все человечество. – Я не так себе это представлял.
– Что представлял? – хрипло шепчу я.
– Как скажу тебе.
Пришедший в норму желудок снова завязывается узлом. Нет, быть такого не может. Только не сейчас. Листер же никогда… Я даже не думал…
– Тебе необязательно отвечать на мои чувства, – говорит он, и голос его срывается, но я не понимаю, смеется он или отчаянно пытается не заплакать. – Только прошу, не нужно меня ненавидеть.
– Я не ненавижу тебя, – запинаясь, отвечаю я, хотя на самом деле мне хочется сказать совсем другое. Что я люблю его – просто не так, как он любит меня, по крайней мере пока. И я хочу ему помочь, хочу, чтобы он перестал пить, но у нас у всех в жизни дерьма хватает, и я мало что понимаю в этом мире, кроме того, что нам нужно друг за друга держаться. А признание Листера, его невысказанные чувства… Я не хочу о них знать. Не сейчас. Сейчас у меня нет сил даже думать о них.
Наконец Листер отпускает меня – очень вовремя, на спине, наверное, уже синяк от раковины – и поворачивается к двери.
– Всего один концерт! И мы сможем упокоиться с миром! – бросает он через плечо. Голос у него жизнерадостный, но я еще не отошел от случившегося, и прощальное «упокоиться с миром» долго звенит в ушах и намертво застревает в мозгу.
– Я умру. Нет, я точно умру, – повторяю я по пути от станции метро к Арене О2.
– Я бы не советовала, – отвечает Джульетта с таким видом, будто две недели отдыхала в загробном мире и поставила ему два из пяти на «Трипэдвайзере».
Мы движемся в плотном потоке фанатов «Ковчега». Хотя многие при слове «фанатка» представляют визжащую двенадцатилетку, на самом деле мы куда более разнородны. Не спорю, среди нас есть и двенадцатилетние девчонки в футболках с символикой группы; на лицах – яркий грим, в руках – самодельные плакаты с сердечками и надписями «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛИСТЕР» или «РОУЭН, ДЖИММИ, ЛИСТЕР». Есть девушки постарше с цветными волосами; они одеты в драные черные джинсы и куртки, на ногах – мотоботы. Некоторые выглядят так, будто собрались в клуб: макияж, укладка, каблуки, блестящие клатчи. Я даже взрослых замечаю в толпе – довольно молодых, правда, но они все равно выделяются на общем фоне. Я знаю, что в их сердцах по-прежнему бьется любовь к «Ковчегу», и если по радио в машине включают наших мальчиков, они подпевают во весь голос – потому что им безразлично, что думают люди. И сюда они пришли, чтобы почувствовать абсолютное счастье. Наверное, многим знакомо это желание. Все мы здесь хотим стать счастливее.
Ну, кроме Джульетты.
Она с самого утра не в настроении, и я понятия не имею, в чем причина. Как она может быть не в духе сегодня, ведь мы так долго этого ждали?
И все эти дни она провела с Маком, вроде как любовью всей ее жизни.
Так в чем проблема?
•
Для встречи с фанатами отвели огромный зал, где уже выставили ограждение для очереди. Там, в конце пути, в специально отведенном месте за ширмой, у нас будет десять секунд на то, чтобы поздороваться с мальчиками и сделать фото на память.
Я выбрала свой лучший наряд: бейсбольную рубашку с пуговицами под горло и надписью Angels на груди (тетя с дядей привезли мне ее из Лос-Анджелеса, спасибо им за это огромное) поверх лонгслива. Я все равно жутко нервничаю из-за встречи с «Ковчегом», но хотя бы чувствую себя собой, что тоже очень важно.
Я мысленно повторяю, что именно скажу.
Джимми/Листер/Роуэн: Привет, как дела?
Ангел: Замечательно, спасибо! Я так рада наконец-то встретиться с вами, ребята! Я слушаю вас с тринадцати лет.
Джимми (Господи, пусть это будет Джимми!): Да ладно!
Ангел: Правда-правда! И благодаря вам я познакомилась с кучей замечательных людей и завела много друзей. С вашей музыкой я прошла через подростковые годы. Надеюсь, вы всегда будете писать!
Джимми (Господи, пусть это снова будет Джимми): Мы тоже на это рассчитываем. Спасибо, что пришла!
А потом я попрошу их сфотографироваться со мной так, чтобы Джимми и Роуэн держали меня за руки, а Листер стоял сзади и делал знак мира над моей головой.
После этого я смогу упокоиться с миром.
Зал уже наполовину заполнен, хотя до начала встречи еще два часа. Я вижу пару человек, которых знаю по твиттеру, и еще нескольких из «Везерспуна», но сейчас я слишком взволнована, чтобы подойти и поздороваться. Поэтому я продолжаю болтать с Джульеттой и Маком – хотя Джульетта сегодня не слишком многословна, а у Мака и вовсе такой вид, будто он предпочел бы сидеть в очереди к стоматологу.
Через десять минут Джульетта вдруг объявляет, что ей нужно в туалет, и оставляет нас с Маком вдвоем. Но я не позволю этому испортить мой день, не позволю отвлечь меня от главного. Ведь совсем скоро я увижу «Ковчег».
– Так сколько нам еще ждать? – не в первый раз спрашивает Мак.
– Два часа, – терпеливо отвечаю я.
– Два часа? – Его перекашивает от отвращения.
Я чувствую, как губы невольно растягиваются в улыбке.
– А что, какие-то проблемы?
Мак пожимает плечами и отводит взгляд.
– Да нет.
– Хорошо.
Какое-то время мы молчим, а потом я задаю вопрос, который весь день не дает мне покоя:
– Она ведь до сих пор не в курсе?
– Не в курсе чего? – Мак смотрит на меня с испугом.
– Того, что ты ненавидишь «Ковчег».
– Я его не ненавижу.
– Но ты не истинный фанат, – настаиваю я.
– Истинный фанат, – презрительно фыркает Мак. – Ты так говоришь, будто это религия какая или секта.
– И что ты собираешься им сказать? – Его сарказм я предпочитаю пропустить мимо ушей. – «Привет, я Мак и толком вас никогда не слушал, а сюда пришел потому, что вру девушке, которая мне нравится…»
– Отвали, тебя это не касается…
– Джульетта – моя лучшая подруга, так что очень даже касается.
– Лучшая подруга?! – смеется Мак. – Да вы только на этой неделе познакомились.
– Зато несколько лет общались в интернете.
– И что? Какое отношение это имеет к реальной жизни?
– А чем тогда ты от меня отличаешься? – огрызаюсь я. Не хотела ссориться, но этот парень меня довел. – Если подумать, мы в равном положении.
– Нет. – Мак вздергивает подбородок. – Я хотел встретиться с Джульеттой, чтобы
