XLIII.
Прогулки. До водопада, до Сенъ-Клера, до пещеры, гдe нeкогда жилъ отшельникъ. И обратно. Сентябрь былъ жаркiй, погожiй. - Утромъ, бывало, мороситъ, а уже къ полудню весь мiръ нeжно вспыхиваетъ на солнцe, блестятъ стволы деревьевъ, горятъ синiя лужи на дорогe, и горы, разогрeвшись, освобождаются отъ туманнаго облаченiя. Впереди - Софья Дмитрiевна и Валентина Львовна, сзади - Грузиновъ и Мартынъ. Грузиновъ шагалъ съ удовольствiемъ, крeпко опираясь на самодeльную трость, и не любилъ, когда останавливались, чтобы поглазeть на видъ: онъ говорилъ, что это портитъ ритмъ прогулки. Разъ съ какой-то фермы метнулась овчарка и стала посреди дороги, урча. Валентина Львовна сказала: "ой, я боюсь", - зашла за спину мужа, а Мартынъ взялъ палку изъ руки матери, которая, обращаясь къ собакe, издавала {198} тотъ звукъ, какимъ у насъ подгоняютъ лошадей. Одинъ Грузиновъ поступилъ правильно: онъ сдeлалъ видъ, что поднимаетъ съ земли камень, и собака сразу отскочила. Пустякъ, конечно, - но Мартынъ любилъ такiе пустяки. Въ другой разъ, видя, что Мартыну трудно итти безъ трости по очень крутой тропинкe, Грузиновъ извлекъ изъ кармана финскiй ножъ, выбралъ деревцо и, молча, очень точными ударами ножа, смастерилъ ему палку, гладкую, бeлую, еще живую, еще свeжую на ощупь. Тоже пустякъ, - но эта палка почему-то пахла Россiей. Софья Дмитрiевна находила Грузинова милeйшимъ и какъ-то за завтракомъ сказала мужу, что онъ непремeнно долженъ поближе съ нимъ познакомиться, что о немъ уже сложились легенды. "Не спорю, не спорю, отвeтилъ дядя Генрихъ, поливая салатъ уксусомъ, - но вeдь это авантюристъ, человeкъ несовсeмъ нашего общества, впрочемъ, если хочешь, зови". Мартынъ пожалeлъ, что не услышитъ, какъ Юрiй Тимофеевичъ разговорится съ дядей Генрихомъ, - о деспотизмe машинъ, о вещественности нашего вeка. Послe завтрака Мартынъ послeдовалъ за дядей въ кабинетъ и сказалъ: "Я во вторникъ eду въ Берлинъ. Мнe нужно съ тобой поговорить". "Куда тебя несетъ?" недовольно спросилъ дядя Генрихъ и добавилъ, тараща глаза и качая головой: "Твоя мать будетъ крайне огорчена, - самъ знаешь". "Я обязанъ поeхать, продолжалъ Мартынъ. - У меня есть дeло". "Амурное?" - полюбопытствовалъ дядя Генрихъ. Мартынъ безъ улыбки покачалъ головой. "Такъ что же?" пробормоталъ дядя Генрихъ и поглядeлъ на кончикъ зубочистки, которой онъ уже нeкоторое время производилъ раскопки. "Это о деньгахъ, - довольно {199} твердо сказалъ Мартынъ, - я хочу попросить тебя дать мнe въ долгъ. Ты знаешь, что я лeтомъ хорошо зарабатываю. Я тебe лeтомъ отдамъ". "Сколько?" - спросилъ дядя Генрихъ, и лицо его приняло довольное выраженiе, глаза подернулись влагой, - онъ чрезвычайно любилъ показывать Мартыну свою щедрость. "Пятьсотъ франковъ". Дядя Генрихъ поднялъ брови. "Это, значитъ, карточный долгъ, такъ что ли?" "Если ты не хочешь..." - началъ Мартынъ, съ ненавистью глядя, какъ дядя обсасываетъ зубочистку. Тотъ сразу испугался. "У меня есть правило, - проговорилъ онъ примирительно, - никогда не слeдуетъ требовать отъ молодого человeка откровенности. Я самъ былъ молодъ и знаю, какъ иногда молодой человeкъ бываетъ опрометчивъ, это только естественно. Но слeдуетъ избeгать азартныхъ... ахъ постой же, постой, куда ты, - я же тебe дамъ, я дамъ, - мнe не жалко, - а насчетъ того, чтобы вернуть..." "Значитъ ровно пятьсотъ, - сказалъ Мартынъ, - и я уeзжаю во вторникъ".
Дверь прiоткрылась. "Мнe можно?" - спросила Софья Дмитрiевна тонкимъ голосомъ. "Какiе у васъ тутъ секреты? - немного жеманно продолжала она, безпокойно перебeгая глазами съ сына на мужа. - Мнe развe нельзя знать?" "Да нeтъ, все о томъ же, - о братьяхъ Пти", - отвeтилъ Мартынъ. "А онъ, между прочимъ, во вторникъ отбываетъ", - произнесъ дядя Генрихъ и сунулъ зубочистку въ жилетный карманъ. "Какъ, уже?" - протянула Софья Дмитрiевна. "Да, уже, уже, уже, уже", - съ несвойственнымъ ему раздраженiемъ сказалъ сынъ и вышелъ изъ комнаты. "Онъ безъ дeла свихнется", - замeтилъ дядя Генрихъ, комментируя грохотъ двери. {200}
XLIV.
Когда Мартынъ вошелъ въ надоeвшiй садъ гостиницы, онъ увидeлъ Юрiя Тимофеевича, стоящаго у теннисной площадки, на которой шла довольно живая игра между двумя юношами. "Смотрите, - козлами скачутъ, - сказалъ Грузиновъ, - а вотъ у насъ былъ кузнецъ, вотъ онъ дeйствительно здорово жарилъ въ лапту, - за каланчу лупнетъ, или за рeчку, - очень просто. Пустить бы его сюда, какъ бы онъ разбилъ этихъ молодчиковъ". "Въ теннисe другiя правила", - замeтилъ Мартынъ. "Онъ бы имъ безъ всякихъ правилъ наклалъ", - спокойно возразилъ Грузиновъ. Послeдовало молчанiе. Хлопали мячи. Мартынъ прищурился. "У блондина довольно классный драйвъ". "Комикъ", - сказалъ Грузиновъ и потрепалъ его по плечу. Межъ тeмъ подошла Валентина Львовна, плавно покачивая бедрами, а потомъ завидeла двухъ знакомыхъ барышень англичанокъ и поплыла къ нимъ, осторожно улыбаясь. "Юрiй Тимофеичъ,- сказалъ Мартынъ, - у меня къ вамъ разговоръ. Это важно и секретно". "Сдeлайте одолженiе. Я - гробъ-могила". Мартынъ нерeшительно оглядeлся. "Я не знаю..." - началъ онъ. "Дыкъ пойдемте ко мнe", предложилъ Грузиновъ.
Въ номерe было тeсно, темновато, и сильно пахло духами Валентины Львовны. Грузиновъ растворилъ окно, на одинъ мигъ онъ былъ какъ большая темная птица, раскинутая {201} на золотомъ фонe, и затeмъ все вспыхнуло, солнце, разбeжавшись по полу, остановилось у двери, которую безшумно затворилъ за собой Мартынъ. "Кажется, безпорядокъ, не взыщите, - сказалъ Грузиновъ, косясь на двуспальную постель, смятую полуденной сiестой. Садитесь въ кресло, голубчикъ. Очень сладкiя яблочки. Угощайтесь". "Я, собственно говоря, - приступилъ Мартынъ, - вотъ о чемъ хотeлъ съ вами поговорить: у меня есть прiятель, этотъ прiятель собирается нелегально перейти изъ Латвiи въ Россiю..." "Вотъ это возьмите, съ румянцемъ", вставилъ Грузиновъ. "Я все думаю, - продолжалъ Мартынъ, - удастся ли ему это? Предположимъ, - онъ отлично знаетъ мeстность по картe, - но вeдь этого недостаточно, - вeдь повсюду пограничники, развeдка, шпiоны. Я хотeлъ попросить васъ - ну что ли, разъяснить". Грузиновъ, облокотясь на столь, eлъ яблоко, вертeлъ его, отхватывалъ то тутъ, то тамъ хрустящiй кусокъ и опять вертeлъ, выбирая новое мeсто для нападенiя. "А зачeмъ вашему прiятелю туда захаживать?" - освeдомился онъ, бeгло взглянувъ на Мартына. "Не знаю, онъ это скрываетъ. Кажется, хочетъ повидать родныхъ въ Островe или въ Псковe". "Какой паспортъ?" - спросилъ Грузиновъ. "Иностранный, онъ иностранный подданный, - литовецъ, что ли". "Такъ что же, - визы ему не даютъ?" "Этого я не знаю, - онъ кажется не хочетъ визы, ему нравится сдeлать это по-своему. А можетъ быть дeйствительно не даютъ..." Грузиновъ доeлъ яблоко и сказалъ: "Я все ищу антоновскаго вкуса, - иногда, кажется, какъ будто нашелъ, - а присмакуюсь, - нeтъ, все-таки, не то. А насчетъ визъ вообще - сложно. Я вамъ никогда не разсказывалъ исторiю, {202} какъ мой шуринъ перехитрилъ американскую квоту?" "Я думалъ, вы что-нибудь посовeтуете", - неловко проговорилъ Мартынъ. "Чудакъ-человeкъ, - сказалъ Грузиновъ, - вeдь вашъ прiятель навeрное лучше знаетъ". "Но я безпокоюсь за него..." - тихо произнесъ Мартынъ и съ грустью подумалъ, что разговоръ выходитъ отнюдь не такимъ, какимъ онъ его воображалъ, и что Юрiй Тимофеевичъ никогда не разскажетъ, какъ онъ самъ множество разъ переходилъ границу. "И понятно, что безпокоитесь, - сказалъ Грузиновъ. - Особенно, если онъ новичокъ. Впрочемъ, проводникъ тамъ всегда найдется". "Ахъ, нeтъ, это опасно, - воскликнулъ Мартынъ, - нарвется на предателя". "Ну конечно, слeдуетъ быть осторожнымъ", - согласился Грузиновъ и, потирая ладонью глаза, внимательно, сквозь толстые бeлые пальцы, посмотрeлъ на Мартына. "И очень важно, конечно, знать мeстность", - добавилъ онъ вяло.
Тогда Мартынъ проворно вынулъ небольшую въ трубку свернутую карту. Онъ зналъ ее наизусть, не разъ забавлялся тeмъ, что чертилъ ее не глядя, - но теперь слeдовало скрыть свое знанiе. "Я, видите ли, даже запасся картой, сказалъ онъ непринужденно. - Мнe, напримeръ кажется, что Коля перейдетъ вотъ здeсь, или здeсь". "Ахъ, его зовутъ Колей, - сказалъ Грузиновъ. Запомнимъ, запомнимъ. А карта хорошая. Постойте..." (появился футляръ, чмокнувъ, открылся, блеснули очки)... "Значитъ, позвольте, - какой, масштабъ? - о, прекрасно... - вотъ - Рeжица, вотъ Пыталово, на самой чертe. У меня былъ прiятель, тоже, по странному совпаденiю, Коля, который разъ перешелъ рeчку бродомъ и пошелъ вотъ {203} такъ, а въ другой разъ началъ здeсь, - и лeсомъ, лeсомъ, - очень густой лeсъ, - Рогожинскiй, вотъ, а теперь, если взять на сeверо-востокъ... -"
Грузиновъ теперь говорилъ живо и все ускорялъ рeчь, водя острiемъ разогнутой англiйской булавки по картe, - и въ одну минуту намeтилъ полдюжины маршрутовъ, и все сыпалъ названiями деревень, призывалъ къ жизни невидимыя тропы, - и чeмъ оживленнeе онъ говорилъ, тeмъ яснeе становилось Мартыну, что Грузиновъ надъ нимъ издeвается. Вдругъ донеслись изъ сада два женскихъ голоса, странно выкрикивающихъ фамилiю Юрiя Тимофеевича. Онъ высунулся. Барышни-англичанки (барышнямъ, вообще, онъ нравился, разыгрывалъ передъ ними байбака, простака) звали его eсть мороженое. "Вотъ пристаючiя, - сказалъ Грузиновъ, - я все равно мороженаго никогда не eмъ". Мартыну показалось, что уже гдe-то, когда-то были сказаны эти слова (какъ въ "Незнакомкe" Блока), и что тогда, какъ и теперь, онъ чeмъ-то былъ озадаченъ, что-то пытался объяснить. "Вотъ мой совeтъ, - сказалъ Грузиновъ, ловко свернувъ карту и протянувъ ее Мартыну. - Передайте Колe, чтобъ онъ оставался дома и занимался чeмъ-нибудь дeльнымъ. Хорошiй малый, должно быть, - и было бы жаль, если-бы онъ заплуталъ". "Онъ въ этомъ лучше меня смыслитъ", - мстительно отвeтилъ Мартынъ.
