Выждав еще несколько секунд, Рамилка устремился туда. Мы прошли до стены и свернули на право. Длинный проход повел нас вдоль дома. Теперь мы были отделены от утятника деревянной стеной с кучей гвоздей, на которых висели рыбацкие снасти. Пахло пылью. Под ногами хрустела солома. Один раз я услышал писк крысы, но Рамилка не остановился. Он шел напролом, сквозь гору старинных вещей, разбросанных за ненадобностью и испорченных временем. Когда мы свернули за угол, Рамилка выключил фонарик, и «музей» исчез из виду.
— Пришли? — спросил я.
— Осталось два шага. Черт побери, я как-то не учел эту дверь. Она может быть заперта.
Я посмотрел на дверь, чей контур просвечивал, как кости на рентген снимке. За то короткое мгновение, пока Рамилка обдумывал план действий, мне представилась сцена, как он открывает дверь, а за ней стоит проповедник. Мама всегда говорила мне, чтобы я меньше думал о неприятностях, а не то они будут преследовать меня повсеместно. Но сейчас я не мог думать ни о чем другом. Мне казалось, что неприятности себе приносим мы сами, и затея пробраться в чужой дом была худшей из всех, что imeli mesto bit ranshe.
Рамилка приблизился к двери и толкнул ее. Проход открылся.
— Сегодня удача на нашей стороне, — хмыкнул он.
Так, воспользовавшись черным ходом, мы оказались внутри дома. Когда Владик последним зашел в маленькую прихожую, Рамилка включил фонарь.
— Фух! — Он навел луч света на следующую дверь, за которой располагались комнаты. — Здесь и теплее и безопаснее.
— Конечно, — пробурчал Владик. — Где ж еще будет более безопасно, чем здесь.
— Черт, — вдруг вспомнил я, — обувь-то мокрая. Если мы натопчем…
— Мокрая — не значит грязная. — Рамилка посветил на кеды каждого из нас, потом — на пол и произнес: — Не бойтесь. Грязнее мы здесь уже не сделаем.
Тут я с ним согласился. Глядя на старенький ковер, сплошь покрытый пятнами, я понял, что не разулся бы здесь ни при каких условиях. В углу находилась вешалка со сломанными крючками. Под ней стояли два ящика с обувью. Все выглядело таким ветхим и дряхлым, будто проповедник жил тем, что находил в мусорных баках. В прихожей имелось маленькое оконце. Ставни на нем были закрыты, и никто не видел нас со стороны двора. На подоконнике лежал складной нож — первая находка, на которую Рамилка тут же положил глаз. Он попытался незаметно сунуть нож в карман, но ему это не удалось.
— Мы же договаривались ничего не брать! — выпалил Владик.
— А ну цыц! — отразил Рамилка. — Ты сам подумай: на кой деду нож?
— А тебе на кой? — спросил я.
— Пригодится. У меня хозяйство большое.
— Если твой папа увидит эту штуку, он спросит, откуда ты взял. Из-за тебя мы можем залететь все.
— А я… я спрячу. И хватит сопли разводить! Вы просто завидуете, что я первый нож нашел. Смотрите в оба! Может, и вам что перепадет.
Он отворил дверь и вошел в главную комнату.
Комната была не так велика, как могло показаться снаружи, но, по сравнению с прихожей, здесь было, где развернуться. Рамилка окинул пространство светом. Фонарик стал тускнеть, и тогда я подумал, что если вдруг свет погаснет, мы окажемся в крайне неприятном положении. От таких мыслей в животе кольнуло, и я почувствовал, как ноги сами поворачивают назад. Терпеть оставалось недолго. Я словно что-то предчувствовал.
В комнате стояли стол и приставленный к нему стул. На столе — стопка газет и огромная лупа. Поверх газет лежала книга. Библия. В тринадцать лет я еще плохо понимал разницу в таких вещах, но я помнил, как мама строго-настрого запрещала общаться с бродячими проповедниками. Они совали людям книжки, взамен просили их послушать, и мама боялась, что я вступлю в секту, откуда путь назад будет перечеркнут.
Я открыл книгу на первой странице. Мелкими буквами посередине было написано: «Свидетели Иеговы» 1
«Брось ее немедленно!» — сказала бы сейчас мама, но я не мог. Мне хотелось посмотреть, что внутри. Хотелось знать, почему родители предостерегают от этих книг своих детей.
— Ты только посмотри! — отвлек меня Рамилка.
Свет ушел влево, где на стене между окон висели огромные маятниковые часы. Часы указывали на одиннадцатый час вечера. Маятник качался из стороны в сторону.
— Золото? — Рамилка направился к стене. Я едва успел схватить его за руку:
— Какая, на хрен, разница?! Мы пришли только посмотреть на печь!
— Знаешь, сколько денег можно заработать на таких часах? У меня есть один друг, он крутит такие штуки. Если часы позолоченные…
— Рамил!
— Отвяжись! Смотри на свою библию, а я загляну, что внутри часов.
Часы действительно выглядели как золотые. Маятник отражал луч света, словно отполированный. Даже если часы были не из золота, стоили они невероятно дорого.
— А что если дед сейчас вернется? — внезапно осенило Владика. — Куда будем бежать?
— Вход и выход один, — бросил ему Рамилка, изучая полировку. — Здесь что-то написано. Черт, если они золотые, то, наверное, очень тяжелые.
— Я их не понесу.
— У нас всего один шанс. Обещаю, что поделюсь с вами, когда продам их.
— Ты их не возьмешь!
— У меня есть план! — Он попытался оторвать часы от стены. — Какие тяжелые. Вы мне поможете?
— Нет!!! — в один голос ответили мы с Владиком.
Рамилка отошел в сторону, сожалея о том, что ничего не сможет сделать один. Фонарик уставился на циферблат и медленно сполз к маятнику.
— Забудь о них.
— Нет уж, спасибо. Тогда я продам… информацию. Информация тоже кое-чего стоит. Мне как раз нужны деньги на новый велосипед.
Мы вернулись к газетам и библии. Рамилка подержал луч света
