у вас. Чего удумали?
– Ничего такого, Джун, – хором отозвались они, помрачнев, точно шайка школьников, попавшихся на горячем.
– Ана, тебе там не мешают?
– Мы в порядке, – ответила я.
– Короче, прекращайте там, не то на этот раз придется платить за напитки.
Мужчины отвернулись и уткнулись в карты.
– Слушай, – начал Брайан. – В следующий раз, как сорвешься домой, может, и меня пригласишь?
– Зачем? Я же рассказывала, в Гарденвилле просто кошмарно.
– Да плевать на этот Гарденвилл. Мне просто хочется съездить с тобой. Может, с семьей познакомишь, к примеру? Прошлой осенью с моими же познакомилась.
– Я знаю, но…
– Почему ты не хочешь нас знакомить, Ана? – Он назвал меня по имени, и я ощутила себя как-то по-детски.
– А с чего ты рвешься с ними познакомиться?
– А почему бы и нет?
В расстроенных чувствах Брайан начал по привычке потирать висок. Он вздохнул, а потом вдруг взял меня за руку.
– Просто… не хочу с тобой ругаться. Через два месяца я уже выпускаюсь. Нужно будет начинать искать работу. И решать, переезжать или нет. Вот я и подумал, может, ты не против съехаться.
Тут у меня с лицом случилось что-то странное, какое-то покалывание в щеках, и я сама не поняла, краснею я или бледнею.
– Может, найдем квартирку, студию или лофт, наверное, где-нибудь в Бруклине, но можно поискать и поближе к вокзалу, чтобы тебе быстрее добираться на учебу…
Эту тему мы уже затрагивали, правда, мельком, а не так. Не всерьез.
– Брайан…
– Не обязательно прямо сейчас все решать. Но я хотел поднять эту тему, пока ты еще не оплатила общежитие…
– Брайан, – повторила я.
Он как будто вздрогнул от неожиданности.
– Я просто…
– Не хочешь жить вместе?
– Не в этом дело. Мне нужно кое-что тебе рассказать.
В горле у меня пересохло. Я вытащила руку из-под ладони Брайана и глотнула воды, стараясь мыслить логически. Был еще один случай, когда я чуть не проболталась, и тогда я завела разговор о войне – просто узнать, в курсе он или нет. Он, конечно, знал о ней и даже книжку об этом читал, от лица какого-то журналиста, бравшего интервью у боснийских заключенных концлагерей. Брайан знал, какое там было кровавое месиво. Уж он-то понял бы, почему я это от него утаила. К тому же он был мне лучшим другом, даже больше – мы любили друг друга.
– В общем, когда я ушла в пятницу утром, я не сразу поехала в Пенсильванию.
Тут наступил его черед бледнеть. Только в тот момент я сообразила, что он наверняка подумал про измену.
– Я выступала с докладом в ООН.
– В ООН? Зачем?
– Дело в том, что у меня не совсем… – я затруднялась подобрать верное слово, – итальянские корни.
– В каком смысле?
– Я родилась в Хорватии. В Загребе. Вернее, тогда это еще была Югославия. Когда мне было десять лет, началась гражданская война. Моих родителей убили.
– А как же родители из Пенсильвании? И сестра?
– Нас удочерили. Рахела – то есть Рейчел – мне родная сестра.
Я рассказала про болезнь Рахелы, «Медимиссию», Сараево. Про заставу, про лес и про то, как я оттуда спаслась. А еще про то, что доклад в ООН разбередил во мне былые кошмары. Еда стояла на столе и стыла. Когда я закончила, Брайан все так же держал меня за руку, но больше ничего не говорил.
– Я тебя напугала?
– Нет, – ответил он. – То есть да. Правда, я не за себя боюсь, а за тебя. Но суть не в этом. Господи, Ана. Мне так жаль. Ты как?
– Мне тоже. Давно пора было все рассказать.
– Ничего. Хотя у меня до сих пор в голове не укладывается. Но ничего страшного.
Джуниор опять объявился с вином и подсел за соседний столик.
– Здорово, принцесса. Рад тебя видеть. Заглядывала бы к нам почаще.
– Ага, – промямлила я. – Зашиваюсь в универе. А у тебя как дела?
– Та же фигня, другой день. Ко мне тут из налоговой какой-то тип присосался, я прям как будто еще раз колоноскопию прошел. Ну да черт с ним. Как там твои домашние?
– Все хорошо. Рейчел совсем уже выросла.
– А то. Надо будет съездить проведать. Отец у вас всегда устраивал отменные барбекю. А я вам «лимонадика» опять намешаю.
– Непременно. Увидимся летом.
– Ну что ж, молодой человек, – обратился Джуниор к Брайану. – Не смею дольше отнимать у вас эту прекрасную барышню.
– О чем думаешь? – спросила я, как только Джуниор ушел.
– Много о чем, – ответил Брайан. – Ужасно грустно за тебя.
– И?
– И я понимаю, как это прозвучит, но невольно начинаю думать, как это повлияет на нас.
– Никак, – возразила я. – Я – это я.
– Только не говори мне, что тебя это никак не затронуло.
– Нет, ты же меня прекрасно знаешь. – Я сунула руки под стол и потерла обвивавшие запястья белые рубцы.
Раны, якобы оставшиеся после падения с велосипеда.
– И вообще, тут радоваться нужно. Ты же только что мне съехаться предлагал, – сказала я, хотя момент уже был упущен.
– Я знаю. Просто говорю, что придется потрудиться. Но знаешь что, Ана?
– Что?
– Я готов на это, хорошо?
– Хорошо, – ответила я.
– Ну что, пойдем отсюда?
– Даже не думайте уходить без десерта! – вклинился Джуниор, показавшийся из-за угла с двумя креманками панакоты.
– Спасибо, но мы правда наелись, – ответила я.
– Для десерта местечко найдется всегда, – парировал Джуниор и поставил его перед нами.
Брайан интуитивно понял, что легче съесть, чем препираться, и сразу отправил в рот пару ложек, а я последовала его примеру.
– Дядя Джи, а можно нам счет? – спросила я между делом.
– Тут я, к сожалению, бессилен вам помочь. Таких счетов не существует.
– Ну правда. Мы хотим тебе заплатить.
– Вы еще студенты. Это не обсуждается.
– Ладно, – смирилась я, только бы он нас отпустил. – Спасибо.
– No problemo. И передавай отцу, чтоб позвонил хоть в кои-то веки.
С тех пор, как мы зашли в ресторан, на улице заметно поднялся ветер, и его сильные порывы теперь насквозь продували мне куртку. На холоде Брайан всегда ускорялся, и я едва за ним поспевала.
– Ты никогда не думала вернуться на родину?
– Думала, бывало. Но толку-то с этого.
– А вдруг ты там найдешь все ответы.
– Ну вот, начинается.
От возмущения я бросила попытки угнаться за ним. И Брайан тоже замедлил шаг.
– Ну что ты, хватит. Я же ничего такого не имел в виду.
– Ты понятия не имеешь, каково с этим жить.
– Да, знаю. Ты права.
Мы стояли, перегородив тротуар, и Брайан
