Его взгляд заскользил по дощечкам с названиями блюд на стене. Каждую из дощечек хозяин лапшевни расписывал кистью вручную. Как всегда, при взгляде на этот убористый почерк Сэнтаро вспоминал свою мать.
— А ведь эта бабуля, считай, ее ровесница… — невольно добавил он, вспоминая картинку из детства — низенький письменный стол и склоненную спину матери, искусно выводящей иероглифы очередного письма.
Обычно на этом видении он одергивал себя — и переключался на мысли о чем-нибудь другом. Все равно его матушки давно уже нет в живых, да и с отцом он не встречался лет десять. Но сегодня проклятые воспоминания исчезать не хотели. Перед глазами вновь и вновь проплывал образ матери, учившей его читать и писать.
— Дьявол… — вырвалось с сивушным привкусом изо рта.
Никогда не знаешь, куда жизнь заведет, вздохнул Сэнтаро. В детстве он мечтал стать писателем. А что в итоге? Когда вышел из-за решетки, мама была уже на том свете. И вот уже несколько лет он занимается тем, чего когда-то и представить себе не мог: с утра до вечера, танцуя перед грилем, жарит чертовы дораяки.
Он подлил в чашечку еще сакэ, выпил залпом до дна. Словно пытаясь растворить горечь, окутавшую язык.
Мама из детских воспоминаний… Обычно ее речь была мягкой, но терзавшие сердце страхи и беспокойство то и дело прорывались наружу. Частенько она спорила с отцом, а после очередных сражений с родственниками плакала или даже выла в голос. Эти постоянные срывы пугали маленького Сэнтаро, и он просто мечтал о том, чтобы на столе всегда было что-нибудь сладкое. Ибо настоящий покой в душе у мамы наступал, лишь когда она лакомилась лепешками мандзю [4] или какими-нибудь пирожными. Больше всего он любил минуты, когда мама с улыбкой приговаривала:
— Мм… Как вкусно, правда, Сэн?
Интересно, что бы она сказала, угости он ее цубуаном от Токуэ-сан? И какое выражение было бы на ее лице?
Но если так — может, оценили бы и другие? А ему самому это стоило бы…
— Двести иен в час? — усмехнулся он себе под нос.
Если бабуля готова работать за такие гроши, так что ж… Объявление о подработке он повесил не потому, что зашивался с работой в одиночку. Все куда проще. С жареными лепешками словом не перекинешься. Вот и захотелось, чтобы рядом на кухне находился кто-нибудь еще.
Но неужто она и впрямь согласится на двести?
Захмелевший мозг уже сам, не спросясь, произвел несложные вычисления. Платить старушке сумму, которую она сама же и предложила, — почти то же, что нанять ее без оплаты. Но за это он получит потрясающего качества цубуан, который здорово поднимет его продажи. Что позволит ему увеличить ежемесячные выплаты — и приблизит день, когда он наконец вылезет из долговой ямы!
Вот только… Рука его с чашечкой сакэ вдруг застыла в воздухе.
Как быть с ее пальцами? Что ни говори, а смотреть на них неприятно. Не распугают ли они всех его покупателей?
И тут его осенило. Так может, задействовать ее только для изготовления начинки?
— Ну конечно! — поддакнул он сам себе.
Пускай Токуэ-сан готовит на кухне бобовую пасту — и все. Может, ему удастся слямзить ее ноу-хау? А через месяц-два старушка так устанет, что уволится сама. В ее-то годы!
— А вот перед клиентом маячить не стоит! — брякнул он вслух.
Хозяин лапшевни, принимавший заказ у клиента за соседним столиком, обернулся и пристально посмотрел на него.
Спохватившись, Сэнтаро поднял чашечку.
— Еще сакэ! — потребовал он.
Глава 4
Прошло несколько дней.
Сэнтаро поднял взгляд от жаровни. Старушка в белой шляпе стояла перед сакурой и приветливо улыбалась ему.
— Добрый день! — сказал он первым.
Вместо ответа она рассмеялась — так, что он увидал ее зубы, — и, покачиваясь при каждом шаге, заковыляла к нему.
— Я смотрю, лепестки уже облетели?
— И не говорите… — согласился он, посмотрев на дерево.
— Значит, пора любоваться листвой!
— Листвой?
— О да, сейчас она в самой красе… Взгляните, вон там!..
Он проследил за ее рукой. На самой верхушке кроны уже трепетали первые листья.
— Так и машут вам зелеными ладошками!
И правда, подумал Сэнтаро. Едва распустившиеся листочки, дрожащие под легким ветром, напоминали детские ручонки. Не найдя что ответить, он хмыкнул в знак согласия — и снова посмотрел на нее.
— Токуэ-сан!
— Что?
— Ваш цубуан — настоящий деликатес!
— А-а? — оживилась старушка. — Значит, попробовали?
— Да… Ну и как? Пойдете ко мне в помощницы?
— Что-что? — Удивленно вытянув шею, Токуэ-сан уставилась на Сэнтаро.
— Согласны готовить такой цубуан для меня?
— Конечно… Так вы серьезно?
— Но только саму пасту. С клиентами общаться не нужно.
— Вот как?
Она продолжала смотреть на него не моргая. Пауза явно затягивалась. Спохватившись, он пригласил ее внутрь, за барную стойку.
Войдя в лавочку, Токуэ-сан уселась на табурет, сняла шляпу. Сквозь седину ее жиденьких волос проглядывал скальп.
— А котел поднять сможете? Он очень тяжелый!
— Когда будет нужно, поднимете вы.
— Н-ну… тоже верно! — хмыкнул он. И посмотрел на ее руки. Специально сложенные так, чтобы скрыть кривизну пальцев.
— А венчик для теста удержите?
— О да.
— Вы уж простите, но… что у вас с руками?
— Ах, это…
Она машинально стиснула кулачки. Силы в этих руках, похоже, и правда еще хватало.
— В молодости я болела. Это побочный эффект. Навредить никому не может, но некоторых пугает…
— Поэтому ваша задача — готовить начинку, и все.
— То есть… я правда могу работать?
Токуэ-сан привстала с табурета и робко улыбнулась. При этом ее левая щека осталась недвижной — так, словно за эту щеку вставили какую-то искусственную пластину. Видимо, та же напасть поразила и ее левый глаз, предположил Сэнтаро.
— Да, можете.
— И… как же
