Дедушка торжественно провел меня по внутренним покоям замка, показал все гостиные с такой высокопарностью, словно это Версаль. Я никогда не видел места величественнее. За пышными фанфарами речей, сопровождавших осмотр этого жилища, невозможно было разглядеть его реальное, скорее жалкое состояние.
Пьер Нотомб окрестил все помещения Пон-д’Уа, до последнего закутка. Имя носил даже туалет, единственный на все необъятное здание: то был Трианон. Экскурсия вскружила мне голову: какая честь для меня провести два месяца в столь царственном здании!
К нам подошла Бабушка и сказала супругу, что приехала маркиза Чего-то-там. Дедушка извинился передо мной:
– Меня ожидает маркиза.
Я увидел в окно, как он семенит навстречу разряженной даме и рассыпается перед ней мелким бесом: так голубь раздувает зоб и выписывает пируэты, пытая счастья с голубкой.
– Где твой чемодан, дорогой? – спросила Бабушка.
– Кажется, на въезде оставил.
– Давай за ним сходим.
Она отнесла мои вещи на четвертый этаж, походивший на длинный обшарпанный чердак: там была устроена общая спальня.
– Здесь ты будешь жить.
Она нашла явно ничейную кровать и положила на нее чемодан. На галерее царил неописуемый беспорядок. Некуда было ступить среди грязного тряпья и драных подушек.
Я хотел было спросить, куда можно сложить вещи, но обнаружил, что шкафов тут нет в помине.
И тут поднялся ор, которого я не забуду до конца жизни.
– Дети вернулись, – объяснила Бабушка.
Почему она бросила меня одного, из коварства? Она исчезла, предоставив мне в одиночку знакомиться с моими дядьями и тетками, на самом деле оказавшимися ордой гуннов.
Целое торнадо детей постарше обрушилось на дортуар. Мне показалось, что их ужасно много – такие они были шумные, неугомонные и полные решимости распотрошить любого гостя. Дети Нотомба, тощие, буйные, одетые в лохмотья переростки, заметили меня и ринулись ко мне, как свора собак на дичь.
Я не мог понять, кто из них мальчики, а кто девочки. Дикари с воплем схватили меня:
– У него матроска, и он упитанный!
Вдруг они меня съедят? Во мне проснулся инстинкт самосохранения.
– У меня в чемодане еда, – объявил я.
Они отшвырнули меня на пол и, налетев на мой багаж, растеребили его быстрее, чем я об этом написал.
Тот, что выглядел главарем, малый лет десяти, сгреб себе поживу:
– Печеньки, какао, шоколадные батончики, ты контрабандой промышляешь, что ли?
– Симон, раздавай, есть охота! – крикнул девчачий голос.
Началось жестокое действо. Симон швырял пакетики сообразно своим братским предпочтениям, а те, кого он решил обойти, страдали и скулили. Он оставил себе лучшие лакомства, потом дал команду жрать.
Свора набросилась на добычу. Дети, не получившие ничего, клянчили у тех, кому что-то досталось, но те оказались не сильно щедрее Симона.
Когда от съестного не осталось ни крошки, главарь обратился ко мне:
– Ты Патрик, мой племянник. Ты должен меня уважать.
– Могу я обращаться к вам на “ты”?
– Будешь задавать лишние дурацкие вопросы, морду набью.
Я притих, как мышь.
Мало-помалу я обнаружил, что орда, показавшаяся мне несметной, состояла всего из пяти человек. Почему мне почудилось, что они настолько размножились? Оттого ли, что они ни секунды не оставались на месте, или из-за особой вредоносности, отличавшей эту банду?
А главное, как получилось, что эти пятеро бандитов родились у доброй женщины и любезного мужчины, которые меня встречали?
Голод они не утолили, а потому перетряхнули всю одежду в моем чемодане, надеясь найти какое-нибудь припрятанное лакомство. Каждый предмет был извлечен на свет и обсужден:
– Белая рубашка, шелковая, и воротник кружевной! Я девочка, а у меня такой нет.
– Дарю.
– Ишь какой хитрый, мне тринадцать лет, как я в нее влезу?
Тринадцать лет! Я не верил своим ушам. Мне представлялось, что человек в таком возрасте – почти взрослый, а эта тощая девочка, похоже, вечно будет ребенком.
Слово взял Симон:
– Я сперва думал разодрать твое барахло. Но нет, такого одолжения я тебе не сделаю. Настоящий позор – это чтобы ты его носил в таком виде.
Послышался звук колокола.
– За стол! – взревела стая, бросив меня и устремившись к лестнице.
Мне понадобилась изрядная выдержка, чтобы отправиться за ними в столовую. Меня там, мягко говоря, не ждали.
Хозяин и хозяйка дома восседали в конце длинного стола. По обе стороны от них находились девушка восемнадцати лет и шестнадцатилетний юноша, обитатели высших сфер. Народ, то есть дети, занимал за столом обездоленную половину, где не было даже хлеба. Само
