— Давайте все-таки перейдем к тому, ради чего я приехал. Саша, пожалуйста, расскажите мне все, что вас тревожит. И не волнуйтесь, думаю, мы со всем справимся!
Ободренный этим густым бархатным голосом, этой доверительной мягкой манерой и пристальным теплым взглядом ясных зеленоватых глаз, Саня начал говорить, проговорил с полчаса, всхлипнул, вскочил, отвернулся, уселся на место… и ему стало легче.
— Да… — задумался отец Валентин. — Ситуация не простая. Думаю, мы сделаем вот что… Только прежде скажите мне, Саша, вы крещенный?
— Я не знаю, — стушевался тот. — Надо у мамы спросить…
— Ну, это мы выясним. А если нет, вы согласны креститься?
— Согласен! — с готовностью кивнул Сашка.
— Скажите, готовы ли вы всецело предать себя Христу, Господу нашему? Готовы отречься от тех своих слов, которые произнесли в запальчивости и по неразумию?
— Да, да, конечно! — от волнения Саня опять вскочил.
— Хорошо. Тогда завтра жду вас с Борисом у себя в церкви. Боря, ты помнишь, как ехать?
— Естественно! — закивал тот.
— Выясните, крещен ли Александр, а если нет, нужно чистую рубашечку, полотенце… ну, и попоститесь хотя бы немного — с утра ничего не пить и не есть! Завтра нам предстоит очень важный и сложный обряд, и я попрошу вас к нему со всей серьезностью подготовиться. Боря, ты понимаешь, о каком обряде речь? — тот снова кивнул. — Тогда помоги Саше, объясни ему, что завтра произойдет. Почитайте с ним на ночь Евангелие… да, Саша, вы понимаете, что спать вам нельзя?
— Да, конечно, я понимаю, — Саня весь вытянулся в струну, как солдат перед маршалом. — Отец Валентин, а можно спросить?
— Слушаю вас.
— Я вот все думал… а что такое красота?
— Красота… Для меня она в промысле Божьем. Мир сотворен так, что все мы, часто того не осознавая, помогаем друг другу… иногда даже творя зло. Да, представь, — отец Валентин улыбнулся мягкой, немного грустной улыбкой, — из зла часто родится добро, хоть это и не просто понять. Ну вот, к примеру: ты видел, как эти ребята из твоего двора избивали бомжа… они содеяли зло?
— Конечно! — кивнул удивленный Сашка — он не понимал, к чему клонит батюшка.
— Но тебе они помогли. Для тебя этот ужас обернулся добром.
— Как это? — совсем растерялся парень.
— Ну, сам посуди: став свидетелем этой чудовищной и бессмысленной бойни, ты понял, что сам вот-вот им уподобишься… И испугался ты не их, а себя. Они как бы раскрыли тебе глаза, помогли вовремя очнутся, одуматься… И ты нашел силы признаться во всем своему учителю и попросить прощения. А там, где прощение — там любовь. Она все лечит — все раны, и душевные, и физические… Так сотворен мир по промыслу Божию. И в этом — его красота! А оказался ты в том дворе совсем не случайно — только слепцы все приписывают простой игре случая… но не в том суть. Тебя вел твой ангел-хранитель! Тебя вела жизнь, которая — сама — есть самый верный и великий учитель! Только надо хотеть у неё учиться. Для этого она и дана. А учеба — это постоянный пересмотр своих, чаще всего ошибочных и субъективных, представлений о себе и других. Это бесконечная перемена, творчество, когда каждый из нас старается изжить в себе зло, помогая себе и другим. И первый шаг на этом пути — прощение. Ты не только должен у Господа и у других прощенья просить, но простить и сам — маму, своих одноклассников, самого себя… Да, у себя попросить прощенья, у бессмертной души своей! Ведь своими обидами на всех и вся, своим страхом ты мешал ей стать свободной и сильной. Душа крепнет, растет, если человек старается измениться, а не смакует свои обиды и страх… И еще. Не думай, что Господь любит кого-то сильнее — Он любит нас всех такими, какие мы есть, потому что каждый — Его дитя, и у каждого есть возможность перемениться. В любом есть хорошее… и в Димоне, и в том несчастном бомже — во всех! Просто люди не видят со стороны, что творят, и во всем ищут себе оправдание, вместо того, чтобы попытаться понять других и разобраться в себе…. Для многих это заканчивается трагически. И я всей душой рад за тебя, ты очнулся. И получается, что тьма в который раз останется с носом! Ведь вместо того, чтобы полностью поглотить твою душу, она дала ей толчок к пробуждению!
Сашка сидел, совершенно сраженный услышанным. У него в голове не укладывалось, как это может быть, что мерзавец, злодей самим своим фактом существования может кому-то помочь, а Господь любит самого последнего так же как первого. Что для него вовсе не все потеряно, наоборот: все только начинается! И трудная правда, заключенная в словах отца Валентина, постепенно пробивалась к его душе, питая ее…
— Ну, дорогие мои, прощаюсь с вами, завтра у тебя, Саша, трудный день — великое дело тебе предстоит. И не скрываю, опасное. Всякое может быть… Но с Божьей помощью мы победим! — Он поднялся. — Жду вас завтра, храни вас Бог…
Он благословил своего старого друга, благословил и Сашу, ещё раз попрощался и скрылся в синеве ночи. А эти двое, прибрали со стола, помыли посуду и начали долгий и трудный разговор: Борис Евгеньевич знакомил ученика с азами православия, объяснял, как ведут себя в храме, — он готовил его к посвящению…
На следующий день ранним утром Борис Ефимович с Сашей подъезжали к подмосковному местечку Быково — добирались сначала на метро до станции «Выхино», потом на автобусе, и, наконец, пешком до церкви. И вот она церковь Владимирской Божьей Матери, творение великого Баженова — стройная, устремленная к небесам, вся какая-то невероятно легкая и изящная, с остроконечными резными башенками, окружавшими крытые медью луковки-главы, с двумя лестницами, плавным полукругом восходящими над центральным входом в нижний храм к верхнему, ещё не действующему…
Сашку всю дорогу трясло, он впервые должен был переступить порог храма. Накануне Борис Ефимович созвонился с тетей Олей, и та выяснила у матери, что Сашка не был крещен. Так что ему предстояло креститься, а потом… страшно даже подумать — батюшка должен был совершить над ним обряд экзорцизма — изгнания дьявола! Тетка его успокоила, мол, ничего не бойся, отец Валентин — очень сильный священник, а иной бы за такое дело и не взялся… Матери она объяснила, что сын не ночует дома не по собственной прихоти…
Началась утренняя служба. Батюшку было не узнать — он стоял перед паствой в полном облачении, совершенно преобразившийся, а его пристальный проникновенный взгляд, казалось, каждого прихожанина видит насквозь. Под этим взглядом какой-то благоговейный трепет охватывал… а от лица его, в котором угадывалась воля и сила духа, нельзя было оторваться.
Саня в длинной белой рубашке, купленной здесь же, в церкви, стоял перед купелью ни жив ни мертв. Старый учитель был крестным отцом, крестной матери не было… И едва священник густым басом запел молитву, парня забил сильнейший озноб, все его тело тряслось как в лихорадке. Потом начались судороги… Крестный вместе с двумя дьяконами, едва удерживали крещаемого он вырывался, брыкался, при этом глаза его утратили осмысленное выражение и дико блуждали. Когда святая вода купели омыла ему лицо, он задохнулся, потом как-то весь ослабел и почти повис на руках, поддерживавших его. Обряд совершился. Потом его причастили и усадили на лавку у стены, чтобы немного передохнул. Саня сидел, прислонясь спиною к стене, и на губах его оживала несмелая улыбка. Он пытался вчувствоваться в то, что с ним происходит — это было что-то настолько новое, важное, что он не мог описать этих своих ощущений, и только одно слово — «таинство» — хоть сколько-то передавало то блаженство, которое он испытывал… Но главное было ещё впереди, и сердце билось тревожно. Дух тьмы, который таился в нем, присмирел, но не сдался. Предстоял решающий бой!
А отец Валентин, немного передохнув, велел запереть двери — никого, кроме главных действующих лиц, при таком обряде в храме быть не должно — он слишком опасен! Вновь появился батюшка — все время, пока Александр приходил в себя, он молился в алтаре.
— Свечечки зажгите, — вполголоса указал он, — отец Димитрий и вы, отец Иоанн, держите его под руки, крепко держите! — вместе с отцом Валентином настоятелем храма, в обряде участвовали ещё двое священников.
Батюшка запел молитву, затрепетало пламя свечей, звякала коротким хрустящим звуком кадильница, источавшая густой запах ладана… Саша снова задвигался, забеспокоился, потом изогнулся дугой… и вдруг яростный звериный рык разорвал ему рот!
— Держите его! — приказал священник. — Крепче держите! — а сам продолжал громко и вдохновенно читать молитву. Потом скрылся в алтаре и вышел, неся чашу со святой водой, лжицу и евхаристическое копие. Он окропил безумца святой водой, — тот с неистовой силой рвался из рук, — священники и дьяконы кольцом окружили их, скрыли от мира… Саня ничего в этот миг не чувствовал, не соображал — из него вырывался бешеный звериный рык, потом вой, в горле заклокотало, забулькало… Старый художник схватился руками за голову, упал на колени… он не мог слышать этот нечеловеческий рев, который, кажется, сотрясал стены храма.
