тетя, приходившаяся Люськиной маме родной сестрой; сестра первой жены первого маминого мужа (муж давно почил в бозе, а других родственников не имелось); и какая-то невнятная то ли племянница, то ли неизвестно кем приходящаяся родственница жены умершего маминого брата, также не имеющая за спиной никаких родственных тылов, так как жена брата умерла год назад от инсульта. Люськина мама, Надежда Петровна, довольно неожиданно, но весьма счастливо второй раз вышла замуж, причем за испанца, и умотала в солнечное Средиземноморье, оставив на Люську все это безродное старушечье хозяйство и, на всякий случай, генеральную нотариальную доверенность на совершение любых юридических действий.
К слову сказать, старушки, хоть и весьма пожилые (всем далеко за 80), были в полном уме, самостоятельны и в особой заботе не нуждались, то есть хлопот не доставляли. Сообразительная подруга смекнула, что, если в случае кончины маминой сестры, то есть Люськиной родной тетки, квартира достанется ей по закону, то в остальных случаях недвижимость уйдет в пользу государства, так как формально ее престарелые владелицы Люське никто.
Поэтому предприимчивая Люська оформила со всеми договоры ренты с пожизненным содержанием, чем по сути закрепила свое право на вожделенные квартиры, ибо они и были — цель и смысл.
В течение года старушки, одна за другой, тихо ушли из жизни, не обеспокоив Люську ни изматывающими болезнями, ни маразматическими чудачествами. Словно три бусины с прохудившейся нитки они неслышно соскользнули в иной мир, и мир тут же о них позабыл.
Квартиры, доставшиеся Люське, были очень удачны в плане расположения — все в центре города, но не очень хороши в плане текущего состояния — всем жилищам требовался ремонт. Двум — не слишком срочный, их Люська сдала студентам вуза, расположенного напротив, а одной — капитальный.
С нее-то и начался Люськин успех на риэлтерском поприще. После анализа ситуации на рынке жилья, многочисленных встреч, переговоров, нескольких перепродаж и одного обмена из «убитой» двухкомнатной «сталинки», нуждающейся в замене всего — от труб и проводки до пола и потолков, Люська оказалась владелицей новой, с дизайнерским ремонтом и бытовой техникой трешки-студии в новом районе с инфраструктурой, транспортной развязкой, торговыми центрами и зонами отдыха для детей и взрослых. Успех так окрылил Люську, что планы в отношении двух оставшихся квартир у нее были грандиозные: обзавестись посредством сделок с ними недвижимостью в Москве или Питере, какой из городов выбрать, Люська пока не определилась.
Екатерина всю эту возню с квартирами не то, чтобы не одобряла, но не совсем понимала. У Люськи имелась своя стометровая трехкомнатная квартира с давно выплаченной ипотекой, где она проживала с мужем и дочерью, а еще квартира иммигрировавшей матери, хоть и хрущевка, но в хорошем районе и с ремонтом.
— А что ты хочешь? — воинственно излагала Екатерине подруга свои доводы. — Что ты хочешь? У меня дочь подрастает, не успеешь оглянуться — институт, а там и замуж. На какие шиши все это обеспечивать? На зарплату что ли? Ой, не смешите мои тапки! Недвижимость — лучшее вложение, всегда в цене! Лишнего не бывает. Квартиру всегда в аренду сдать можно, вот тебе и доход, сиди, ничего не делай, денежки получай! Недвижку только дураки продают, — резюмировала Люська и добавляла, — дураки, да вот такие как ты — блаженные.
Это она про квартиру, доставшуюся Катерине в наследство от бабушки, которую Катя благополучно продала, а деньги отдала мужу на покупку и отделку их совместной новенькой студии со спальней и кухней-столовой в по-настоящему элитной высотке с охраной, консьержами и лифтом до самой парковки.
О продаже бабушкиной квартиры верная Люська узнала пост-фактум. Квартира продалась очень быстро, поэтому Катерина ничего не успела ей рассказать. Сосед, много лет уговаривавший Екатерину продать ему эту однушку, чтобы переселить туда тещу, с которой совместно проживал в угловом подъезде, как только узнал, что Катя, наконец, решилась на продажу, тут же выкупил жилье без всякого торга и придирок. Да еще и помог быстро оформить документы, чему Катерина несказанно радовалась — ходить по инстанциям она не любила и не умела, вечно забывала важные бумаги или являлась в неприемные часы и дни.
— Ну, хоть не продешевила и то ладно, — ворчала оказавшаяся не у дел и тем самым немного обиженная Люська. — Надеюсь, благоверному деньги-то под расписку дала? Через нотариуса?
Но Катя лишь улыбнулась своей странненькой улыбочкой, и подруга схватилась за сердце:
— Блаженная! Как есть блаженная! Ты меня до инфаркта доведешь, Катька! Господи, да что ж ты за дура-то такая! Он ведь обманет тебя, деньги возьмет — и поминай как звали. Ни квартиры тебе, ни денег. Почему мне не сказала? Уж я б тебе посоветовала!
— Не обманет, — улыбалась Катя. — Я ему верю.
Верить — таким было третье правило Екатерины. Она не пыталась ловить на лжи, сопоставлять факты и изобличать, но когда вранье выходило наружу — а это рано или поздно случалось всегда! — Катя рассуждала просто: если соврал, значит по-другому не мог. Поэтому и верила.
— Паша меня любит, зачем мне какие-то расписки, — парировала Екатерина подружке.
— Но вы официально не женаты, не зарегистрированы! — крутила пальцем у виска возмущенная Люська. — Гражданский брак — это ни о чем, никаких обязательств. Самое главное, даже если сейчас распишитесь, квартиру не поделить, она оформлена до брака. Ведь оформлена уже? Оформлена? Говори! — как заправский следователь наседала на Катерину Люська.
— Оформлена, — кривоватая улыбочка в ответ.
— Да что ж ты за простодырая такая, ты разве не понимаешь, в случае чего — ни копейки не вернешь!
— Да не будет никакого случая, Люсь! Все у нас хорошо, мы уже ремонт начали и мебель присмотрели, я уже кредит на нее взяла.
Люська со стоном опустилась на стул и прижала ладонь ко лбу, оттопырив пухлый мизинец и прикрыв глаза — она любила театральные эффекты, которые на Катерину, к слову, совершенно не действовали: театр она не уважала.
— Мебель будешь покупать, так хоть чеки сохраняй, блаженная ты моя, хоть их-то ты можешь сохранять? — не открывая глаз, командовала подруга. — Или мне, что ли, отдавай.
***
— Квартиру делить с тобой не буду, поняла? Квартира — моя! — муж пронзал Катерину взглядом — ждал реакции.
В квартире почти половина денег Катеринина, да еще мебель на ее кредите, не может же она промолчать! А оформлено все на него, так-то. Но он ведь ее и не гонит, она сама собралась куда-то. А то, что ни с чем останется — об этом наверняка не подумала.
— Ты только в суд не вздумай, не позорься!
