хронически чужих. Катя не расставалась с учебником польского, иногда говорила, что польский ей скоро понадобится для работы, иногда – что собирается еще в октябре, во вторую часть отпуска, поехать на какое-то озеро в Польшу.
Необходимость «заботиться» о гостях сначала испугала Сузанне, но все наладилось само собой. Люси, если не гуляла в саду, сидела с ноутбуком в каком-нибудь углу, так что Сузанне даже подумала, что они коллеги, то есть бывшие коллеги, потому что теперь Су не занималась ничем. Катя много болтала в пустоту, причем по-польски, с тянущимися от телефона к ушам наушниками. Ел каждый что и когда хотел, еду покупали себе сами. Готовила только Смаранда. Сузанне, сначала попробовав почти тайком, быстро привыкла к ее сладковатой сытной стряпне и не смущалась, что ей никто, собственно, угощаться не предлагал. В конце концов, это ее дом Шурца. Мужчин почти не было видно, один из них – то ли Марк, то ли Адриан – вечно что-то чинил и налаживал в доме, что – Сузанне так толком и не поняла.
Жизнь шла довольно мирно, даже до странного. Сузанне всегда казалось, что если несколько разных людей собрать в одном месте – неизбежно возникают конфликты. Пусть не только конфликты, а и симпатии, истории какие-то, совместные приключения, но в первую очередь – конфликты. Они же жили словно в параллельных мирах, мимо друг друга. Сузанне все чаще думала, что пора прояснить ситуацию, поговорить с гостями о том, почему позвала их.
Наконец ей удалось настроить себя на нужный лад и собрать всех пятерых в гостиной.
Они сидели тихо, смотрели на нее с ожиданием, только Смаранда вертелась, словно что-то искала возле себя.
Сузанне глубоко вдохнула и начала говорить.
– Я пригласила вас… попросила приехать… потому что мы – мы особенные. Мы живем вроде бы, но мы – снаружи мира. Мы смотрим, наблюдаем, вмешиваемся по минимуму. Мы ищем таких, как мы, а этого не может быть. Потому что мы – другие. Как бы не настоящие люди. Даже если мы все делаем, как они, – вступаем в связь с кем-то, у нас так не получается. Потому что мы – ну вроде как дети ангелов, я это так называю. Из света. Правда, я – уже нет, я отказалась… Но я тоже была. И все равно я – как вы… Мы одинаковы, мы одиноки, у нас нет и не может быть детей…
У Су не получалось говорить на – даже такую небольшую – публику. Она волновалась, слова не складывались. Ей казалось, что она была подготовлена, по крайней мере был в сознании некий план, «черновик», но сейчас не могла его нащупать. А теперь еще и Смаранда вынула из тайных карманов своих юбок фотографию и громко и отчетливо, с хрипотцой, сказала:
– Мои дети.
– Да, но…
Сузанне не знала, как прокомментировать затертое изображение, которое молча передавали из рук в руки. Сверху увидела: на фото пятеро, разного роста.
Вспомнила:
– Я пригласила вас всех, потому что думала, что вместе нам могло бы быть интереснее. Мы могли бы вместе проводить время. Может, есть у вас какие-то идеи? Совместная поездка или что-то в этом роде…
Стало тихо. Зеленые древесные тени из окна застыли на лицах, изменившихся странным образом: из ничем не примечательных, таких, какие всегда бывают у людей на соседних сидениях в поезде, стали чуждыми, совсем инопланетными.
Тишину прервал звонок в дверь.
Сузанне почти обрадовалась, что их общество пополнится: теперь, когда растерялась и не знала, как вести себя дальше.
На пороге стоял мужчина лет сорока. Она по инерции попросила его поторопиться, заходить, потому что все как раз обсуждают поездку, но запах древесного дыма, когда-то понравившийся, а теперь неприятно ударивший в нос, и небрежно переброшенный через плечо зеленый шарф помогли ей понять, кто это. Сузанне замерла. Потом еще раз попросила гостя войти, а сама остановилась в прихожей с громко стучащим сердцем и мыслью: для чего все это?
И тут увидела выход. То есть дверь перед собой. Тихо отворила дверь, только что запертую за человеком, в которого, как она считала, была тайно влюблена, и вышла из дому. Пошла по улице, в сторону супермаркета, где покупала к завтраку варенье в первый свой день в этом доме. Шурцу варенье не пригодилось, потому что он умер. Легко заплакала на ходу из-за Шурца, Шурца мертвого, а значит, завершенного, которого теперь не нужно опасаться, как раньше, как всех незавершенных людей, к которым нельзя привязываться, потому что никогда не знаешь, что они еще выкинут, как бы нежны они ни были, никогда не знаешь, во что они превратятся в следующий момент, их можно любить, но нельзя подпускать слишком близко, если хочешь вытерпеть жизнь.
Спускаясь в метро, Су думала о том, что бессмертие отменить невозможно, Керстин была обычной сумасшедшей, и все, все вернутся в простой мир, где каждый равен себе в следующий момент, где никто не меняется, потому что нет никаких моментов, и она наконец будет равна себе. В вагоне – разные лица, она стерла слезы, хотя ничего особенного в заплаканном лице среди других лиц не было. Сузанне беззастенчиво смотрела на покачивающиеся в ритме движения овалы: толстое-толстое лицо с пористой кожей и синей косметикой вокруг бесцветных печальных глаз; сухое небритое лицо, потрескавшиеся губы, равнодушие; лицо очень красивое, в невесомых веснушках, с проводками музыки, устремленными к ушам; лицо испуганное, в очках с толстыми стеклами, со слуховыми аппаратами в ушах; лицо черное, с широкими ноздрями, с прыщиками, прикрытое прядками вьющихся волос; лицо старческое, маленькое, суровое; лицо безумное, счастливое, белое под черными дредами; лицо отстраненное, склоненное к книге, усталое; лицо приятное, немного вытянутое, любопытное; лицо серьезное, с опущенными уголками накрашенного рта; лицо внимательное, устремившее на нее такой же изучающий взгляд, как она на него. Отвернулась, сделала безразличный вид.
Поднявшись из метро, шла по центральному проспекту, лица плыли на нее, озабоченные и спокойные, группами и поодиночке, она думала, что может, например, остановить мужчину и предложить переспать – легко понять по лицу, что он одинок, но в этом нет смысла, потому что ни одно лицо не остается надолго тем же, ни в чем нет смысла, и деревья качались, а машины ехали.
Возвращалась домой ночью, в вагоне было только несколько мужчин, явно не связанных между собой, так что в случае агрессии со стороны одного можно (нужно) было привлечь к защите других (высчитала глазами расстояния и траектории).
Вошла в дом в три часа ночи. Дом был тих спящими. Проходя через гостиную, заметила, что на диване кто-то лежит. Это был ее художник.
