моя ответственность за то, что сейчас происходит. Почему я до сих пор не научилась говорить обо всем открыто, вместо того чтобы прятаться за молчанием. Почему я не понимала самых очевидных, самых основных вещей. Людям нужны границы. Им нужен контроль, а не только принятие. Им нужно, чтобы за ними присматривали и все слова говорили вовремя.
Когда я вернулась домой, была уже ночь, я сняла туфли, смыла макияж и нырнула в кровать к Беншу. Не просыпаясь, он обнял меня, и я еще долго лежала в темноте с широко открытыми глазами.
На следующее утро я вышла из спальни, не разбудив его. Я спустилась в сад с топором, пилой и кувалдой и стала разрушать свою хижину. Это заняло у меня все утро. Я стерла руки до крови, на них появились мозоли, но я продолжала работать топором, прерываясь только, чтобы попить холодной воды, я продолжала складывать в кучки щепки, прутья и колоть себе пальцы. В полдень на террасе появился Бенш в кухонном фартуке. Он поставил два бокала и бутылку вина на край перил. И, довольно потирая руки, улыбаясь как ни в чем не бывало, сказал мне:
– Ну что, с хижиной покончено?
– С этой да, – ответила я, принимая бокал у него из рук. – Я решила смотреть шире.
Вчера я впервые спросила у мамы, чем она вообще занимается в одиночестве на туманных просторах Паданской равнины, и она ответила мне: «Я пишу книгу». Мой собственный рассказ тем временем подходит к концу. За последнее время мои блюда перестали рассказывать историю моего детства, моих родителей, их борьбы друг с другом; теперь они рассказывали о чем-то другом. Больше не нужно было отыгрываться, что-то исправлять, кому-то отвечать, моя кухня стала самодостаточной. Я наконец поняла, что моя резкость – только моя и ничья больше. Я потихоньку пробовала готовить для других те скромные блюда, которые обычно ела сама, в них не было работы на публику или репутацию, только я и мои собственные предпочтения. Все эти годы мне казалось, что я стою у руля, но теперь появились сомнения. Так что я возвращаюсь к себе, бросаю самой же себе спасательный круг.
Я готовлю нежный как шелк рисовый пудинг, пудинг императрицы, долго взбиваю крем, разливаю его по формочкам, а потом выкладываю на отдельную маленькую тарелку. Повинуясь интуиции, я кладу сверху ладонь и легонько нажимаю на пудинг, чтобы оставить след, как пещерная женщина. Я украшаю блюдо засахаренной бузиной и подаю прямо так, будто сообщая: «Я была здесь, это приготовила я, Оттавия, и никто другой». Я готовлю баранью ножку с сеном, утку с черешней, яйцо пашот со шпинатом, слегка хрустящим на зубах, я составляю блюда, которые напоминают мне о важных моментах или о тех, которые никогда не случились, о том, чего мне бы хотелось, но так и не удалось получить, обо всем, чего не выразишь словами. Я суечусь и не сомневаюсь, что пот отмоет, причастит меня, вернет самой себе, потому что так было всегда – но будет ли и дальше? Я кладу на тарелку семь гранатовых зернышек, как семь зернышек, которые Аид дал Персефоне, чтобы удержать ее в своем царстве. Если съесть что-то из преисподней, будешь обречен остаться там навсегда, гласят священные тексты, и люди знают классику, можете мне поверить, потому что, когда я добавила это блюдо в меню, никто ни разу его не заказал. Я оставляю его, потому что это молитва. Да и Кассио до сих пор жив. Я медленно наливаю буйволиное молоко, пахнущее полевыми травами, в мраморную тарелку – чтобы отведать этого блюда, надо наклониться и молча лакать.
Мне сорок лет. Я больше не надеюсь, что выйду целой и невредимой из чего бы то ни было. Сколько себя помню, проблема была не в том, чтобы следовать порядкам, а в том, чтобы сохранять уважение к тем, кто их устанавливает. Может быть, поэтому я склонна избегать собственных детей: мне не хочется пересекать границу между властью и ее проявлением. Завершая свой рассказ, я пытаюсь расположить слова в правильном порядке, но я не уверена, что у меня получится, потому что не очень-то знаю, верю ли я в порядок. Но точно знаю, что перенос одного кирпичика угрожает всему зданию и что в этой жизни со мной случались вещи, которые я бы не променяла ни на что на свете.
Так же, как все, я надеюсь, что меня поймут и полюбят. На прошлой неделе я увидела в автобусе надпись: «Держитесь, чтобы сохранять равновесие» – и задумалась, неужели этого достаточно, правда ли все так просто, и если правда, то каким образом я так долго могла упускать настолько важную истину. Ерунда. Я никогда не признаюсь в этом людям, которые ничего не смыслят в кулинарии, но, в сущности, они правы, когда говорят, что книгам рецептов не хватает точности. Как учила меня мама: «Никто не обещал, что все будет легко, никто не обещал, что все будет правильно». К сожалению, короткой дороги нет. В конечном итоге нам всегда приходится угадывать, решать, читать между строк, переводить, пробовать. И хотя знаю, что нужно принимать реальность такой, какая она есть, я никогда этого не делала. Свободы, от которой мы когда-то отказались, нам уже не вернут, надо обрести ее заново.
Вот и всё.
«Вещи против нас» (англ.).
парень (ит.).
Два шота, пожалуйста (англ.).
тетя (ит.).
Закуски, первые блюда, вторые блюда, десерты (ит.).
«Гроздья гнева» (The Grapes of Wrath) – знаменитый роман американского прозаика Джона Стейнбека, опубликованный в 1939 году. – Здесь и далее прим. ред.
«Немножко» (англ.).
«Qu’ils mangent de la brioche» (фр.). Долгое время ошибочно считалось, что эту, ставшую знаменитой, фразу произнесла Мария-Антуанетта, узнав, что крестьянам не хватает хлеба.
Роман Эрнеста Хемингуэя, действие которого происходит в Париже.
Жан Антельм Брийя-Саварен (1755–1826) – французский философ, кулинар, юрист, экономист, политический деятель, музыкант. Автор знаменитого трактата «Физиология вкуса».
Я вернулась (ит.).
«Как?» (англ.)
Латунь (англ.).
Ворс, катышки (ит.).
Стихотворение Пабло Неруды, перевод П. Грушко.
«Твоя песня» (англ.).
Джим Харрисон (1937–2016) – американский поэт, романист и эссеист. Перевод В. Голышева.
Отлично (ит.).
«Эразмус» – международная европейская программа студенческого обмена.
Я не буду служить (лат.).
Бог из машины (лат.), в литературе – сверхъестественное разрешение безвыходного положения.
Необъятность, беспредельность, огромность (ит.).
ломаный английский (англ.).
Постдокторантура, или постдок – временная позиция в университете или исследовательском центре, на которую могут претендовать молодые ученые, недавно получившие степень доктора наук (PhD).
