раза, включая тот, последний, и так и запомнил ее.
– Хэлло! – сказал он и улыбнулся.
В черном костюме тайер с белой блузой она показалась ему почти чужой. Она не подкрасила губ, и теперь они выглядели бесцветными, почти белыми.
– Вы выглядите обворожительно, – сказал он по-французски. Он чувствовал себя чуть-чуть неловко. – Где ваш багаж? – продолжал он по-английски.
Она указала ему носильщика, терпеливо ожидавшего в стороне с ее чемоданом. Франк взял ее под руку и они пошли. Она произвела на него теперь более чужое впечатление, чем он ожидал – казалось, что они никогда не были вместе в душной купальне. Ho как бы то ни было, чужая или нет, она приехала в Париж и теперь перед ними были день и ночь, в течение которых они могли ближе познакомиться. Пока что он поддерживал разговор шаблонными фразами: «Вы знаете Париж?» и «Как прошло путешествие?» и «С вашей стороны было очень мило приехать». При последней фразе ее ресницы чуть дрогнули, и она сказала с оттенком кокетства.
– Я подумала, что маленькое путешествие не повредит мне.
В такси они сидели молча. Франк осторожно взял ее за руку, оказавшуюся совсем холодной, и крепко сжал. Она внимательно смотрела в окно, как будто в бесконечных и не очень привлекательных улицах, по которым они проезжали, было что-то особенно интересное.
– Дорогая, – вкрадчиво сказал он.
Она улыбнулась.
– Все это так нереально, – ответила она.
Он еще не поцеловал ее. Брак с Пирл научил его не проявлять своих чувств. Мадам вежливо и с сдержанным одобрением приветствовала Эвелину, и Эвелина вела себя точно так же, как вела бы себя Пирл. Франк мысленно заметил, как приятно иметь дело с женщинами, обладавшими вкусом. Он весело вспомнил те случаи, когда недостаточно внимательно выбранная подруга конфузила его перед другими. На этот раз, разнообразия ради, лифт работал, но остановился на втором этаже, и они должны были дальше подниматься по лестнице. Франк следовал за Эвелиной. В несколько минут, поднимаясь на третий этаж, он наконец рассмотрел ее по настоящему. Она была гораздо красивее, чем он представлял себе. Он был очень чувствителен по отношению к характерным чертам и породе. Породистость чувствовалась даже в костях Эвелины, в ее походке, маленькой голове и стройных бедрах.
– Ну, вот мы и пришли, – сказал он, открывая двери.
Он все еще чувствовал себя неловко и старался скрыть это. Комната, в которую они вошли, была маленькой гостиной, обычной, обтянутой шелком мебелью. На камине из поддельного мрамора стоял бюст из той-же массы под мрамор. Франку было немного неудобно – комната имела тот запущенный вид, который бывает в давно основанных отелях, гордящихся своею старомодностью. Эвелина быстро подошла к окну и выглянула на улицу. Франк взял ее саквояж у слуги и закрыл дверь.
– Эти аспидные крыши…. – сказала Эвелина стоя у окна.
Все это было глупо. Еще минута, и он обнял ее. Она задрожала. Его тоже охватила дрожь. Она высвободилась из его рук и живо подошла к камину.
– Жозефина! – воскликнула она, как будто приветствуя родственницу.
– Кто? – с удивлением спросил Франк.
– Жозефина Богарне, – ответила Эвелина, глядя на гипсовую щеку бюста.
– Ну, вы, немки, так образованы – пробормотал Франк.
Бледные губы Эвелины улыбнулись ему.
– Как долго вы можете остаться? – спросил он ее.
Это был чисто формальный вопрос, он сам во что бы то ни стало должен быть завтра на «Беренгарии».
– Я должна вернуться к завтрашнему вечеру, – ответила она.
– На аэроплане вы поспеете без всякого труда, – сказал он.
Эвелина задумчиво, как бы не расслышав, посмотрела на него.
– Не будем думать о завтра, – сказала она и снова замолчала.
Франк взял ее саквояж и понес в спальню. Как только он открыл дверь, его встретил аромат роз, наполнявший всю комнату. Нахмурившись Франк увидел, что мадам осенила блестящая идея поставить букет красных роз на ночной столик. Это были темные розы, увядающие скорее и пахнущие сильнее, чем другие. Эвелина прижалась к ним лицом.
– O, спасибо, – сказала она.
Ее благодарность звучала слишком пылко и казалась преувеличенной. Франк был рад, что цветы ей понравились. Про себя он решил, что подобное символическое подношение роз было крайне бестактно. Он с дрожью подумал о том, что сказала бы Пирл по поводу подобной многозначительной любезности. Оставив ее, он прошел в другой конец маленькой комнаты. Шторы были полуспущены – еще один нескромный знак внимания со стороны мадам. Даже кровать казалась не неодушевленным предметом, а назойливым третьим лицом. Франк открыл дверь, оклеенную обоями.
– Мне очень жаль, но на нас обоих тут только одна ванная комната, сказал он. Эти французские отели в подобных вещах не на высоте. Моя комната с другой стороны ванной, он кашлянул и прибавил: – они принимают нас за супружескую пару.
Эвелина взглянула на него почти сострадательной улыбкой.
– Разве? Но ведь вы полная противоположность женатого человека.
– Вы думаете? – спросил он и только тут ему пришло в голову, что Эвелина считает его холостяком. Совершенно случайно он ни разу не говорил ей о своем браке. На мгновение он заколебался. Однако, сейчас не время было рассказывать Эвелине о Пирл. К тому же это вовсе не касалось ее. Абсолютно не касалось. Войдя в ванную комнату, он открыл кран с горячей водой. Вы наверное захотите выкупаться, – предложил он. Эвелина с благодарностью приняла предложение. Распаковав свой маленький саквояжик, она принесла в ванную свои вещи. И теперь ее зубная паста лежала рядом с его зубной пастой, ее губка рядом с его губкой. Эвелина со странным выражением смотрела на эту близость. В ту же минуту он тоже почувствовал, что они стали как-то ближе. Он последовал за ней из ванной в ее спальню. Из чемодана появилась ночная сорочка, белая и прозрачная, отделанная желтоватыми кружевами, – была разложена на кровати. Франк улыбнулся от удовольствия и неожиданности. У него было предубежденное представление о белье германских женщин, и он был приятно поражен и обрадован, когда увидел, что у Эвелины были ты же кокетливые женские пустячки, как у Пирл или Марион.
– Вот, – сказала она и выжидательно посмотрела на него.
Он опустился на колени и попытался снять ее туфли.
– Могу я помочь вам? – спросил он.
– Нет.
– Нет?
– Нет, пожалуйста не надо.
На минуту франк задумался. Иногда все портит послушание женщине, иногда неповиновение ей. Он взглянул Эвелине в лицо. Ее темно синие глаза были полны страха. Он быстро поцеловал ее щиколотку и встал. Что бы там ни было, а мужчина, стоящий на коленях, в наш прозаический век всегда выглядит
