Всех нас убьет.
– Будешь говорить, что она кого-то убьет, – она тебя и за это убьет.
Новенькая Медсестра захлопнула рот ладошкой. – Как ты узнала, что мы поругались? – спросила я. – Есть у меня способы. – Новенькая Медсестра постучала себе пальцем по носу. Потом села прямо, как следует. Плечи ее опустились, улыбка растаяла, она посмотрела на меня пристально, улыбаясь уже по-другому – пытливо, как делает иногда, чтобы не заплакать. – Совсем было плохо?
Я задумалась. Да, я плакала. Да, вела себя по-идиотски, пожалуй, но совсем плохо не было. Скорее было неловко.
– Охранник очень милый попался, – сказала я.
– Джеки говорит, ты плакала.
– Ага.
– Не видела еще, чтобы ты плакала.
– В конце концов я все равно встретилась с отцом Артуром.
– Да?
– Он сам пришел тайком.
– Сделаю вид, что не слышала этого.
Я улыбнулась.
– Ленни! – Она все еще смотрела пытливо: может, надеялась, что я откроюсь. Или хотела своими глазами увидеть мои легендарные слезы, которых еще не видела. – Правда было плохо?
– Просто выдался трудный день.
Новенькая Медсестра кивнула. Но ей хотелось большего. Всем хочется.
– Джеки уволят? – спросила я.
Новенькая Медсестра отвернулась, глянула через зазор между шторками, натянутыми вокруг моей кровати, в залитый холодным светом коридор.
– У нее теперь неприятности?
– Не могу сказать.
Она не сводила глаз с сестринского поста, где какой-то уборщик веселил медсестру-практикантку, а та громко смеялась.
– Ты на нее кричала?
– Не могу сказать.
Может, Новенькая Медсестра и правда кричала на Джеки, потому что теперь, кажется, слегка улыбалась уголками губ.
– Билеты уже забронировала? – спросила я.
– Билеты?
– В Россию.
– Еще нет.
– Почему?
Она посмотрела на меня, и в этом взгляде я, по-видимому, должна была все прочесть, но на самом деле не прочла ничего. А посему, воспользовавшись преимуществом больного, сказала Новенькой Медсестре, что очень устала.
Слегка огорченная, она слезла с моей постели, сунула ноги в белые кроссовки. Молча их зашнуровала и задернула мне шторку. Я ничуть не устала. Ну или не больше обычного. Просто хотела, чтобы она потомилась немного и в наказание за свою скрытность вынуждена была уйти и остаток перерыва провести на сестринском посту. Может, после этого она станет больше меня ценить и поймет, что, если людей только дразнить и ничего не рассказывать, дружить с тобой не будут.
Я легла для виду, как и полагается уставшей, а открыв глаза, обнаружила, что уже почему-то утро. И этим утром в мою палату пришла Марго – стоит у приоткрытой шторки и явно нервничает.
– Ленни, – сказала она тихо, – это из-за сердца.
– Что “это”? – прошептала я, еще плохо соображая после сна.
– Я здесь из-за сердца.
Я села в кровати. Вне Розовой комнаты Марго казалась такой маленькой.
– Ой! Как жалко. Мне нравится ваше сердце. У вас просто прекрасное сердце, по-моему.
– Подумала, раз мы обо всем друг другу рассказываем, надо тебе и про мою болезнь рассказать.
Я поманила Марго к себе, она несмело прокралась за шторку, села рядом на кровать.
– А подлечить его они могут? – спросила я, увидев с облегчением, что она не плачет. А точнее, абсолютно спокойна.
– Вряд ли. Но пытаются, дай им бог.
Она улыбнулась, и на секунду мне показалось, что это солнечный луч упал ей на лицо.
– Где твой отец, Ленни?
– Где твой отец, Ленни?
– Где твой отец, Ленни?
Трижды Марго меня спросила и трижды не получила ответа. Поэтому удивилась, наверное, когда я заговорила, продолжая рисовать автомобили, стоящие в ряд, – маленькие, просто пятнышки. Красные, синие, белые, серебристые.
– По-моему, Мина была права, – сказала я Марго.
– Насчет чего?
– Насчет того, что преследовать не нужно.
Марго наморщила лоб.
– Помните, когда вы искали Джонни, она сказала: хочет человек начать новую жизнь – помаши ему рукой и не ходи за ним. Дай уйти, если ему так надо. Освободи его.
Больница “Принсесс-ройал”,
Глазго, ноябрь 2013 года
Ленни Петтерсон 16 лет
В кабинете врача-консультанта было темно, но позади его стола располагалось большое окно. За ним, вверху – серое небо, а если вниз посмотреть – больничная парковка. Блестящие бусинки автомобилей. Я смотрела на них, и мир казался таким далеким. Этот врач, наверное, нарочно расставил мебель в кабинете так, чтобы сидеть спиной к окну и не смотреть целыми днями, как зачарованный, на парковку.
– Темно здесь, прошу прощения, – сказал он. – Установили новые лампы с датчиком движения – так экологичнее, но мои, похоже, не работают. Раз двадцать уже махал рукой перед дурацким сенсором, и ничего.
В темноте окно особенно завораживало.
Мы с отцом сидели у стола на пластиковых стульях. Новая папина подруга Агнешка осталась ждать в приемной, до смерти перепуганная. По-моему, она отцу подходила – рассудительная, но ласковая, к тому же умела заставить его смеяться – самостоятельно он редко это делал. Я порадовалась бы, заживи они вместе.
– Могу я называть вас Линнея, мисс Петтерсон? – спросил врач.
Отец сказал: “Для всех она Ленни” – в тот самый момент, когда я сказала:
– Все меня Ленни зовут.
– Понял. Значит, Ленни. Что ж, мы получили результаты твоих анализов, Ленни.
Врач несколько раз щелкнул мышкой, и лицо его озарилось зеленым свечением ожившего монитора.
Он еще пощелкал мышью, покрутил колесико, уставился на экран – наверное, собирался с духом, чтобы сообщить то, что сообщил потом. Наконец, глубоко вздохнув, сказал:
– Этого мы и боялись.
Я попыталась представить, как он сидит дома, в постели, подоткнув под себя одеяло, с женой, хорошей книгой и кружкой бульона, и боится за меня, шестнадцатилетнюю девчонку, которую видел лишь однажды, – одну из сотни пациентов, наверное, бывавших у него еженедельно. Как он играет в сквош и вдруг останавливается, пропускает мяч, испугавшись за результаты моих анализов. Как грызет ноготь на большом пальце, выезжая с больничной парковки каждый день, все две недели, пока мы ждем этих результатов. Боится за меня.
Но теперь, давая нам разъяснения по поводу терминологии, процедур, сроков и ограничений, он выглядел бесстрашным.
Пока это все происходило, я смотрела в окно – следила, как красный автомобиль въезжает задним ходом на парковочное место. Как женщина за рулем выключает двигатель и фары гаснут, как потом она выходит, держа в руках тяжелую сумку и что-то белое. Как закрывает дверцу и не спеша пересекает парковку, направляясь к больнице. Как потом соседний, синий автомобиль аккуратно сдает назад, а подъезжающий белый притормаживает и пропускает его.
Доктор развернул монитор, чтобы показать отцу снимки, но тот сидел весь бледный. Уставился в стол и не дышал.
Пока доктор рассказывал дальше
