"Иван Макарыч" весело кувыркался, проделывая на прощанье свои "изящные" трюки. Из соседней бухты шел его спутник, с которым они вместе отправятся в дальний путь. И вдруг послышался стонущий крик, похожий на свисток узкоколейного паровоза "кукушка". Мы схватили бинокли. Вокруг кита то в одном, то в другом месте показывались из воды черные плавники и белые зазубренные палки с острыми концами.
- Рыбы-пилы! - тревожно сказал Онуфриев.
Они часто собирались у нашего побережья, но никогда их не было здесь так много, как в этот день. Прямо пропасть! Будто нарочно со всех морей сбежались. Надо сказать, что по отдельности эти рыбы трусливы, но если собираются в стаи, не боятся нападать даже на таких силачей, как киты.
Однажды они набросились на рыбачьи баркасы, приняв деревянные днища за брюхо китов. Как ударят пилой, так в баркасе пробоина, вода хлынет. Рыбаки решили, что наткнулись на каменную банку, стали измерять глубину. Оказалось сорок метров до дна. Что за диво? Одна из хищниц вонзилась в толстое двухдюймовое днище, а вытащить свой нос не может, и застряла. Чуть не пробила заодно и ногу рыбака, да он вовремя отскочил. Так в баркасе я доставили ее на берег.
Стая таких вот разбойников и налетела на Маленького Кита. Услышав его тревожный зов, "Иван Макарыч" кинулся на помощь. Рыбы-пилы уже прижали к берегу свою жертву: ни назад в море, ни вправо, ни влево. Кругом враги! А впереди берег, на который он, конечно, не мог выйти.
Задыхаясь от слез, Таня умоляла Никитушкина надеть водолазный костюм и помочь попавшему в беду. Но, увы, рыбы-пилы проткнули бы насквозь и водолаза. А стрелять из пушки по ним нельзя: в сутолоке убьешь самого кита.
Обессиленный и обезумевший от боли, Маленький Кит выбросился на отмель. Как раз начался отлив.
В этих местах приливы и отливы на сотню метров случаются. Океан отступил, и на берегу остались раковины, пятилучевые, семи- и десятилучевые звезды; всех размеров крабы и много других мелких животных копошились на мокром песке.
Спешившего на выручку "Ивана Макарыча" оттянуло обратно в море. Маленький Кит осел на отмели и собственной тяжестью раздавил свое сердце и легкие.
Кровожадные пилы вмиг окружили "Ивана Макарыча". Что творилось с ним после этого, не поддается описанию! Он вращался в воде, поднимая упругие волны. Бурно погружался, вставал над океаном, словно гранитная колонна, и всей тяжестью обрушивался вниз, сокрушая ошалевших от гула хищников. Ревел и бил могучим хвостом, будто тяжелый крейсер из всех своих бортовых, носовых и кормовых орудий. Океан кипел, подобно вулкану, завинчиваясь водоворотами вокруг кита. Буря поднялась от быстрых движений его многотонного тела. Он бился, как сказочный русский богатырь с несметными полчищами злобных врагов, и казался воплощением разъяренной морской стихии.
Потрясенные невиданным поединком, мы, не отрываясь, зорко следили за каждым движением кита. Онуфриев среди нас высился каменным изваянием. Тускло поблескивал козырек его бессменной фуражки в паутине бесчисленных трещин. В кулаке он крепко сжимал давно потухшую трубку.
Наш завхоз, охваченный азартом сражения, бегал вдоль берега и кричал киту:
- Бей их, гадов! Бей!
Переводил дыхание и снова кричал:
- Лупи, голубчик! Крой! Ничего для тебя не пожалею, склад целиком отдам, только не сдавайся!
От ударов хвоста "Ивана Макарыча" рыбы-пилы вылетали на сушу. Одна из них расплющилась о дерево. Другая зарылась с размаху в песок и осталась торчать, как стрела. Третья, перелетев через палубу "Медузы", шлепнулась недалеко от берега. Оглушенная падением, она пыталась скрыться под воду, но мальчики, горя желанием хоть как-то помочь "Ивану Макарычу", пристукнули ее камнем и выволокли на берег. У пиратки был низкий беззубый рот и огромный, метра в полтора, нос с двадцатью шестью острыми плоскими зубцами, по тринадцати с каждой стороны. Все бросились ее посмотреть. Пятнистая коза разбежалась, чтобы боднуть незнакомку, да промахнулась и угодила в воду. Пришлось Женьке поймать ее за рога и вытянуть на сушу.
"Иван Макарыч" мстил за погибшего. Когда потом водолазы пошли на дно бухты, то увидели много искалеченных рыб-пил. Кроме них, на грунте лежала убитая длинная угреобразная мурена с ядовитыми зубами и бледный осьминог с отбитым клювом. Это была работа нашего "добродушного" кита, который зря и мухи не обидит. Да попадись ему хоть самый страшный враг китов - зубатый волк морей - касатка со злобными темно-фиолетовыми глазами, и той бы несдобровать. Так был грозен в своем справедливом гневе наш кроткий "Иван Макарыч".
Весь день он даже не подумал о еде. Снова и снова подплывал к отмели, на которой лежал его сородич. Над мертвым телом с криком вилась густая туча прожорливых чаек.
До сих пор хранят ребята пластинки усов Маленького Кита в школьном музее.
Ни одна хозяйка в этот день не успела приготовить обед. Забыв обо всем, женщины поселка смотрели на жестокий морской бой. А в опустевших домах гоготали гуси и распевали петухи.
К вечеру, когда закат окрасил океан в пурпурно-сиреневый цвет, "Иван Макарыч" покинул родную бухту, чтобы никогда больше не возвратиться. Долго был слышен его трубный рев. Может быть, он плакал по своему товарищу, мы ведь не знаем, как киты плачут.
СЛУЧАЙ НА ШЛЮЗЕ
На одном из шлюзов старой Мариинской системы (теперь здесь новые шлюзы Волго-Балта) делали перемычку, чтобы выкачать из плотин воду, забивали в два ряда шпунтовые сваи, спускали рамы. Дело было зимой. Шпунт забивали прямо со льда. Сперва все шло хорошо, но вдруг сваи не пошли в грунт. Нас, водолазов, вызвали, чтобы спуститься под лед и убрать препятствие.
На стройке одна работа связана с другой, задержка вызывает простой всего строительного участка. Рабочие из-за вынужденной остановки сидели в поставленной недалеко от проруби избушке, грелись у печки, курили. В этой избушке хранилось наше водолазное имущество. Стоял двадцатипятиградусный мороз.
Я приехал на шлюз с мотористом Васей Дьячковым, а водолазы должны были прилететь на самолете, но из-за нелетной погоды задерживались.
Начальник строительства спросил, не смогу ли я сейчас сходить под лед до прибытия остальных водолазов.
- А кто меня спустит? Моторист?
Это было бы грубым нарушением водолазных правил, в которых сказано, что спускать под воду водолаза может только специалист, имеющий на то свидетельство. Моторист этих прав не имел.
Правда, Вася Дьячков уже лет шесть работал в подводно-техническом отряде, умел снарядить водолаза, знал таблицу переговорных сигналов и дважды сам спускался под воду.
Но мог ли я доверить ему свою жизнь? Ведь идти надо было подо льдом по грунту до места происшествия метров двадцать, начиная от полыньи. К тому же водолазный телефон еще не прибыл, и единственной связью оставался пеньковый сигнальный конец.
Нет, надо ждать самолета!
Начальник строительства без конца повторял, что промедление с осмотром шпунта сорвет план работы и причинит очень большие убытки. А что, если еще двое суток простоит нелетная погода?
Я молча страдал от сознания своего бессилия. Меня ожидали сотни рабочих, от меня сейчас зависело все на стройке. А метеосводка сообщила, что погода не улучшается, и неизвестно, когда прилетят товарищи по работе. С каким же чувством я, фронтовик и бывалый водолаз, буду смотреть на людей?
Сидеть в избушке мне стало невмочь. Я поднялся и скомандовал Дьячкову:
- Снаряжай в воду!
- Есть! - обрадовался Вася. - Порядочек!
Водолазную рубаху я надел сам, а Вася присоединил к фланцу рубахи медную манишку с болтами, обложил ее вокруг планками и закрепил двенадцатью бронзовыми барашками. На каждом барашке два крылышка. Берет снаряжающий за крылышки и завинчивает барашек. Я внимательно следил за тем, как Вася торцовым ключом ровно и до отказа зажимал их на планках, чтобы в рубаху не проникла вода. А когда затянул плетенками водолазные галоши, я, тяжело ступая, вышел из избушки на синеватый лед.
У проруби Дьячков опоясал меня петлей сигнального пенькового конца и навесил грузы. Я встал на ступеньки трапа, спущенного в воду с толстой кромки льда, а Вася, держа сигнальный конец, в сбитой набекрень шапке лихо повернулся и скомандовал двум добровольцам, которые стояли наготове у ручек водолазной помпы:
- Воздух!
Рабочие принялись вращать чугунные маховики, а Вася сбегал в избушку, вынес оттуда водолазный шлем со шлангом и приставил к нему ухо, чтобы послушать, поступает ли воздух. Воздух шипел, и он весело крикнул мне:
- Порядочек!
Мои уши под феской уже прихватил мороз. Но вот Вася надел шлем. Подражая заправским водолазам, он с нарочитым спокойствием повернул его на резьбе и закрепил на затылке стопорным винтом. Наконец я услышал сверху шлепок по макушке шлема, каким обычно провожают водолаза в воду.
Я погрузился, но сразу же проверил, правильно ли надето снаряжение, не проходит ли где вода. Это можно было узнать по пузырькам воздуха. Их не было, значит, я был снаряжен хорошо. Спокойно спустился на грунт и пошел вдоль шпунтового ряда, опоясанного направляющими рамами, к месту происшествия. Видел только на расстоянии ладони желтоватую воду перед иллюминатором. Но глаза вскоре привыкли к полутьме.
