Сражение при Ворте стало дурным предзнаменованием для всей французской армии. Целую неделю крестьяне из соседних деревень убирали со своих виноградников и из соседних лесов бесчисленные обезображенные трупы, одетые в щеголеватые красные панталоны, чей цвет приобрел мареновый оттенок от запекшейся бурой крови. Согласно официальным сводкам, стальные орудия Круппа "не оставляют никакого шанса для успешного ответного огня. Они методично уничтожают все вокруг. Снаряды буквально сыпятся на головы сражающихся, которые обречены бессмысленно гибнуть, так и не дождавшись сигнала к атаке".
Макиавелли как-то сказал, что Карл VIII во время зимней кампании 1494 - 1495 гг. "захватил Италию с мелом в руке". Великий политик имел в виду то, что полководец сначала обводил на карте нужную ему крепость мелом, а затем в ход шла артиллерия, которая через какое-то время сравнивала город с землей. Карлу VIII удалось в течение шестнадцати месяцев захватить шестьдесят крепостей. Летом 1870 года благодаря орудиям Круппа немцы лишь за один месяц боев побили рекорд полководца эпохи Возрождения.
Накануне 6 августа вся французская армия была разбита на две большие части. Макмахон занял Эльзас, а император Луи Наполеон расположил свои войска в Лотарингии. Эти две большие армии разделял горный хребет, поэтому о возможной помощи в данной ситуации не могло быть и речи.
В то время, как правое крыло терпело поражение в сражении под Вортом, левое теряло господствующие высоты в районе Саары. В течение каких-то суток французская мечта о славе и о повторении подвига отцов превратилась в самый настоящий кошмар.
Макмахон вынужден был оставить Эльзас, а Луи Наполеон отступил и занял считающуюся неприступной крепость в Метце. Молтке осуществил три успешных сражения и сумел окружить Метц. Луи Наполеону в последний момент удалось сбежать и счастливо достигнуть расположений Макмахона. Император начал уговаривать маршала предпринять контратаку и освободить окруженный форт. Последствия этого решения были неописуемыми. В четверг, первого сентября, императорское правое крыло, изрядно потрепанное в боях, столкнулось с войсками Вильгельма в семи милях от бельгийской границы в районе Седана. Это была небольшая крепость с постройками, относящимися ещё к XVII веку.
Макмахону позиция показалась прекрасной, но генерал Огюст Дюкро, который уже успел приобрести кое-какой опыт в сражении при Ворте, знал, чем все может закончиться: господствующие высоты были прекрасной площадкой для обстрела французских позиций. Макмахон и предположить не мог, какой точностью и какой дальностью боя обладают крупповские пушки, поэтому на окружающие горы он не обратил особого внимания, наоборот, именно горы, как считал маршал, мешали продвижению большого количества вражеских войск. Дюкро с этим был категорически не согласен, но изменить что-либо оказалось невозможным. Согнувшись у костра, с красно-голубым тюрбаном зуавского полка на голове только Дюкро смог ясно и грубо сформулировать, ту горькую правду войны, с которой в недалеком будущем предстояло познакомиться всем участниками этого кровавого спектакля: "Nous sommes dans un pot de chambre, et nous y seron emmerdes" (Мы оказались на самом дне ночного горшка и теперь нам остается лишь ждать, когда на нас начнут срать сверху).
Позиция, выбранная Макмахоном, действительно была похожа на ночной горшок, а в роли дерьма должны были выступить снаряды Круппа (Kruppstahl).
Сражение началось незадолго до рассвета, несмотря на то, что Молтке хотел подождать ещё какое-то время, тем самым дав возможность соединиться двум своим корпусам и завершить окружение. Первый Баварский корпус не выдержал томительного ожидания и в 4 часа утра двинулся на врага, словно призрак, неожиданно появившись перед французскими укреплениями из предрассветного тумана. Французы запаниковали, они начали бросать баррикады и часть войск скрылась в городских зданиях. Прошло ещё какое-то время - и все укрепления были буквально сметены ураганным огнем крупповских батарей.
Как и предсказывал Дюкро, расположившись на господствующих высотах шестнадцать батарей врага за считанные часы беспрепятственно расстреляли всю Зуавскую армию, специально вызванную из Алжира для участия в этой кампании. Вскоре и сам Макмахон получил серьезное ранение. Его с трудом отнесли на носилках в укрытие. Маршал вынужден был передать командование и маршальский жезл прозорливому Дюкро. Новому командующему ничего не оставалось делать, как отдать приказ к отступлению. Армия ещё не была полностью окружена, оставался последний шанс спастись от позора. Но Дюкро отказался подчиняться другой генерал, Эмануэль Вимпфен. Последний горячо настаивал на неожиданной контратаке, которая должна была "проучить прусаков и сбросить их в Рейн". На истошные вопли Вимпфена о том, что "нам нужна только победа", умудренный опытом Дюкро спокойно заявил: "Нам повезет, мой генерал, если сумеем выбраться отсюда". И это не было преувеличением. Методичный огонь немецких батарей с каждым часом становился все интенсивнее. К полудню Молтке двинул свои войска через дорогу, ведущую в Мезьер. Таким образом, он отрезал последний путь к отступлению.
По словам очевидцев, погода в тот день была прекрасной. Король Вильгельм через подзорную трубу мог спокойно наблюдать, как в ярких лучах солнца на территории в несколько миль лежат горы трупов. Работа эссенского магната была милостиво одобрена кивком монаршей головы.
Наконец и упрямый Эмануэль Вимпфен понял, что сражение безнадежно проиграно. В отчаянии он все-таки решился на прорыв, но для осуществления своей цели бедный генерал уже упустил время и поэтому не смог набрать нужного количества войск: вокруг лежали только трупы храбрых солдат в красных, как кровь, панталонах. Но, несмотря на это, в час дня Вимпфен послал в Седан вестового для того, чтобы предложить Луи Наполеону лично принять участие в прорыве. Однако император так и не появился перед войсками. Наполеон не был трусом, наоборот, император все время порывался вскочить в седло и рвануться вперед через заградительный огонь прусской артиллерии, предпочтя достойную смерть на поле сражения позорному плену. Но для этого вестовой явно не подходил. Вимпфен пренебрег правилами этикета и лично не предложил шпагу Луи Наполеону, а император в этом вопросе был очень щепетилен. Время ушло, про этикет в пылу сражения забыли и к двум часам дня немцы уже успели разгромить жалкие остатки французской армии. Лишенная командования императорская пехота разбежалась по окрестным лесам. Тогда Дюкро решился на отчаянный шаг, больше похожий на самоубийство. Ему пришла мысль с помощью отборной императорской кавалерии проложить небольшой коридор во вражеских позициях и избежать вместе с Наполеоном III позорного плена.
Командир кавалерии поднял над головой палаш, чтобы отдать приказ к атаке, и тут же свалился замертво. Два адъютанта оттащили его в сторону. Лицо кавалериста превратилось в кровавое месиво. Другому главному офицеру удалось отдать приказ, и императорская гвардия бросилась в атаку, которую тут же подавили ураганным огнем.
"Vengez - le!" (К мести!) - прозвучала команда, и ещё одна атака захлебнулась в крови, как и первая. Затем ещё и ещё и еще... пока последний из всадников не свалился замертво
Король Пруссии через подзорную трубу внимательно наблюдал за всей этой сценой, находясь на почтительном расстоянии. Восхищенный, он лишь произнес по-французски: "Ah! Les braves gens!" (Какие бесстрашные люди!).
"Никогда прежде, - писал по этому поводу историк Ховард, - артиллерия не использовалась в войне с такой поразительной эффективностью".
Король Вильгельм не мог оторвать своего зачарованного взора от поля сражения. Он видел, как клубы дыма поднимаются сначала над тем или иным склоном, а внизу, словно скошенные невидимой косой, падают и падают люди.
Другой же венценосец, Наполеон III, был в этот момент в самом центре событий, то есть там, где и гуляла во всю выпущенная на свободу смерть. Император чудом остался жив и даже сумел достигнуть Седана. Затем навстречу прусским войскам вышел офицер с белым флагом, и эта капитуляция ознаменовала собой рождение Второго Германского Рейха. Офицер передал Молтке письмо следующего содержания:
"Monsieur mon frere,
N'ayant pas pu mourir au milieu de mes troupes, il ne me reste qu` `a remettre mon epee entre les mains de Votre Majeste. Je suis de Votre Majeste le bon frere
Napoleon".
"Месье брат мой,
Не имея возможности погибнуть вместе с моей армией, мне не остается ничего, как отдать свою шпагу в руки Вашему Величеству. Остаюсь Вашему Величеству добрым братом.
Наполеон".
Но Вильгельм не собирался принять шпагу из рук поверженного императора. Король передал письмо Бисмарку, который тут же продиктовал ответ следующего содержания:
"J'ai designe le General de Mltke `a cet effet".
"Я определил генерала Молтке выполнить эту миссию".
Ночью прусские войска, сидя у своих костров, распевали известный лютеранский хорал "Nun danket alle Gott". Они были удивлены и поражены случившимся не меньше, чем разгромленные ими французы. По словам Хорварда, никто не мог тогда даже отдаленно предсказать, что "эффективность прусской артиллерии станет величайшим стратегическим открытием франко-прусской войны".
