Что он несет? Они что спятили все?! Убито тело, умное, доброе, красивое, я любил его, а они... Что они делают? Зачем?
- ...Она тоже читала Толкина и ходила даже туда, как его?
- Нескучный сад.
Что он опять несет? Причем тут его дочь? Или это такой особый метод? Или он придумал эту свою дочь, чтобы разговорить меня? Тогда мне надо быть начеку. Он пока лишь брал разбег. Сейчас он начнет атаку, вдарит, и я признаюсь во всем. Он профессионал. Уважаю. Что ж, вперед.
- ...А Вы часто бывали в Нескучном саду?
- Да, там я и нашел свою любовь.
- Так. А кто вас познакомил?
Так мы поговорили ещё минут сорок о чем-то малосущественном. Что-то он фиксировал в своих бумагах, что-то - нет. Потом он попросил меня расписаться на листах с показаниями, подписал мне пропуск и сказал, что позвонит после. На том мы расстались. Жаль.
*
Я соскучился по "Александрине". По летящей ритмике, по игре тонкой кружевной вязи, - вероятно, "Вивисекция" была ошибкой. Только теперь я это понимаю, - "Вивисекция" - лишь желание сбежать от себя, не более того. Но от себя не сбежишь - все равно: я одинаковый везде.
Соскучился по тому единственному, что - люблю. В последнее время я частенько валял дурака. То делал вид, что меня интересуют проблемы политики и даже - геополитики, то корчил из себя мистически озабоченного патриота, то интеллектуала-пофигиста. Делал вид, что ненавижу православие, а на самом деле - мне плевать на него, как и на любую другую религию. Морочил людям головы какими-то педерастическими теориями. Рассуждал о философии, о национальных вопросах. Может быть - потому что почти не встречал людей, интересы которых в искусстве ли, в политике ли - были схожи с моими.
А я и по сей день считаю Г. - Х.Андерсена лучшим зарубежным писателем. Его сказки дали мне больше, чем все Фолкнеры-Мопассаны-Гете вместе взятые.
И "Котик Летаев" Андрея Белого и по сей день для меня является эталоном прозы ХХ-ого века.
Мне никогда не нравился ни Достоевский, ни Горький, ни Цветаева, ни Бунин, ни Ахматова, ни Пастернак, ни Булгаков, ни Набоков, ни Бродский. Солженицына и Лимонова я вообще писателями не считаю.
Но мои вкусы просты.
Я люблю тихую и мягкую красоту.
Как музыка "Би Джиз". Пресная, постная, серая. Но прежде всего нежная, не-грубая. Я могу простить кому-то отсутствие изысканности, но присутствие грубости я не прощаю никогда. Грубое для меня как бы не существует. Срабатывает "пожарный щит". Я могу обидеться на грубость, если вовремя не успею закрыться.
Обиженный, я забываю об этике.
Впрочем, с грубостью лучше вообще не связываться. Мое сердце глухо к некрасивому и неказистому. Я не люблю зверей. Они страшные. Меня бесят шумные массовые игры, коллективные развлечения. На бары и казино я готов сбрасывать бомбы.
Более чем полгода назад я отказался от мяса. "Слишком человеческое" во мне раздражает меня. Зачем мне то, чего в моем теле и так в избытке?
Я слушаю простую музыку и ем простую пищу. И меня это вполне устраивает.
Итак, с прошлого года я - вегетарианец. Тут дело даже не в мясе, нет. Надеюсь, мне не нужно и другое мясо - мясо страстей, желаний, - ни человеческое, ни звериное, - пошлое и грубое мясо.
Так жив ли я? А какая, в сущности, разница? Может, я не жил и вовсе. Я придумывал себе сказки. Это - единственное серьезное занятие, которому пока ещё я отдаю всего себя. Я строл воздушные замки. Горжусь я этим или не горжусь - не вопрос. Разницы опять же нет.
Неудачник.
Книга, где была напечатана "Александрина", коробками лежит у меня под кроватью. Какие ещё глупости убедят меня в том, что действительно уже пора - сворачивать все это шапито?
...Жить иногда скучно, иногда страшно. Я боюсь только физической боли, потому что организм - это все, что у меня есть. Прочее - пустяки, выдумки, фантазии. Милые, но совершенно нелепые. Нации, религии, формы искусства, проза, поэзия - где имена их? Так, нечто мерцающее, нечто неясное. Тьфу.
Так мерцают в ночи звезды.
Жаль.
...Очень соскучился по "Александрине". По тончайшей игре, по элегантным узорам мыслей и чувств. По игре, по настоящей, живой, увлекательной Игре. По тому, чем действительно когда-то жил, и - может быть - живу до сих пор. Не знаю. Где она? Умерла. Она, как и многие другие, предала меня.
Мой Святой отец, мне уже конец,
Моя вечность умpет на огне.
Я уже лечу, я тебе кpичу,
Как я был на войне...
В те суpовые дни нам уснуть не давал
Тpижды pусский восточный фpонт.
Видел ты, знаешь сам, в своих помыслах чист,
Я ушел защищать фатеpлянд.
От моpоза pвалась моя кожа по швам,
И могилой казался окоп.
Вдpуг удаpил гpом и pазинуло небо
Окpовавленный пламенем pот.
И pыгало оно, извеpгало оно
Гpозный ливень кpичащих pакет.
Летели ангелы, мечи огненны,
Каpы божия в их pуках.
А потом, когда они кончили и
Задpожали ночные леса.
И пpишли из них чеpны демоны
Волоса от ушей до хвоста.
Pазpывали нас, pазгpызали нас
И оpали "Интеpнацьонал".
А один из них так удаpил меня,
Что я замеpво как бы упал.
Так лежал я в ночи, ничего не могя,
И из недp кpовавой земли
Выполз Чеpвь-искуситель, сияющий змий,
И лукаво так пpошептал:
"Ты устал от войны, твои дни сочтены,
Все пpопало, мой маленький Фpиц,
Но я даpю тебе жизнь, ты идешь домой,
Отpекись, отpекись, отpекись..."
Так сказал он, и гpех pазомкнул мне уста,
И они пpошептали: да...
Г.Самойлов "Искушение маленького Фpица".
Глава 18.
"Pоман в стихах - 6" ("я ухожу в путешествие").
/март 1998г., продолжение/
Black adder, Black adder
A rider whieh's black steed
Black adder, Black adder
Is very, very need
Шел по Ленинскому пpоспекту. Вдалеке маячил титановый Гагарин. Громыхали и шипели троллейбусы.
Вечер. Почему-то хотелось плакать. Мерно моросил непонятный мокрый снег.
Дурно, пошло, нелепо. Если сейчас зайти в 110-ое о/м и выложить там все - то-то они удивятся! Ну да, ещё бы, Раскольников уже такое проделывал. Его забрали, но Соня ждала его; а меня кто будет ждать? Ему предстояла дорога к богу, а моя дорога?
А моя дорога сейчас до метро и домой. Вот и весь "бог".
Бог!
К примеру, я - сын великого ученого, мой отец преподает в Университете, студенты и аспирантура его буквально на руках носят, книги его нарасхват... А мне что от него надо? Чтобы он надул мне мячик или поиграл со мной в "Монополию"; а уж ученый он там или не ученый, качество принесенных им с рынка продуктов от этого не изменится. Мне говорят: он велик, он открыл Закон, а я им: это мой папа, он надувает мне шарики и катает меня на санках, а иногда делает яичницу с сыром...
И что они находят в этом боге? Ну, я могу их понять, - природа, мир и все такое, но зачем они с ним носятся как с писанной торбой, вот ведь уроды! Конечно, он больше и проще их, но почему тогда они не поклоняются изображению шара, шар ведь тоже можно назвать "истиной" или "абсолютом", почему они всегда все так запутывают? Нет, верить им нельзя.
Сегодня они ловят каждое проявление его воли, а завтра они идут войной друг на друга, в надежде уничтожить тех, кто не-правильно истолковал какое-то очередное проявление его воли. Самовлюбленные дальтоники!
Они говорят о любви, а сами предают её повсеместно. Они придумали слово "идеал" - зачем? Чтобы насмехаться над ним? Они дарят друг другу костыли, называя их "чувства". Верность, честь, достоинство, долг, совесть, страх - сколько ещё подпорок было и будет придумано человечеством!
Мнимый больной!
Мнимый больной по-имени "человек". Жалкий червяк, не умеющий пользоваться тем, что ему дали, ползти бы ему по своей норке, нет же, он хочет куда-то "на волю", а коли не получается - туда, так уж все - болен он неизлечимо, а уж одна болезнь - невежество - приводит другие...
Как жить в грязи, среди уродов? Если бы, если б они признали свое уродство, если бы они сказали: да мы больны, но мы можем очиститься; если бы они могли не бояться своего страха! Нет, они будут уничтожать себя, приговаривая при этом: да, мы уродцы, да, мы безумцы, а ты - чистенький, да? Отвали.
"Да, да, не бойтесь, я скоро уйду... Осталось несколько дней, потом ничего."
Да?
Ангел остановился и огляделся. Размышляя, он свернул с бульваpа Дм.Ульянова на улицу Бабушкина, ближайшее метро теперь было "Пpофсоюзная".
Снег наконец-то стал дождем. На улицах оказывалось сложнее, уютнее. Город сжался, вокруг ангела словно замкнулось дождем пространство людей, машин, магазинов, заборов.
"Домой, надо домой. Я могу заболеть..."
*
/апрель 1998г./
Наступало оцепенение.
Звонил по телефону знакомым и говорил: скоpо меня убьют.
А... - отвечали знакомые.
Что делать?
Машеньке открыться боялся. Машенька ничего не поймет. Или боялся, что как раз Машенька-то и поймет?
Надо рассказать кому-то. Кому? Он остался совсем один. Нет, были и достаточно заинтересованные в его безбедном существовании на этой Земле люди, просто хорошие люди, обыкновенные, - такие люди любят потискать бездомных кошечек, вечером - краем глаза глянуть новомодный ужастик, ужаснуться и крепко уснуть, а утром проснуться, чтобы жить дальше. Эти обыкновенные люди до чертиков обожают жить дальше... Как рассказать о неминуемом таким людям. Они не поверят, а поверив, станут кудахтать и говорить глупости. Еще чего доброго - пожалеют. Ангел не любил, когда его жалели. Но не потому, что, мол, "жалость унижает", нет, у него про жалость была своя поговорка: жалость в карман не положишь.
