и даже (как будто Джерри болван, который не читает газет и не смотрит новости) на международном уровне.
Представитель городского совета закатил глаза. Диана Додж, простая как табуретка, слушала Рика, кивая. А потом Рик не удержался, вытащил носовой платочек и аккуратненько вытер со стола пролитую воду, чтобы не испортилась полировка, – при том что (тут Джерри подмигнул жене) стол этот старше дедушкиного гроба и сделан из прессованной фанеры. Дэн Берджерон ляпнул, что всю шумиху вокруг этого дела спровоцировал вашингтонский Совет по исламским делам, который старается выжать свои пятнадцать минут славы из любого чиха.
Имам просто сидел, не вмешиваясь в дискуссию.
– А вы не боитесь, что демонстрация закончится массовой дракой? – спросила жена, втирая пахучий крем в мозоли на ноге. – Что там с этими активистами «превосходства белых»?
– Просто слухи, – отмахнулся Джерри, расстегивая пропахшую потом рубашку. – Ну кому охота переться в наш городишко из Монтаны? Если бы тем молодцам и правда хотелось драки, они бы скорее поехали в Миннеаполис, там этой братии сорок тысяч.
Он прошел в ванную и затолкал рубашку в корзину с грязным бельем.
– А правда, что приезжают братья Бёрджессы? – спросила жена из спальни.
Джерри вернулся из ванной и стал натягивать пижаму.
– Ага. Джимми будет выступать. Дело хорошее, лишь бы он не сильно чванился.
– Что ж, любопытно было бы послушать… – Жена вздохнула, взяла книгу и откинулась на подушки.
7
Контора Джима располагалась в деловом районе Манхэттена. На входе у Боба попросили водительские права, затем он терпеливо ждал в холле у поста охраны, пока ему сделают временный пропуск. Это заняло некоторое время, потому что нужно было поставить контору Джима в известность о посетителе и узнать, можно ли его пропускать. Получив наконец карточку, Боб отдал ее дежурному в униформе, тот поднес ее к турникету, и вместо мигающего красного индикатора загорелся зеленый. На четырнадцатом этаже очень серьезный молодой человек нажал на кнопку, и большие стеклянные двери раскрылись. К Бобу вышла девушка и препроводила его к Джиму.
– К тебе непросто заглянуть мимоходом, – заметил Боб, когда девушка вышла, оставив его стоять перед двумя фотографиями Хелен и детей.
– Так и задумано, тупица. – Джим отодвинул бумаги, снял очки. – Как прошел визит к зубному? Видок у тебя слюнявый.
– Я попросил добавить новокаина. Наверное, потому что в детстве нам этого не давали. – Боб присел на край стула, не снимая с плеч рюкзака. – Как начали сверлить, меня пробрала дрожь, и тут я подумал: я ведь уже взрослый! И попросил добавить.
– Поразительно… – Джим поправил галстук, размял шею.
– Ну да, поразительно. Если посмотреть на это моими глазами.
– Слава богу, я смотрю на жизнь своими. Ладно, осталось две недели, пора решить, как поступим. А то у меня дел много.
– Сьюзан спрашивает, будем ли мы жить у нее.
Джим открыл ящик стола.
– Я не готов спать на диване. Особенно на покрытом собачьей шерстью диване в доме, где вечно пять градусов тепла и на верхнем этаже обитает чокнутая старуха, которая весь день расхаживает в ночной сорочке. Но ты, если хочешь, пожалуйста. Вы ведь со Сьюзан теперь не разлей вода. Наверняка у нее найдется что выпить, так что тебе будет комфортно.
Джим захлопнул ящик, взял бумаги, надел очки.
– Сам знаешь, что сарказм – оружие слабых, – заметил Боб, разглядывая кабинет.
Джим некоторое время смотрел в документы, потом поднял глаза на брата и произнес с расстановкой, еле заметно улыбаясь одними губами:
– Бобби Бёрджесс. Король глубоких изречений.
Боб снял рюкзак.
– Ты сегодня злее обычного или всегда был такой скотиной? Я всерьез спрашиваю. – Он встал и пересел на низкий диван у стены. – Да, определенно злее. Хелен уже заметила? Наверняка заметила.
Джим отшвырнул ручку, положил руки на подлокотники, откинулся на спинку кресла и стал смотреть в окно. Лицо его смягчилось.
– Хелен… – Он вздохнул, выпрямился, опустил локти на стол. – Хелен считает, что с моей стороны глупо туда ехать. Глупо влезать в конфликт. Но я все хорошо обдумал и полагаю, что мне имеет смысл вмешаться. – Он взглянул на Боба и заговорил с внезапной искренностью: – Понимаешь, меня ведь там по-прежнему знают. И вроде как любят. Я давно уехал и не имел с этим городом никакого дела. Самое время вернуться. Я вернусь и скажу: «Слушайте, народ, вы живете в штате, население которого стареет и беднеет, заводы и фабрики закрываются, от промышленности почти ничего не осталось». Скажу, что жизненные силы обществу придает новизна, и Ширли-Фоллз блестяще продемонстрировал свою открытость новизне, так держать. На самом-то деле, Боб, иммигранты им нужны. Молодежь уезжает из Мэна. Мы с тобой – прекрасный тому пример. И вообще там все очень грустно. Я каждый день читаю в интернете тамошнюю газету. Читал еще до того, как Зак вляпался в эту историю. И я могу сказать, что Мэн умирает. Он уже в коме. И это ужасно. Молодежь уезжает в колледж и больше не возвращается. Неудивительно, ведь там для них нет перспектив. Да и для тех, кто остался, тоже. А кто будет заботиться о белых стариках? Кто будет двигать экономику?
Боб откинулся на спинку дивана. С улицы далеко внизу доносились завывания пожарной сирены и едва различимые гудки автомобилей.
– Я и не подозревал, что Мэн тебе по-прежнему дорог.
– Я его ненавижу.
Рев сирены стал громче и начал потихоньку удаляться. Боб рассматривал обстановку кабинета: комнатное растение с узкими листьями, рассыпающимися в разные стороны, как струи маленького фонтана, картина с крупными мазками синей и зеленой масляной краски. Он перевел взгляд на Джима:
– Значит, ты каждый день читаешь тамошнюю газету. И давно?
– Давно. Особенно некрологи, они трогают мое сердце.
– Бог мой… Похоже, ты серьезно.
– Абсолютно серьезно. Что касается твоего вопроса, жить я буду в новой гостинице у реки. Если решишь не оставаться у Сьюзан, номер себе бронируй отдельно. Я не намерен делить комнату с полуночником.
Боб посмотрел на соседнее здание, где на террасе росли деревья. В их золотых кронах уже виднелись голые ветви.
– Надо будет привезти сюда Зака. Наверняка он никогда не видел, чтобы деревья росли на крышах.
– Можешь делать с Заком что тебе заблагорассудится. Для меня новость, что ты вообще с ним словом перекинулся.
– Погоди, вот увидишь его. Он такой… не знаю… Как без вести пропавший.
– Жду не дождусь, – сказал Джим. – И да, это сарказм.
Боб кивнул и сложил руки на коленях, терпеливо ожидая. Джим откинулся в кресле и сообщил:
– Больше всего сомалийцев в нашей стране живет в Миннеаполисе. В уборных тамошнего муниципального колледжа вечно грязища из-за того, что мусульмане моют ноги перед молитвой. Так вот, администрация приняла решение установить специальные раковины. Конечно, некоторые белые не в восторге, но в целом народ в Миннесоте вполне дружелюбный. Видимо, именно поэтому сомалийцев там так много. Я считаю, что это очень любопытно.
– Любопытно, – согласился Боб. – Я несколько раз
