стало от этого очень неприятно. Кишлак лежал, доверчиво распахнутый во все стороны, как единственная горошинка на ладони.

Мухамадиев ловко и быстро, извиваясь, как змейка меж камней, скользнул на левый фланг, передавая по дороге приказание Стрекозова. На правый приказ ушел по цепочке.

- Взво-о-од, короткими перебежками! Вперед! Марш! - скомандовал Стрекозов, слегка приподнимаясь на руках.

И глядя, как выскочили с обоих флангов, точно выброшенные катапультой, два солдата и помчались зигзагами вперед, поймал себя Стрекозов на ласкающей самолюбие мысли: "Все-таки подготовка чувствуется. Это факт!"

4. БОЕВАЯ ПОДГОТОВКА

Учение оказалось тяжелым до изнеможения, до белых разводов под мышками и на спине после каждого дня занятий на полигоне, до стертых и разбитых в кровь ног, до крупных мозолей, которые лопались, как перезревшие, набухшие почки, и из них вытекала бесцветная жидкость.

Несмотря на то что все солдаты прошли учебные части, где их несколько месяцев готовили специально для Афганистана, а лишь затем посылали туда, Стрекозов видел, как слабы и беспомощны его подчиненные даже в самых простых вещах, а ведь именно они частенько спасают в бою от смерти, которая не так уж слепа, а выбирает самых незащищенных, неумелых и нерасторопных.

Большая часть взвода не умела окапываться и вообще не знала, что это такое; она не имела никакого представления о том, как правильно передвигаться по полю боя. И что совсем поразило Стрекозова: добрая половина взвода - новобранцы - вообще не умела стрелять. Командир недоумевал, как же так, людей отправляют воевать, а они не знают, что такое автомат и как с ним обращаться.

Только потом, во время перекуров на полигоне, солдаты, перестав сторониться лейтенанта, начали рассказывать Стрекозову, как на самом деле проходила их подготовка в учебках: никаких полевых занятий; вооружение почти не изучали; стреляли всего один раз, да и то наделили каждого тремя патронами. Но и это можно считать везением, потому что были и те, кто вообще ни разу не держал автомат в руках, исключая присягу, разумеется.

Узнав об этом, Стрекозов ничего не сказал. Он только сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Подготовка пошла с утроенной силой.

Стрекозов без устали гонял солдат по учебному полю, которое примыкало к горам, где на вершинах укрепились заставы, оберегающие бригаду.

Лейтенант учил правильно ходить в колонне, быстро рассыпаться в длинную грозную цепь, наступать перекатами и, дорожа каждой вмятиной на шершавой земной шкуре, использовать ее как укрытие.

Солдаты стреляли до глухоты каждый день. Патронов было немерено.

Стрекозов изменял цели, давал новые ориентиры и старался, чтобы его подчиненные могли перебрасывать огонь с одной точки на другую быстро и метко.

- Граната - вещь важная, - наставлял взводный. - Надо уметь ее бросать как можно дальше и точнее.

И солдаты бросали. Сначала камни, затем болванки без запала, ну а потом и гранаты.

Потом пришло время ножа. Лейтенант показывал, как его держать, рассказывал, как надо точно и быстро убивать, нанося удары под лопатку, в печень, сердце или перерезать горло от уха до уха.

- Жрать тоже надо уметь, - без устали повторял Стрекозов, - а пить тем более.

Он запретил солдатам есть соленые консервированные сыр и тушенку, приходящие в сухих пайках. На боевых выходах сухари вымачивались в воде, и лишь потом эта кашица поедалась.

- Сухарь язык раздирает и глотку рвет. Три дня посидите на них - потом вообще ничего жрать не сможете. А воду пить - только утром. Днем хоть подыхайте, но за фляги не хватайтесь. Зря все это. Хлестать будете без остановки, а толку - никакого.

Занятия приносили свои плоды. Очень скоро все солдаты одинаково умело обращались с гранатами, пулеметом, агээсом, не говоря уже об автоматах.

Были и рукопашные схватки. "В печень, в печень руби! - кричал Стрекозов, юлой вращаясь среди сцепившихся солдат. - Да нет так! А теперь по почкам! По кости бей. Он согнется, а ты ему правой снизу. Блокируйся, Сироткин. Пусть в плечо бьет. Туда не страшно. Так, а теперь уплывай вправо. Хорошо. И в почку ему крюка! Отлично! Молодцы, толк будет!"

Толк и в самом деле был. Когда тщедушный и застенчивый Абрамцев вырубил своего постоянного обидчика из соседнего взвода Алиева, все в столовой обалдели. Алиевские земляки, рыча, бросились к Абраму, но путь им преградили Муха с Клеткиным.

- По-честному. Один на один. Сегодня вечером. За складом.

Земляки оскалились, но условия были справедливыми. А здоровяка Алиева с кривыми мощными ногами, какие не смогли удержать его в вертикальном положении, отливали водой.

В сумерках в присутствии чуть ли не всего батальона, тайком сползшегося на такое необычное зрелище: хворостинка Абрамцев против Алиева, у которого грудная клетка движение танка может выдержать.

Абрамцев бабочкой порхал возле неуклюжего, неповоротливого Алиева. Тот старался войти в клинч, чтобы схватить лапищами Абрамцева и в ярости переломать ему хребет.

Удары Абрамцева были точными, сильными, частыми. Алиеву так и не удалось поймать наглеца. А потом и вообще случилось невиданное. Эльдар, как подстреленный слон, свалился на землю и больше не встал. А дрожащий Абрамцев стоял рядом, взмахивая рукой, и вскрикивал: "Что? Еще хочешь? А-а-а-!"

Но Алиев этого не слышал. Лужица крови стекала под его голову.

Взвод заревел и чуть ли не на руках унес своего героя в палатку.

Потом Мухамадиев с Клеткиным, прихватив три литра браги и отменную "дурь", ходили разговаривать с Эльдаром по-мужски.

Горец оказался настоящим мужиком. На следующее утро он подошел к Абрамцеву и первым подал руку.

После этого многие тайком умоляли Стрекозова взять их к себе.

Что ни говори, а поклонение и уважение к силе среди солдат существует. С каждым днем становилось для взвода яснее, что их лейтенант умеет все. И хотя строевой подготовки Стрекозов не отменил, взвод маршировал по утрам гораздо быстрее, ибо впереди его ожидали интересные занятия, смахивающие более на игру, нежели на положенные учебные часы, где первая часть - долгое, нудное чтение и зубрежка мер безопасности (обязательно под личную роспись); вторая - куцый рассказ о теории; ну а третья, самая короткая, - занятия в "поле", как правило, скомканные и бестолковые, где никто не знает, что ему делать.

Стрекозов поступал по-другому. Он разбивал взвод на две части: одна была духами, другая - шурави. Задача духов - подготовить засаду, цель шурави - не попасть в нее и первыми уничтожить духов. Такие занятия проходили без стрельбы, но все равно были очень поучительными.

Когда грязные, потные солдаты собирались вместе, Стрекозов подробно обговаривал каждый момент "боя" и не уставал повторять:

- В преферансе есть золотое правило - не считай соперника дурнее себя. Так и здесь. Сироткин, какого черта ты вел группу по тропе? Если есть возможность идти рядом - иди. Ведь тропы минируются. Нет, прешь напролом, как кабан. Мало того, что сам погибнешь, так и других за собой потянешь. Далее, когда я дал вводную: Сироткин подорвался на мине, - зачем вы всей группой, скопом, как бараны, побежали к нему? Повторяю последний раз: при подрыве к пострадавшему идет всего один человек. Остальные не стоят столбами, не глаза лупят, а залегают или прячутся за камнями. Тот - один внимательно проверяет местность на предмет наличия мин, пытается понять, нет ли засады, и только после этого оказывает первую медицинскую помощь. После чего раненого выносят с поля боя или, точнее говоря, с места подрыва. Кстати, вы знаете, как оказывается медпомощь?

Взвод прятал глаза, и Стрекозов начинал обстоятельно, медленно и спокойно объяснять новую тему.

5. В КИШЛАКЕ

Кишлак встретил взвод тишиной.

Солдаты бесшумно скользили вдоль стен, опасливо заскакивали в дома, но везде было одно и то же - пустота и разгром: сорванные с петель двери, разодранные небольшие прямоугольные подушки, выбитые стекла в крохотных оконцах, стены, покрытые, словно язвами, следами пуль, приземистые сарайчики-клетушки, оскалившиеся черными распахнутыми провалами входов, разворошенные или сожженные стожки сена в узких дворах, распахнутые деревянные сундучки. В пыль было втоптано их содержимое: фотографии, небольшие зеркальца, дешевые пластмассовые бусы, разноцветные расчески и гребни.

В одном из переулков валялся ишачок с большим, как бочка, животом. Ноги торчали в разные стороны упругими сухими жердями. Кровь натекла под него черной лужицей. Большие лиловые глаза были раскрыты.

- Не было духов. Только наши. - Мухамадиев нагнулся и всматривался в следы, которые виднелись на дороге. - Спокойно ходили, спокойно стреляли, как в тире, - прибавил он и загадочно улыбнулся.

Стрекозов и сам давно понял, что духов здесь не было. Но все увиденное по-прежнему настораживало, держало в напряжении, и палец оставался на спусковом крючке.