местам». Слово «домой» на странице смотрелось так странно, но я оставила его как есть. Я старалась придать письму бодрый тон, по крайней мере не на грани нервного срыва. «Часто о тебе думаю. Не знаю, жив ты или нет, и от этого порой аж трясет. Так что пришли мне имейл или ответное письмо, что угодно. Скоро увидимся». Внизу я перечислила свои контактные данные, сложила листок втрое, на конверте написала адрес родителей Луки и запихнула письмо в рюкзак. После чего ввела в командную строку адрес веб-сайта бюджетных авиаперелетов, настойчивую рекламу которого как-то увидела во время очередных моих ночных бдений, и, опустошив свой банковский счет на сумму летней подработки в «Кеймарте», забронировала билет в Загреб на первый же день каникул.
И только три недели спустя, когда самолет уже рассекал облака над Балканским полуостровом, я ужасно пожалела об этой затее. Лука на письмо не ответил, не прислал имейл и не позвонил. Мне предстояло выяснить, что с ним произошло, но чем дальше, тем страшнее было узнать правду. Книга «Черный ягненок и серый сокол», которую я, в сущности, украла из библиотеки, лежала на коленях, как свинцовая. «И зачем я столько вещей набрала», – то и дело осеняло меня ночью в самолете, в перерывах между судорожным сном, в приступе ясности ума. В итоге Лора выслала мне почтой американский паспорт, но не югославский, без которого я могла оформить новый, даже если бы захотела это сделать. Когда стюардесса раздавала нам бланки с анкетой, где в одной графе нужно было отметить, «гражданин» ты или «турист», я вдруг осознала, что именно в Хорватии фактически ни разу не была.
Я закинула рюкзак за спину, спустилась по ступенькам и, минуя гудронный перрон, пошла к серевшему вдали зданию международного аэропорта Загреба. Бетонная громадина сужалась, разветвляясь на два тонюсеньких рукава к терминалам. На стоянке было еще три винтовых самолета, прямо напротив нашего, и это, по всей видимости, при полной загрузке аэродрома.
Несмотря на волевые потуги держать себя в руках – война ведь уже много лет как кончилась, мы же даже в долбаное НАТО вступили, – первые минуты после посадки меня не отпускало чувство, что вот-вот раздастся взрыв. В зале терминала желтые указатели отбрасывали болезненно-желтушные блики. Кроссовки приставали к грязной плитке, липкой от влажности и пролитой газировки. Столько лет прошло, а страна так и не избавилась от ауры Восточного блока – бахвалилась внушительным размером и цементом, словно женщина с кричащей помадой вишневого цвета, которой она все никак не научится краситься. Я пробралась сквозь столпотворение сбитых с толку туристов в начало очереди на миграционный контроль. Мне нравилось ощущать свою силу, проталкиваясь сквозь толпу, в то время как в Америке пихаться было бы неприемлемо. Извиняться я не стала.
– Здравствуйте. Dobar dan, – сказал таможенник, когда я подошла к окошку. Он протянул руку, как бы запрашивая мои документы. Получив мой американский паспорт, он промямлил что-то на ломаном английском и потянулся к стопке анкет для прибывающих.
– Dobar dan, – робко заговорила я, слова давались мне с трудом. – Kako ste vi danas? [7]
Предложение вышло официозное, но грамматически верное, и он пригладил усы, оглядев меня, будто я дала ему поддельный паспорт. Я ответила таким же пристальным взглядом. Таможенник положил бланки с анкетой обратно на стопку.
– С возвращением, – сказал он на хорватском и, махнув рукой, пропустил меня.
Снаружи воссоединялись семьи. Малыши-близнецы в одинаковых солнечных очках кинулись на руки пожилому мужчине. Молодой человек в футбольной майке «Динамо Загреб» окликнул свою вымотанную перелетом невесту и поднял ее в воздух в объятиях; они поцеловались, и румянец понемногу снова залил ее щеки. Мужчина в темном костюме встретил второго в такой же одежде. Поначалу я их приняла за деловых партнеров, но когда они обнялись, стиснув зубы, я сразу распознала воссоединение по случаю похорон. И тут же отвернулась.
Багажная лента, поскрипывая, двигалась, как в летаргическом сне. Многие сумки задыхались в промышленной упаковочной пленке. Я заметила свой чемодан, относительно целый и невредимый, стащила его с ленты и вышла на открытую парковку.
Аэропорт располагался далеко за чертой города, и я отдала свой багаж мужчине в форменном светоотражающем жилете и села на автобус с табличкой ZAGREB CENTAR. Я поняла, что совершила большую ошибку, как только водитель потребовал с меня двадцать кун, слишком уж много за обычный проезд на автобусе. Скорей всего, это какая-то частная компания разводила туристов на деньги, но другого общественного транспорта я на парковке не видела, а мой чемодан уже закинули в «пузо» автобуса.
– Я еще не разменяла деньги, – обратилась я к водителю на английском в надежде, что это смягчит ситуацию.
– Два-ноль кун до автобусной остановки в Загребе, – ответил он и протянул ладонь.
Я дала ему пятидолларовую купюру, которую он прикарманил, даже не выдав мне билет.
После тягостной поездки по новому шоссе от аэропорта до города я вышла на остановке «Autobusni Kolodvor» и отправилась в центр пешком. Загреб оказался меньше, но в то же время красивее по сравнению с его бледным подобием, которое я выстроила у себя в голове. В клумбах по всему городу цвели красные и желтые тюльпаны, а мощеный тротуар, залитый летним солнцем, оказался чище, чем в моих воспоминаниях. И хотя на улицах люди ходили в нарядах, давно вышедших из моды в Америке, с виду и не скажешь, чтобы они плохо питались или бедствовали. Только редкие следы бомбежки на фасадах домов свидетельствовали о недавней войне.
Я двинулась дальше по улице Бранимирова, превратившейся в неузнаваемый торговый квартал. Магазинчики, торговавшие ювелиркой, джинсами и мобильниками, были понатыканы так, чтобы создать видимость единого торгового центра. Я вспомнила, какие гостинцы привезла для Луки и Петара с Мариной – то, что мне самой было в диковинку по приезде в Америку, – и застыдилась. По всей видимости, сюда уже и так все завезли.
Сразу за рынком возвышались отели, причем большие, международные. Я понимала, что во времена моего детства в городе наверняка тоже были отели, но ни вспомнить их, ни представить потенциальных жильцов я не могла. По левую сторону открылся вид на Glavni Kolodvor – Загребский Центральный, как шутили местные, хотя на самом деле он был построен задолго до Нью-Йоркского вокзала.
До сих пор я шла по прямой, избегая думать о конкретном пункте назначения, но если идти до дома родителей Луки, скоро пришлось бы свернуть. В чужие руки собственность обычно переходила по
