улочкам? Или вы передумали?
– Не передумал. А куда – это на ваше усмотрение. – Он поднял воротник суконного пальто. – С такой девушкой, как вы, Юля, хоть на край света.
Юля лишь хмыкнула. Глупо отвечать на банальность.
Они шли по бульвару, им попадались куда-то спешащие прохожие, молодежь, громкая и смешливая, радостная и, казалось, счастливая. Шли молча. Но молчать было не тягостно. И вдруг хлынул дождь – буйный, тот самый проливной, стеной, без просвета.
Кружняк схватил Юлю за руку и затащил в ближайший подъезд – старый, облезлый, с поколотым мраморным полом и старыми деревянными темными перилами. Наверху громко хлопнула металлическая дверь лифа.
Они поднялись на один пролет и встали у окна. Он провел ладонью по широкому гранитному подоконнику:
– Ого! Здесь можно есть, заниматься и даже спать!
– Вы что, раньше таких не видели? – удивилась она. – У нас дома почти такой же, мы с сестрой измеряли: пятьдесят три сантиметра. Все детство на нем провели: и читали, и спали, и в куклы играли!
– Не видел. Я родился в частном доме на Преображенке, в те годы там было много таких домов. А потом их снесли, и мы стали обитателями обычной панельки. Потолки два пятьдесят, кухня пять, комната, наша с братом общая, девять. А в большой, в зале, как говорила мать, они с отцом и старый дед, тот еще фрукт. Нервы мотал, спать по ночам не давал, а им утром на смену. И ничего, как-то умещались. А куда было деваться? После старого дома с печным отоплением и сортиром на улице считали, что счастье! В общем, – со вздохом добавил он, – у меня было счастливое советское детство. А у вас, Юля? Я думаю, что все мы тогда были счастливы и уж точно умели радоваться пустякам!
– У меня было не так, хотя был и частный бабушкин дом, и туалет на улице. Но там я жила недолго, несколько лет после смерти мамы. А потом вернулась в нашу квартиру на Кропоткинской.
– Выходит, мы с вами из разных миров? Вы – профессорская дочка, а я обычный пацан из рабочей семьи.
– Мы с вами? – недобро усмехнулась Юля. – А вы сомневались? Мы с вами точно из разных миров! – Она глянула в окно: – Кажется, ливень закончился! Ну, двинули?
– Жаль, что так быстро.
– Да вы романтик, Геннадий Петрович!
Кажется, он обиделся. В одну минуту романтика куда-то исчезла, и Юле захотелось домой.
Они вышли на улицу. С крыш и деревьев падали капли, под ногами пенились глубокие лужи. Прохожих не было.
Юля посмотрела на Кружняка:
– Я на такси, а вы?
– А я в метро, – сухо ответил он.
Машину поймали быстро, улицы были пусты.
Кружняк открыл заднюю дверцу, наклонился:
– Да, Юлия. На прощание: если я вам понадоблюсь, всегда буду рад помочь!
– Спасибо, – улыбнулась она, – вы уже помогли! И да, еще раз простите за резкость.
Кружняк махнул рукой – дескать, пустяки, не о чем говорить.
Наконец машина отъехала, и Юля со вздохом откинулась на сиденье. Почему она так устала?
Никаких ею выдуманных вербовок или намеков на что-то подобное не было. И если честно – все было нормально, никаких солдатских шуток, никаких сальностей. Совсем даже напротив. И, кстати, здорово он ее умыл по поводу вербовки, выглядела она полной дурой.
И в подъезде не приобнял, не полез целоваться, за это еще пару баллов. А ведь она ему нравится, она это чувствует, любая женщина это чувствует. И, кажется, он не очень счастливый человек. Что там говорил Митька? Жена пьющая и ребенок проблемный?
И еще. Признайся, Юлька, признайся себе – он тебе нравится. Но это ничего не значит, совсем ни-чего!
Да ни за что в жизни она не свяжется со взрослым, женатым, имеющим ребенка человеком, да еще и из этого ведомства! А после рассказов папы и подавно.
Она молода и хороша собой, замуж не собирается, даже наоборот – категорически не хочет. Поклонников у нее выше крыши, и для здоровья, и для удовольствия. А большего ей не надо.
Так что, товарищ Кружняк, наше вам с кисточкой! У вас своя жизнь, у меня своя, и наши жизни слишком разные, они никогда не пересекутся. И ценности у нас разные, и представления об этих ценностях, не сомневайтесь!
Только ты, Юля, оказалась трусихой и, когда надо было, рта не открыла. И зачем ты поперлась на это свидание? В общем, двойка тебе, Юля Ниточкина. Такое дело профукала! Ради этого дела на все надо было пойти! Да в койку с ним лечь, в конце концов! И, кстати, ничего противного в этом подполковнике нет. И не ври себе, что тебе это противно, что это противоречит твоей чистой натуре! Ты просто струсила, и Кларочкина квартира тебе сделала ручкой, тю-тю!
Кружняк объявился через два дня. Сказал, что нужно встретиться по делу.
– Нет-нет, ничего такого, о чем вы, Юля? Просто хочу вам кое-что передать. Что? Нет, не скажу, буду держать интригу! Но я вас точно обрадую, не сомневайтесь. Мало свободного времени? Да и у меня, если по правде. Давайте на Пушкинской в половине восьмого? Обещаю, что не задержу вас. Хотя я бы с большим удовольствием повторил ту встречу. И тот ливень я вспоминаю с большим удовольствием, и темный подъезд…
Юля разговор не поддержала.
– Ну как, договорились? В половине восьмого на Пушкинской? – разочарованно повторил он.
– Договорились, – сухо ответила Юля и про себя добавила: «Попробуй с вами не договориться».
В половине восьмого она стояла на Пушкинской. Снова заморосил дождь, пока, по счастью, мелкий. «Опаздывает, – посмотрев на часы, хмыкнула Юля, – видимо, государственные дела». И тут она увидела Кружняка. Он был растерян, оглядывался по сторонам, но ее, спрятавшуюся под козырьком, не видел. Его застывшая высокая фигура в светлом плаще выделялась среди торопящихся в укрытие. И Юле вдруг стало жалко его, растерянного, расстроенного, промокшего, и она вышла навстречу.
Увидев ее, Кружняк расплылся в улыбке. «Смешной», – подумала Юля и вплотную подошла к нему.
– Ну что, промокли? – с усмешкой спросила она. – Вот будете назначать свидания малознакомым девушкам!
Кружняк улыбнулся и, спохватившись, достал из портфеля сверток.
– Прямо здесь? – уточнила Юля. – А может, зайдем в метро?
В метро развернула и, увидев, обомлела. Это был лучший подарок в ее жизни – большой зеленый том Булгакова, «Мастер и Маргарита», и томик стихов Ахматовой.
– Ну, спасибо, – медленно протянула Юля. – Честно говоря, не ожидала…
– Угодил? – обрадовался Кружняк.
– А хотели?
– Очень, – не замечая ее сарказма, серьезно ответил он.
– Ладно. Просите, что пожелаете. Заслужили.
– Тогда обед? – искренне обрадовался он и посмотрел на часы. – Или
