говорила об этом друге?
– Что наконец-то у нее появился кто-то, с кем ей нравится общаться. – Дороти пожимает плечами. – Джу нелегко пришлось в последнее время, но она не любит обсуждать свои проблемы. И у нее никогда не было близких друзей. Поэтому я обрадовалась, когда в ее жизни появился такой человек, пусть и в интернете. Интернет-дружба ведь тоже считается?
Нелегко пришлось? О чем она? Мне нестерпимо хочется спросить, но я боюсь показаться грубой.
– Конечно, считается! – восклицаю я вместо этого.
– Хорошо. – Дороти вдруг качает головой. – Вы только посмотрите на меня, пристаю к друзьям внучки, лезу в ее личную жизнь…
– Да все нормально.
– Просто Джульетта ничем со мной не делится, а я сейчас как никогда хочу быть рядом.
– Понимаю, – киваю я.
В смысле – сейчас?
Дороти тяжело вздыхает, не замечая моего замешательства.
– Вчера утром ей позвонили родители, и разговор вышел не из приятных, – добавляет она, а мне остается только гадать, что такого случилось с Джульеттой. – Ладно, пойду я, дела не ждут. – Дороти отставляет чашку и уходит.
Я остаюсь посреди кухни с полотенцем в руке. Да, Джульетта не из болтливых – но мне казалось, что мы с ней делимся всем, что нас тревожит. Однако я понятия не имею, о чем говорит Дороти. Случись в жизни Джульетты что-то настолько серьезное, что ее бабушка места не находит, она бы мне рассказала. Мы же лучшие подруги. Или только я так думаю?..
•
– Привет, пап. – Я сижу на кровати Джульетты и прижимаю к уху телефон. Вечером я буду на концерте, поэтому родителям надо позвонить заранее.
– Итак, настал тот день, да?
– Ага.
– Волнуешься?
Да, наверное. Но одним волнением дело не ограничивается. Я взбудоражена, и напугана, и сама не своя от счастья, и готова расплакаться в любой момент, а если наши с Джимми взгляды встретятся, то, видит Бог, я упаду в обморок.
Но папе это знать ни к чему. И я ограничиваюсь коротким:
– Еще как.
Папа молчит.
– Что тебе так нравится в этой группе? – спрашивает он наконец.
– Музыка.
Снова повисает пауза.
Наверное, церемония прощания со школой в самом разгаре. Одноклассники выстроились в актовом зале, скоро директор по очереди пожмет всем руки и похвалит за прилежную учебу. «Отличная работа» – два слова за два года каторги.
– Уверена? Может, все-таки дело в том, что они красавчики?
– Нет. – Я прикусываю губу. – Дело не в этом.
– А в чем, Фереште?
– Все… серьезнее.
– Мы не понимаем, Фереште. Помоги нам.
– Вы не поймете.
Не поймут. Потому что некоторые вещи объяснить невозможно.
Предконцертная рутина каждый раз одна и та же: приезд, саундчек, перекус, встреча с фанатами, перерыв, концерт – но я все равно нахожу, о чем тревожиться. Сегодня еще не так плохо, потому что мы уже семь раз выступали на Арене О2, так что я примерно представляю, как все пройдет, и не жду особых сюрпризов.
До встречи с фанатами наши сценические наряды переданы в надежные руки стилистов, а мы пока ходим в спортивных костюмах. В машине Листер засыпает у меня на плече, и его волосы щекочут мне шею. Я терплю, но, когда неотразимый мистер Бёрд начинает пускать слюни, не выдерживаю и щелкаю его по лбу.
Саундчек проходит быстро и без накладок. Играть перед пустыми трибунами довольно весело, потому что мы в кои-то веки можем творить, что вздумается. Листер переиначивает ритм, Роуэн добавляет аккорды в неожиданных местах, а я меняю слова в наших самых известных песнях. Короче, развлекаемся, как можем.
Потом мы отправляемся перевести дух в гримерку, где нас уже ждут Сесили и стилисты. Нервные работники стадиона мечутся туда-сюда и каждые две секунды спрашивают, не нужно ли нам что-нибудь.
В комнате дышать нечем. Она обставлена со вкусом – как-никак это знаменитая Арена О2, – но все равно тут слишком жарко. Я слоняюсь по гримерке, обхожу вокруг стола с напитками и закусками, лениво изучаю картины на стенах, растения в горшках и огромное зеркало. На стене висит гигантское барочное полотно с христианским сюжетом. Я пытаюсь сообразить, каким эпизодом из Библии вдохновлялся художник, но, видимо, не настолько хорошо знаю Священное Писание. Мне почему-то становится стыдно.
Оторвавшись от созерцания полотна, я иду к Роуэну, рядом с которым уже крутится Алекс. Вид у Роуэна откровенно несчастный. Да, во время саундчека он дурачился вместе с нами и на мини-празднике по случаю моего дня рождения старательно бодрился, но каждый раз, стоит смеху утихнуть, уголки его губ ползут вниз, и кажется, будто он сейчас расплачется.
– Ты как, в порядке? – спрашиваю я.
Роуэн вздрагивает – он и не заметил, как я подошел. Алекс раздраженно вздыхает и просит его сидеть смирно.
– Да, все нормально.
– Что-то не похоже.
Роуэн молча показывает на телефон.
– Блисс со мной не разговаривает. – Он смотрит на свое отражение в зеркале. – Не понимаю почему.
Мы не видели Блисс с тех самых пор, как интернет взорвался новостью, что они с Роуэном встречаются. В нашу квартиру она перебираться отказалась, а потом и вовсе перестала брать трубку.
– Я ей раз пятьдесят звонил, – горько хмыкает Роуэн. – Понимаю, она расстроена, но… я же не виноват. Разве так сложно просто со мной поговорить? – Он косится на телефон. – Где она?
– Может, решила залечь на дно?
– Мы же встречаемся. – Роуэн понижает голос до шепота. – Что это за отношения такие, если мы даже поговорить не можем, когда случается что-то плохое?
Так себе отношения, думаю я, но оставляю эту мысль при себе.
– Завтра мы подпишем новый контракт и… – Роуэн замолкает на полуслове.
– И что? – настойчиво спрашиваю я.
Он снова смотрит в глаза своему отражению.
– И у нас не будет свободного времени. Мы с ней вообще перестанем видеться.
– Да ладно, все не так плохо…
– Свободного времени у нас будет еще меньше, чем сейчас. То есть не будет, – мрачно повторяет Роуэн.
Пока я смотрю на его отражение в зеркале, взгляд невольно задерживается на Алексе. Кажется, что он целиком и полностью занят волосами Роуэна и не следит за нашим разговором, но выражение жалости на лице выдает его с головой.
•
– Где Листер? – спрашивает Сесили. Она сидит, закинув ногу на ногу, на диване в гримерке и неотрывно глядит в телефон – что, впрочем, не мешает ей следить за происходящим вокруг. – Пора заняться его волосами.
Но никто не может ей ответить.
– В туалет пошел? – неуверенно предполагаю я.
Все молчат.
– Наверное, – вздыхает Сесили. – Позовешь