Когда мы с Володей в 1987 году впервые поехали
в Штаты, я в шутку сказала, что у меня есть в Америке родственники. Искать в Америке Баяру не имело смысла - папа к тому времени уже умер, я не знала даже ее фамилии. В апреле 1988 года родилась Таня, летом Володя поехал на фестиваль в Танглвуд недалеко от Бостона. Я провела все лето на даче у друзей, мы переписывались, так как тогда еще не было ни мобильной связи, ни возможности звонить по коду.
За неделю до возвращения Володи кто-то привез письмо. "Самое невероятное из всей поездки - я нашел твою Баяру", - писал он.
А дело было так: в его гостиничном номере раздался звонок. Очень интеллигентный голос произнес:
- Не знаю, с чего начать, мое имя вам ничего не скажет, меня зовут Баяра Манусевич.
У Володи феноменальная память, и еще он любит приукрасить действительность.
- Как это ничего не скажет? Я видел вашу фотографию.
- Как, обо мне еще кто-то помнит? Можно, я сейчас приеду?
Приехала очаровательная пожилая женщина, с порога кинулась ему на шею. "Мы обнялись и плакали непонятно от чего", - вспоминал потом Володя.
История же такова. В 1937 году отец Баяры Арутюн, главный инженер крупного завода, был арестован. То ли за анекдот, то ли за то, что у его жены были родственники за границей, то ли потому, что сам обучался за границей. Его жена была подругой Александры Экстер, эскизы которой у них дома искусством не считались, а посему выкидывались. Люди они были очень прогрессивные, за что и поплатились. Когда его уводили, он сказал с порога, обернувшись
к дочери: "Ты только учись". Баяре было шестнадцать лет.
Позже, когда мы встретились, она рассказала, что сразу после ареста отца они с матерью пошли к моему деду, но он даже не вышел к ним из комнаты. С ними разговаривала лишь моя бабушка. Баяра не обвиняла:
у деда умер первый сын, он понимал, что Зарик - его последний ребенок. В 1937 году ему было за пятьдесят. Он очень боялся за своих близких.
Баяра рано, в семнадцать лет, вышла замуж за своего учителя литературы, которого тоже забрали. Посадили и мать Баяры, но каким-то образом ей удалось списаться с родственниками в Америке, и по ходатайству жены президента Эйзенхауэра, боровшейся за освобождение жен политических заключенных, ее выпустили. Когда же немцы во время Второй мировой войны отступали, мать и дочь ушли с ними как пленные. Родственники в Германии выдавали двух женщин за наемных работниц, а по окончании войны Баяра уехала в США, закончила Бостонский университет. Теперь она - блестящий славист, профессор Гарварда.
В Америке Баяра вышла замуж за скрипача Виктора Манусевича, который был концертмейстером Бостонского филармонического оркестра. Когда оркестр впервые приехал на гастроли в СССР, Виктор навел справки и выяснил, что родственники Баяры живут в Ереване. В те годы мой отец уже стал руководителем камерного оркестра Армении.
Баяра послала письмо на имя Зарэ Саакянца в филармонию. Естественно, оно было вскрыто до того, как попало ему в руки. Его ответное письмо Баяра мне показала. Это почерк отца и не его письмо - конспиративное, закодированное. Трусом отец никогда не был, но его, известнейшего музыканта, чей оркестр знали не только во всей стране, он гастролировал и за рубежом, вызвали в первый отдел и "посоветовали" аккуратно ответить родственнице в Америку, чтобы она оставила его в покое.
"Живу я очень хорошо, у меня подрастает дочь, мама здорова, пополнела, очень довольна пенсией. У меня замечательный оркестр, любимая жена, жизнь прекрасна и удивительна, я богат, счастлив, молод
и верю в светлое будущее. Дорогая Баярочка, если Вы когда-нибудь захотите со мной связаться, постарайтесь найти другую оказию".
Больше всего ее потрясло обращение на "Вы". Баяра поняла, что с ней не хотят видеться, и больше никогда не писала отцу.
После наступления горбачевских времен из Ереванского университета приехала группа в Гарвард. От них Баяра узнала, что Зарэ Саакянц умер год назад. В глазах у нее потемнело, потому что Зарик всегда оставался для нее тем мальчиком с глазами цвета темной вишни со старой фотографии. Но тот же человек сообщил ей, что дочь Зарэ стала актрисой, снялась во многих фильмах и вышла замуж за Владимира Спивакова - одного из самых знаменитых
в России музыкантов. Баяра пришла домой и, листая программу фестиваля в Танглвуде, обнаружила концерт Владимира Спивакова. Все совпало, замкнулось. Теперь мы очень дружим, держимся друг друга.
Баяра вызывает у меня восхищение. Испытав
в юности такие потрясения, она смогла подняться, не озлобиться и жить ради жизни. Написала книгу о Зинаиде Волконской, очень дружит с Вячеславом Ивановым, водила знакомство с Бродским. Сохранила блестящий русский язык, постоянно сыплет цитатам
и из Ахматовой, Пастернака, Гиппиус. Она заметная фигура Гарвардского пейзажа. За последние годы Баяра перенесла четыре операции, но не сдается, до сих пор водит машину. Только вот в Россию не хочет приезжать. Недавно ее подруга Мариэтта Чудакова привезла ей все архивы, связанные с арестом ее отца. Баяра понимала, что должна их прочитать, но долго не могла притронуться. Прочтя, выяснила, что отца расстреляли буквально в день ареста в кабинете следователя, узнала, как умер ее первый муж, кто писал доносы. Стало ли ей легче?
...До сих пор не могу прийти в себя оттого, что именно мой муж нашел Баяру. А когда встречаюсь
с ней, всякий раз чувствую толчок в сердце - потому что в чертах ее лица узнаю своего отца.
ПИНКАС И "ВТОРНИК"
Еще в те годы, когда было очень сложно приглашать западных звезд в Москву, Спиваков старался, чтобы "Виртуозы Москвы" выступали в концертах со знаменитостями. Гонорары этих артистов, естественно, не соответствовали возможностям приглашающей стороны в лице Госконцерта. Спонсор-ских денег тогда не водилось, пятизвездочных отелей, где можно было достойно разместить "звезд", - тоже. И тем не менее Володя решил пригласить в Москву скрипача и альтиста Пинкаса Цукермана. Пинкас колебался - он ведь совсем не знал России, Володя его успокаивал и рассказывал, какая у нас замечательная публика. В общем, в конце концов тот согласился приехать, выступить с "Виртуозами" и дать еще сольные концерты в Ленинграде и Москве.
История его визита запомнилась мне надолго. Впервые мне было ужасно обидно за мужа, и я понимала, что он не по своей вине выглядит смешно и жалко.
Познакомившись с Цукерманом поближе, я поняла, что музыкант он безусловно одаренный, но капель крови на сцене не роняющий, нормальный, профессиональный скрипач. Родился и вырос в Израиле, его рано заметили, карьера складывалась славно. Человек абсолютно благополучный, умеренный во всем. Меня его игра оставляла равнодушной.
Гастроли начинались в Ленинграде. Цукерман приезжает с женой Тьюздей (у нее смешное имя, Tuesday по-английски - вторник). Гостиница "Европейская" на ремонте. Мы привыкли к старой "Европейской" - уютной, домашней, "своей" гостинице, где Спивакова встречали со словами: "Володечка, мы приготовили ваши любимые вареники". В этот раз нас поселили в "Прибалтийской" на Васильевском острове, которая считалась интуристовской гостиницей. Цукерман ехал по линии Госконцерта, поэтому о валюте, естественно, не могло быть и речи. Ему выписали невероятный гонорар в рублях, превышающий гонорар всего оркестра. Хотя в переводе на доллары это, конечно, было для него немного.
Бюджет на гостиничные номера у Госконцерта был ограничен, в соответствии с ним иностранцу номер "люкс" не полагался (пришлось бы платить валютой), а Спивакову - полагался. Нам сняли огромный двухэтажный "люкс", а им - крошечный однокомнатный номер. Увидев это, Володя немедленно под свою личную ответственность устроил обмен.
Мы встречали Цукермана с женой в аэропорту, я знала, что она голливудская актриса. Потом до меня дошло, что это она играла в фильме "Однажды в Америке" с Робертом де Ниро. Там Тьюздей - худенькая сексапильная блондинка, в Ленинград же приехала солидная дама. Она уже давно не снималась, поскольку выиграла на бирже большие деньги и завершила свою актерскую карьеру. У Тьюздей, безумно толстой женщины с очень красивым лицом и довольно вздорным характером, постоянно болела спина, поэтому Пинкас нес в одной руке скрипку, в другой альт (Страдивари и Гварнери - не меньше), а под мышкой - какое-то "седло", которое его жена подкладывала под свою громадную филейную часть, садясь в кресла.
Мы повели их ужинать - "кавиар, водка, блины" - все как положено. Первым вечером все остались довольны. Наутро в наш крошечный номер постучал Пинкас:
- Тьюздей спит, можно, я у тебя поиграю?
Володя играл в ванной, он - между столом и кроватью. Вскоре Пинкас ушел. Вечером спросил, что мы делали весь день. Володя ответил, что занимался.
- Зачем ты столько занимаешься, ты же уже все знаешь! - недоумевал он.
Я пыталась организовать для Тьюздей экскурсии в Эрмитаж, но жену Цукермана ничего не волновало - она спала.
