напротив меня, закрыв лицо руками; его дыхание постепенно восстанавливалось. Он поднял голову и сказал:
– Знаешь, я не уверен, что тебе жаль, Оттавия. Обычно ты придаешь своим желаниям то значение, какое другие придают лишь своим потребностям.
– Я живой человек.
– Я знал, что ты это скажешь. И что ты теперь будешь делать?
– Понятия не имею. Я как будто ищу слово в словаре, но передо мной пустая страница.
– Ну конечно, – раздраженно парировал Бенш. – Потому что это совершенно дурацкая идея. Дурацких идей в словаре не печатают. Их и так все знают. То, чего никогда не нужно делать.
– Все немного сложнее, но я понимаю, о чем ты. Бросишь меня?
– А ты этого хочешь?
– Нет.
– Тогда нет.
– Почему?
– Потому что, Оттавия. Ты моя жена. Я понимал, что такое брак, когда мы с тобой давали друг другу обеты. Иногда я сомневаюсь, понимала ли ты. Лично я обещал быть с тобой до конца. Так-то.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. И наконец смущенно улыбнулись. Потом я поставила альбом Саймона и Гарфанкела, который нравился нам обоим, Бенш встал, и мы вместе подмели осколки разбитых бокалов и посуды. Мы подняли и сложили скатерть, поставили на место стол. Пошли на кухню и протерли столешницу сначала с мылом, потом с моющим средством, сложили липкие кастрюли в раковину, залили их горячей водой, мы полоскали, вытирали и убирали посуду плечом к плечу. Я развесила свои чистые, сверкающие ножи. А потом мы вернулись домой пешком, рука в руке, как раньше – и в то же время совсем по-другому. Дома мы занялись любовью в нашей постели впервые за эти пять месяцев, и в нашем пустынном доме наступил бархатный рассвет, день, в котором были только мы вдвоем. Я подумала, что сначала, возможно, любила его за то, что он был таким непохожим на меня, таким странным. Я не понимала, как он живет со мной, не знала, что важно для него и почему, но это было интересно. Я прошептала: «Я люблю тебя, Артуро», и он ответил мне: «Я знаю». Прежде чем заснуть, прижавшись к нему спиной, я впервые подумала, что, возможно, все было наоборот, он походил на меня гораздо больше, чем я думала.
На следующий день, в понедельник, ресторан был закрыт; я вымыла голову, надела черную футболку и юбку-карандаш, выбрала золотые украшения, шляпу и спокойно дошла до станции Пирамиде, чтобы сесть там на пригородный поезд и поехать в Остию, где назначил мне встречу Кассио. Положив сумку на колени, я сидела в вагоне и думала о письме Бенша, о фрагменте, где он писал про дорогу на Сардинии. «А ведь это он научил меня ускоряться на поворотах, – вспомнила я. – Может, это тоже метафора?» Выйдя из вокзала, я пошла к пляжу по пустующим вне сезона улицам приморского района. Мы часто приезжали сюда в молодости, но сейчас я не понимала, зачем он позвал меня в этот фашистский город, где набережная принадлежит богачам, а бедные рабочие, как всегда и везде, теснятся где-то на задворках. Зачем было приглашать меня сюда, если мы можем увидеться, когда захотим, в любой свободный вечер после смены? Но когда же мы виделись в последний раз? В ту ночь, когда я спала у него в погребе? Теперь мне казалось, что это было чуть ли не месяц назад. «Время летит», – думала я, когда Кассио свистнул мне с какой-то террасы. Мы обнялись при встрече, сели плечом к плечу, глядя на пристань для яхт, и наперебой заговорили о наших ресторанах, об общих знакомых, туристах, которые всегда заказывают картошку фри, – но под нашими словами скрывались другие, под словами, которые мы произносили, таились те, которые мы не говорили вслух, тогда я впервые осознала это, различая их сквозь нашу болтовню.
Оттавия
Недавно я виделся с Джио и
Кассио
Он сказал, что у тебя новый рецепт курицы каччаторе
Мы не справились
Я должен это попробовать. А еще
Мы сами не заметили, как переступили черту
Я хотел сказать тебе
Мы столько всего преодолели
Столько всего придумали, попробовали, построили
Во всех областях, которые можно себе представить
Осьминоги у Фреддо
Мы не справились только с тем, что изменило бы нас
Не первой свежести
Мы ошиблись
Только не говори никому
Мы что-то упустили
Запутались
Мы сбились с пути из-за страха и гордости
Очарованные тем, у чего не может быть конца
Ты становишься ригидным
Слова звучали постоянно
Да я просто взрослый человек
Но так и не были услышаны
Скажите, пожалуйста, какая цаца
Сообщение выходило из уст,
Но на своем пути не встречало уха,
Способного получить его,
Воспринять и учесть важные сведения,
Которые оно доносило
Даже умолять на коленях, складывая оружие,
Было бесполезно
Пойдем-ка в другое кафе.
Куда ты меня ведешь?
Особо не церемонясь,
Мы избегали и преследовали друг друга
К себе в отель. Шучу, это всего лишь
Бар, бар моего отеля. Что будешь пить?
Уверенные в преданности другого,
Что и ты. Как обычно.
В его постоянстве, в полноте нашего обладания
Его жизнью –
Нашей жизнью. Ты была моей жизнью
Ты был моим миром. И поскольку каждый из нас
Был властителем территории,
Состоящей из другого,
Мы бывали там только урывками
В общем, я скажу Джио, чтобы он написал тебе.
Мы с тобой – два человека,
Может, тебя это заинтересует
Ну тогда еще скажи мне
Которые прожили эту жизнь,
Имя девушки, которая продает раков
Так толком и не встретившись,
Только если ты дашь мне свой рецепт панакоты
Не сумев стать единым целым, мы кружили друг перед
другом,
Никогда
Метались, как насекомые, – ослепленные,
бестолковые
Что ты туда добавляешь
Мы упустили друг друга из виду
Марсалу?
Мы потерялись
Не справились
Мы ошиблись
Это все, что мы сделали
Но если и делать что-то вместе
Оттавия
Так это готовить
Кассио
Только сейчас
Оттавия
Я по-настоящему люблю тебя.
Мы допили вторую бутылку белого вина. Пора было возвращаться – мы говорили уже пять часов. Как и при встрече, я крепко обняла Кассио, долго вдыхая его запах. Он сказал, что ждет кого-то еще и останется, я не стала задавать вопросов и пошла в направлении вокзала, чтобы сесть на обратный поезд. Через несколько минут после того, как мы расстались, в моем кармане завибрировал телефон. Это был Кассио, он написал: «Мне понравилось, что ты не обернулась». Я подумала о том, как он повернулся ко мне в самый первый день, в погребе моего отца. И, улыбаясь, пошла дальше. Еще через сто метров телефон опять завибрировал. Это снова был он. Я сняла трубку и сказала: «Снова ты?» – но голос Кассио ответил мне: «Нет, Оттавия. Ты не понимаешь. Я пытаюсь тебе кое-что сказать. Послушай. Я последовал твоему совету и сдал все анализы. Но результат меня не порадовал. И поэтому я прошу тебя, продолжай идти вперед и никогда не оборачивайся по дороге из ада».
На обратном пути я долго плакала в поезде. Я размышляла, что мне нужно было предостеречь его раньше, что он прав, что не стоило слепо прощать его, не стоило уходить так, как я когда-то ушла. Я представляла его таким, каким он когда-то был: молодым и полным надежд, и пыталась понять, насколько велика
