Спокойной ночи - Алексей Редькин

Дарен затих. Упал на кресло и упёрся пальцами в виски.

– Слушайте, нам нужно что-то с этим решать. Иначе вы и Сора будете и дальше друг другу причинять увечья на душу.

– Я… Я подумаю над этим.

– Уж пожалуйста.

Я вышел из кабинета. Спустившись, встретился со стариком.

– Как всё прошло? – поинтересовался тот.

– Неплохо, – ответил я.

– Господин Хилари…

– Чего?

– Вы справитесь.

О чём именно говорил он, я не совсем понимал.

Мужчина провёл меня до выхода. Я выловил такси и поехал обратно.

Вернувшись, Я поел с Сорой нарезанный им салат. Тогда я заметил кое-что. Сора вновь ведёт себя ни так как раньше. Но нет, это не была грубость и хладнокровность его отца. Скорее он был просто никаким. Глаза постоянно опущены вниз, каких-либо эмоций на лице просто не было. По виду он впал в мысли. Замечу, впал глубоко. Всё внешнее он делал на автомате и не подключая к этому своё сознание. Неужели мои вчерашние слова так отозвались в нём, что теперь он с такой серьёзность всё обдумывает?

Когда мы доели, я собрал посуду. Я принялся за мойку, а Сора ушёл к себе в комнату.

Закончив, я разложил посуду сушится. Закончив с бытовым делом, я возвращался в зал и остановился в коридоре. Я посмотрел на дверь Соры. Инстинктивно я подошёл к ней. Никакого звука за ней я не слышал. В голове появилась навязчивая мысль «Может зайти к нему?». Моя рука уже начала тянутся к ручке. Только, когда я почти схватился за неё, я одумался и отдёрнул руку. «Не стоит его сейчас беспокоить» – мысленно ответил я себе и пошёл в зал.

Рухнув на диван, я принялся расставлять по полочкам всё, что происходит сейчас. Начинал я с самого меньшего. Начиная с незнакомой девочки, поселившейся в моей квартире и живущей там вместо меня, и заканчивая человеком, который продолжает меня преследовать. Но почему? Что я мог сделать ему? Зачем ему всё это? Никаких ответов.

Где-то час я провалялся, стараясь разгрести всю эту кучу непонятных деталей. Но такое чувство, что всё это не имеет никакого смысла.

От всей этой головоломки мне захотелось проветрить себя. В частности, свою голову. Через дверь я сообщил Соре, что ушёл на прогулку, затем оделся потеплее и вышел наружу. Пройдя некоторое расстояние пешком и выйдя на крупную дорогу, я выловил такси и отправился на пляж. На тот же самый, на котором был вчера. Только, когда я приехал, он отличался. Нет, это был всё тот же самый пляж. Ни его расположения, ни его структура никак не изменилась. Но серое небо, провисающее над ним, меняло это место до неузнаваемости. Если вчерашний пляж был окутан тёплыми цветами и был замечательным местом, чтобы серьёзно поговорить с кем-то, сегодняшний серый пляж был местом, где ты сможешь спокойно поговорить с самим собой.

Я дошёл до той самой лавочки. Всё такая же деревянная и углублённая в песок. Но теперь это лавочка лишь для одного.

Когда я сел на неё, то стал пристально смотреть на море. На холодное серо-голубое море, чьи волны тихо шатались, блуждая по этому миру.

«Хилари, – обратился я к себе, – почему всё это с тобой происходит? Почему один человек хочет тебе навредить, а другой старается помочь? И почему не поможешь себе ты сам? Неужто этот счастливый парень, который каждое утро просыпался с улыбкой на самом деле не более чем выдумка? А за маской в самой глубине тебя скрывается ребёнок? Ребёнок, который напуган. Ребёнок, которого ты не исцелил от ран минувшего, а лишь спрятал в гробнице? Но ведь так нельзя, Хилари! Ты должен всё исправить. Должен выпустить того ребёнка наружу, чтобы он излечился и наконец ушёл на покой.»

Внезапно внутри меня что-то сломалось. Так ломается скорлупа, когда из неё вылезает птенец. Так из глубин моей души вылез он – маленький мальчик, переживший потерю родителей. Слёзы произвольно потекли по лицу. Ни боли в сердце, ни страха, ни горечи. Просто слёзы шли, хотя сейчас причин им не было. Всё потому, что слёзы эти давние. Это те слёзы, которые должны были потечь уже очень-очень давно.

Я закричал. Крик сам вырывался из меня. Он был таким же, как и слёзы. Запоздавший. Маленький мальчик внутри меня кричал и лил слёзы по потерянным родителям.

В тот день пришла полиция и органы опеки. Множество взрослых, которых я не знал. И среди них не было моих матери и отца. Единственным знакомым лицом был дядя Харвард. В тот день мне было по—настоящему страшно.

– Дядя Харвард, а где мама с папой?

Но он молчал. И пускай я был мелким, но всё равно чувствовал, что происходит что-то очень плохое.

Лишь через пару часов в дали от дома я услышал о том, что мои родители мертвы.

В этот момент что-то щёлкнуло сразу в двух местах. В груди и голове.

Слёзы текли через край. Каждая капля была горяча как лава. Тонкие и длинные лапы чудовища, именуемого Смертью, хватали меня за руки. Стоя сзади, оно улыбалось и с широко раскрытыми глазами смотрело на меня.

Но даже после смерти родителей, я думал лишь о том, как бы их не разочаровать. Они бы не хотели, чтобы я так страдал – я это понимал. Поэтому я давал себе выплакаться в тот поздний вечер, но при условии, что завтра не пророню ни слезинки. Ведь мама с папой всегда хотели, чтобы я был счастливым и не думал о плохом.

На следующее утро я натянул улыбку.