- Ну это меня не интересует - масло или молоко. Важно, что сдали.
- Но ведь это комбинации.
- Чьи?
- Вот этого я пока не пойму.
- Ну, так вот по этому поводу я и позвал вас, Анна Андреевна. Колхозы сдавали, как положено. Но на маслозаводе совершенно запутана отчетность. И повинен в этом, к сожалению, ваш муж...
- Но ведь сдавал и принимал масло не он?
- Но он оформлял! Я не хочу вам неприятностей. Поэтому оставим все, как было.
- Подождите, Иван Степанович, - медленно проговорила Анна. - Сперва о молоке. Потом о моем муже. Надо сообщить в обком, что мы по молоку не дотянули.
- Но это же неправда!
- Покупали чужое масло и сдавали в счет собственного молока!
- А где доказательства?
- Мне сам Поспелов сказал.
- Документы, документы нужны. Я тоже звонил, интересовался. Все правильно.
- Надо исправить сводку.
- Да поймите, Анна Андреевна, что это невозможно переиграть. Ну, как вы это себе представляете? Колхозы обратно забирают масло с завода, везут в райпотребсоюз, там возвращают деньги... В общем, крути киноленту в обратную сторону? Вы подумайте: возможно это проделать?
- Тогда просто сказать правду...
- Обрадуете обком? И что, собственно, сказать? Выполнили - и каемся?
В чем-то Тарабрин прав. Сводку действительно невозможно переиграть.
- Я прошу назначить проверку, Иван Степанович. Ревизию. Чтобы такие вещи не могли больше повториться. Надо начать с маслозавода...
Тарабрин с интересом посмотрел на Анну.
- Хотите поставить под удар собственного мужа?
- Я не хочу ставить под удар собственную совесть.
- А если мы воздержимся?
- Я поставлю вопрос на бюро.
Тарабрин высыпал из деревянного стакана карандаши, пересчитал, положил обратно. Подумал. Тряхнул головой.
- Обойдемся без бюро. Не надо так официально. Пусть будет по-вашему. Поручим Семену Евграфовичу...
Облегченно откинулся на спинку стула, поправил рукою волосы, и только тут Анна заметила на его умном и большом лбу мелкие капельки пота.
XXXIX
Тарабрин оказался верен своему слову. В тот же день он переговорил с Жуковым. Жуков тоже не стал медлить, и без каких-либо оттяжек, как Анна и хотела, ревизия нагрянула на маслозавод.
В основном ревизии подверглась бухгалтерия завода, то есть Бахрушин, то есть собственный муж Анны... Санитарный врач достаточно придирчиво осматривал завод в установленные сроки, чистота соблюдалась на заводе неукоснительно. Масло и сыр, которые завод поставлял в Пронск и в другие города, - продукция его доходила даже до Ленинграда, - не встречали неодобрительных отзывов. Побольше бы такого масла и сыра! Таким образом, проверить следовало только отчетность, приход да расход, выяснить, сколько поступает на завод молока и куда оно девается...
- Раз уж проверять, так проверять, - сказал Тарабрин, и Жуков сказал обследователям примерно то же:
- Злоупотреблений как будто незаметно, но уж коли решили, поднимите всю отчетность, проверьте, так сказать, до конца...
Два дня шелестели на заводе бумагами, Алексей Ильич подавал всякие гроссбухи, в которые и сам-то заглядывал, пожалуй, впервые, и все было в порядке, все, как говорится, соответствовало. Но...
И вот акт комиссии уже на столе у Жукова, Жуков звонит Тарабрину, Тарабрин разыскивает по району Гончарову, и, поймав ее по телефону в Давыдовском совхозе, просит вечером, по возвращении, обязательно заглянуть в райком.
Тарабрин отменно вежлив, спокоен, может быть, чуть ироничен.
- Ваше желание удовлетворено, Анна Андреевна. Проверили маслозавод. Причем проверяли на совесть, это вам говорю я.
- Я знаю, Иван Степанович. Из райфо ведь Козловского посылали.
- А что - Козловский?
- Говорят, ни одной копейки не пропустит. Педант.
- Ну, не знаю, педант там или не педант, но все в порядке. Как говорится, в ажуре. Так, кажется, у бухгалтеров?
Анна вздохнула. Про себя облегченно вздохнула. И все-таки ей что-то не по себе.
- Но... - Тут последовала многозначительная пауза. - Есть разрыв между принятым молоком и выходом готовой продукции. В самое последнее время молока было принято больше, чем переработано.
- Значит, квитанции колхозам выдавались, а...
- Куда-то утекло. Бидоны дырявые.
- А может быть, колхозы не сдавали этого молока?
- Кто же в этом признается?
- Следовательно...
- Следовательно, недостача.
- Кто же несет ответственность?
- Бухгалтер Бахрушин. Ваш муж.
Тарабрин сказал это без подчеркивания, очень просто, как если бы говорил о постороннем для Гончаровой человеке.
Анна помолчала. Потом взглянула невесело на Тарабрина.
- Это преступление?
Тарабрин отрицательно замахал рукой.
- Нет, нет! Не волнуйтесь. Упущение... - Он участливо посмотрел на Анну, ему, наверно, искренне хотелось ее утешить. - Возможно, виновата спешка. Допускаю, что уж очень хотелось выполнить план. Так сказать, авансировали колхозы. Мы с Семеном Евграфовичем расцениваем это как служебное упущение. Не больше. Все отрегулируется...
Так она и знала. Она была уверена, что с выполнением плана что-то не в порядке. Формально в порядке, но на самом деле...
Ах, Бахрушин, Бахрушин! Алексей хотел жить со всеми в ладу. С тем выпьет. С другим согласится. Навыдавал квитанций. Люди не подведут. Он их вызволит, они его. Теперь, конечно, Бахрушин у всех в руках. Как поведешь себя, так и получишь...
Анна сплела кисти рук, принялась дергать себя за пальцы, точно стягивала с них несуществующие перчатки.
- А большая сумма, Иван Степанович?
- Да не волнуйтесь же, я вам говорю... - Тарабрин совершенно спокоен. Все отрегулируется. Помаленьку погасят...
Он назвал сумму. Сравнительно невелика. Примерно, пять месячных окладов Анны. Незаметная сумма. Но и Бахрушин, и Анна находились под прессом. Теперь все зависело от доброго расположения людей. Разумеется, ей пойдут навстречу. В этом она не сомневается. Помогут Алексею свести концы с концами.
Тарабрин читал ее мысли.
- Сведет ваш Алексей Ильич концы с концами, отрегулирует...
План выполнен, обком доволен, Алексей отрегулирует. Удивительно, как все добры друг к другу. Но от этой доброты ей хочется плакать...
Анна встала.
- Что ж, Иван Степанович... Спасибо. Я подумаю, как поступить...
- Да никак не поступать! - Тарабрин дружелюбно протянул руку. - Ваш Бахрушин не так уж и виноват. Всем хочется выполнить план. Любыми средствами. Не подумал. Не стоит раздувать его ошибку, ваш авторитет нам дороже...
Но Анна уже знала, что делать. Она заторопилась домой.
Алексей находился в благодушном настроении. Сидел на порожке дома и кое-как наигрывал на баяне. Был как будто слегка навеселе. В последнее время Анна не всегда могла разобрать - под хмельком Алексей или ей это только кажется.
Она притронулась к баяну.
- Погоди. Что там у вас?
- Порядок.
- Но у тебя недочет?
- Разбалансируем.
Анна посмотрела на него сухими злыми глазами.
- Неужели тебе что-нибудь давали?
Алексей положил баян на ступеньку, в глазах его тоже мелькнуло злое выражение.
- Ты соображай, Аня, что говоришь! Себя не пожалел бы, так тебя пожалею. Что я - не понимаю, что ли...
- Значит, ты - ни в чем?
- Ну, выпивал иногда с людьми...
Бесполезно с ним говорить. Тем более сейчас. Анна пошла прочь, не заходя в дом. Алексей приподнялся.
- Ты куда?
- Христа славить!
Что с ним говорить...
Она и вправду пошла по людям, собирать, что дадут.
У Ксенофонтовых Евдокия Тихоновна бросилась ставить самовар. Она всегда была душевно расположена к Анне, а теперь, когда Анна стала секретарем, ее посещение вдвойне приятно.
- Я по делу, тетя Дуся. Мне нужны деньги.
- Что так?
Евдокия Тихоновна испытующе посмотрела на гостью.
- Нужно выручить. Одного человека. Очень нужно.
- А много?
Анна сказала. Евдокия Тихоновна всплеснула руками.
- Откуда же у нас таким деньгам!
- Сколько можно, - сказала Анна. - У меня есть платья, пальто. Шифоньер можно продать. Приемник...
- Впрочем, погоди... - Евдокия Тихоновна подумала. - Гришка должен скоро прийти...
Гриша тоже обрадовался Анне.
- Какими судьбами, Анна Андреевна?
Мать помешала ему говорить с гостьей, увела в комнату, которую когда-то занимала Анна.
- Гришка на мотоцикл копит, - сказала она, выходя обратно. - Завтра утречком сходит в сберкассу, в обед принесу...
Накопления Ксенофонтовых равнялись двум ее окладам. Анна долго думала к кому бы еще обратиться. Ни у кого из ее знакомых не было таких денег. Ей пришла в голову отчаянная мысль - сходить к директору леспромхоза Ванюшину. Член бюро райкома, он держался в некотором отдалении от других членов бюро, но в спорах часто поддерживал Анну.
Утром она отправилась к Ванюшину.
- У меня просьба, Кирилл Савельич - без обиняков начала она, зайдя к нему в кабинет. - Мне нужны деньги. Порядочная сумма. Вы у нас местный Рокфеллер. Ну, не лично, конечно. Я не знаю, есть ли у вас лично. Но я рискнула. Очень нужны. Отдам через полгода. Это я предупреждаю...
