уже ужин?
Юля понимала, что он влюбился. Наверняка Кружняк не откажется помочь с пропиской. Но что дальше? А дальше надо будет выразить благодарность. Готова ли она на это?
«Готова», – самой себе ответила Юля. Но не семейный статус Кружняка, не его больной сын мучили Юлю – она была далека от подобных рефлексий. Кружняк был человеком из конторы. И как с этим быть, она не знала. «А может, все не так страшно? – пыталась она успокоить себя. – В конце концов, везде есть нормальные люди».
Квартира, куда спустя три дня ее привел Кружняк, находилась в новостройке на окраине города. Типичная девятиэтажка, которые по всей Москве росли как грибы. Это был Юго-Запад, последняя остановка метро, которая так и называлась – «Юго-Западная».
Окна типовой двушки смотрели на проспект Вернадского и красивую церковь красно-белого цвета. За церквушкой виднелся овраг, а за ним поредевший осенний лесок. Обстановка в квартире была скромной – серый кухонный гарнитур, стол с двумя табуретками, маленький холодильник, мойка, плита. В большой комнате недорогая, почти пустая стенка, раскладной диван, телевизор, журнальный стол и кресло. В спальне кровать, две тумбочки и платяной шкаф. Занавесей, картинок, вазочек, ковров в квартире не было. Но все необходимое, включая одну сковородку и одну кастрюлю, дешевый сервиз и набор ложек с вилками, подушки и одеяло, два новых комплекта постельного белья, четыре полотенца и даже две новые зубные щетки – было.
– Явочная квартира, – хмыкнула Юля, пройдясь и открыв все шкафы и шкафчики. – Какая казенщина!
Кружняк с интересом посмотрел на нее:
– Ну и словечки у тебя в лексиконе! Чувствуется влияние кинематографа. Квартира для сотрудников, для командировочных. И вообще для тех, кому… Ну ты поняла.
– Нет. – Юля посмотрела ему в глаза. – Для тех, кому что? Нужно скрываться?
– Не фантазируй. Ну, например… – Он задумался. – Ну, например, кто-то разводится, и нужно временно перекантоваться. Или приезжает родственник. Вместо гостиницы, поняла? Или что-то еще.
– Ясно, – кивнула она, – я поняла. Мы из серии что-то еще.
Он не ответил, подошел к ней сзади, обнял и осторожно, одними губами, прикоснулся к ее волосам.
Юля застыла. Так и стояла, боясь повернуться и посмотреть на него.
Зачем она согласилась приехать сюда, в эту казенную квартиру, зачем снова встретилась с ним? И дело не в квартире! И не в страхе, и уж тем более не в благодарности.
Ты уж самой себе не ври, Юля! Тебя просто тянет к нему, так тянет, что ты задыхаешься.
А Кларе меж тем становилось все хуже – ремиссия, державшаяся несколько лет, закончилась.
И Юля видела – Клара устала. Устала бороться, устала жить. И еще – делать второй укол без Клариного согласия она не имеет права. Это должно быть не Юлино, а только Кларино решение.
Кружняк предложил ведомственную больницу.
– Где полы паркетные, а врачи анкетные? – не удержалась Юля.
– Глупости, – разозлился он. – Врачи у нас самые лучшие! И лекарства, и оснащение! И, кстати, питание. Все будет: и отдельная палата, и медсестра, и постоянное наблюдение, все будет как надо. А с инъекцией медики решат после обследования.
Наверняка все так и будет, Юля не сомневалась, слышала про ведомственные учреждения. Даже университетская ведомственная, для преподавательского состава, разительно отличалась от обычных районных. И все-таки больница. Клара всегда говорила: «Только не отдавай меня, Юлька, в больницу! Каждый человек имеет право умереть в своей кровати».
В тот вечер на разговор не решилась. А вот назавтра, потому что тянуть было нельзя, села возле Клары, взяла ее за руку и заговорила. Клара лежала с закрытыми глазами, как будто дремала. Рука ее стала невесомой, прозрачной, сухой, совсем старушечьей, но была еще теплой, живой.
Выслушав Юлины сбивчивые уговоры, Клара приоткрыла глаза и внимательно, словно изучая, посмотрела на нее и покачала головой:
– Нет, моя девочка, извини. Не хочу. Ни отдельной палаты, ни вкусной еды. Ничего не хочу. Я устала. Отпусти меня, Юлька! Ну сколько можно? Всем и всему есть свой срок. Зачем продлевать эти муки? Нет, я понимаю – никаких болей не будет, там обезболят! Но при этих уколах… Ох, девочка… Я это видела, когда уходила мама. У человека меняется сознание, он все время спит или отсутствует и уже ничего не соображает. Мама и меня не узнавала, в общем, человек уже между небом и землей, понимаешь? Вроде жив, но уже не человек. Так, существо. Да и зачем? Я прожила долгую жизнь, местами даже счастливую. Выжила даже тогда, когда было не надо… А теперь – все, понимаешь? Отпусти меня, Юля! Не мучай ни меня, ни себя! Да разве это жизнь? Но знаешь, – Клара попыталась улыбнуться, – я ухожу спокойной и даже счастливой – у меня была ты! Ты не просто скрасила мои последние годы. Ты, мое солнышко, придала моей жизни смысл. А если бы еще получилось с квартирой… Ох, Юленька! Я бы совсем была счастлива. Счастлива и спокойна. Все, милая, все, я устала. Я посплю, ладно? Да и ты отдыхай, тебе достается.
Юля лежала и смотрела в потолок. Как говорил отец, всегда надо попытаться поставить себя на место другого, и, если получится, ты сможешь его понять. Все правильно. Она представила себя на месте Клары. Хотела бы она продлить такую жизнь, стала бы за нее цепляться? Вряд ли. Хотя никто не может сказать, как бы он себя повел в этой ситуации. Но сильный человек выбирает свой путь. А Клара сильная. Все, спать. Она тоже устала. А завтра с утра она позвонит Кружняку, поблагодарит его и откажется от больницы.
Кружняк все понял, никаких лишних вопросов не задавал.
– Послушай, – сказала она, – Кларе хуже, сиделка приходит на пару часов. У меня работа. В общем, – Юля запнулась, – пока мы встречаться не сможем.
– Хорошо, – коротко ответил он, – звони, как получится.
Разговор подошел к концу, и надо было прощаться. И тут она почти выкрикнула:
– Ген, подожди!
Наверняка он ждал другого. Но, путаясь и сбиваясь, Юля рассказала о своей проблеме.
– О господи, Юля, и что ты так долго молчала? Это не проблема, девочка. Это проблемка. Вопрос только во времени, чтобы успеть.
– Спасибо, – выдавила Юля и положила трубку.
«Полчаса полежу, потом покормлю Клару и к своим, в Мансуровский, три недели у них не была», – решила она. Но полчаса не получилось – она проспала два часа, как провалилась. Слава богу, что Клара тоже спала. Впрочем, теперь она все время спит.
В Мансуровском было тихо и грустно. Выслушав Юлин короткий рассказ о Кларином самочувствии Александр Евгеньевич расстроился и ушел к себе.
