всегда натертый до блеска, висел медный половник. На чашке чая с лимоном, которую поставил перед ним рабби Цвек, доктор увидел знакомую, уже выцветающую розовую узорную кайму. Формально он не был их семейным врачом. Доктор Леви был психиатр, давний друг семейства Цвек. По-дружески захаживал к ним, когда умирала миссис Цвек, садился на этот же стул возле кухонного стола, пил чай из этой же чашки, с еще не выцветшим розовым узором. Тогда, как сейчас, он сидел с рабби Цвеком, утешал его, хотя оба знали правду.
— Это всего-навсего вопрос времени, — сказал он тогда рабби, — и чем раньше, тем лучше для вас всех.
Тем временем на просторной семифутовой кровати миссис Цвек гадала, почему же она никак не оправится от операции.
— Чем мы старше, тем больше времени требуется на это, — сказал ей доктор. — Еще месяц или около того, и вы встанете на ноги.
И она, запасясь терпением, лежала, листала брошюру с рекламой какого-то курорта, которую купил рабби Цвек, чтобы она выбрала, куда хочет поехать долечиваться. Теперь на той же кровати лежал Норман, с другой иллюзией, но всё равно иллюзией, а между его отцом и доктором Леви на кухне раскорячилась такая же трудная правда.
— Давно он так? — спросил доктор Леви.
— Откуда мне знать, — беспомощно произнес рабби Цвек. — Он уже много дней не ест. Завтракает, и плотно завтракает, а потом ничего.
— В лавке бывает?
— Спускается. Сидит. Белла говорит, ничего не делает. И вечно грубит, перед клиентами стыдно. Если бы только знать, где он это берет. Если бы только…
— Рабби Цвек, — мягко перебил доктор, — даже если вы найдете, где он это берет, толку не будет. Он отыщет другой источник. Все они одинаковы, эти наркоманы. Настоящие ловкачи. Как ни крути, а свое раздобыть ухитрятся. Правда, это дорого. Откуда у него такие деньги?
Рабби Цвек молчал. Потом, не глядя на доктора Леви, потянулся к нему над столом.
— Доктор, — сказал он, — мне стыдно, но вы доктор, а то, что я сообщу вам, секрет.
Доктор Леви похлопал рабби по руке.
— Он их крадет? — спросил он.
Рабби Цвек понурил голову.
— Мой собственный сын, — прошептал он, — гоноф [5], причем у родного отца из кассы. На прошлой неделе, — добавил он, — моя Белла недосчиталась пятнадцати фунтов. Что мне делать? Каждую минуту я же не могу с ним сидеть.
Доктор Леви открыл черный чемоданчик.
— Мы его подлечим, по крайней мере купируем приступ, а там, может, уговорим лечь в больницу. Другого способа нет. Полгода, год без наркотиков. Глядишь, и опомнится.
— Я пытался, — сказал рабби. — Белла пыталась. Каждый раз, как придет в себя, он клянется завязать. А потом начинает сначала. Что из него получится?
— Давайте сперва купируем приступ, — деловито предложил доктор.
Рабби Цвек пожал ему руку.
— Я вот думаю, — произнес он, — может, серебристые рыбки таки да в его комнате. Может, когда приходят делать уборку, толком не проверяют. Как и сказал Норман, настоящая генеральная уборка нам не помешает. Тогда мы бы их нашли и унесли. — Он с мольбой посмотрел на доктора Леви.
— Вы себя доведете до нервного срыва, — прошептал доктор Леви. — Вы защищаете его, рискуя собственным душевным здоровьем. Ничего в его комнате нет. И вы знаете это не хуже меня. Послушайте, рабби, всё очень просто. — Доктор Леви подался вперед, проговорил очень медленно и терпеливо, как человек, вынужденный снова и снова объяснять одну и ту же ситуацию. — Когда он начал принимать наркотики, они давали ему, что называется, кайф. Понимаете?
— Откуда мне знать, что такое кайф, — устало произнес рабби Цвек. В каждый Норманов срыв, с каждым объяснением он отказывался признавать, что этот диагноз имеет хоть какое-то отношение к его сыну. «Мало ли чего болтают врачи», — бормотал он себе под нос.
— Настоящую генеральную уборку сделает Белла, — ответил он.
— Когда Норман только начал, — продолжал доктор Леви, не обращая внимания на то, что его перебили, — ему хватало одной таблетки, чтобы получить удовольствие. Но со временем, чтобы добиться такого же эффекта, пришлось принимать всё больше, больше и больше. И вот он пьет их горстями. Теперь эти таблетки опасны. При определенной дозировке видишь то, чего не видят другие. Змей, слонов, булавки или серебристых рыбок, как Норман. Да, он их действительно видит, но это галлюцинация. Их там нет, рабби Цвек, — отрезал доктор Леви, — как бы он ни пытался убедить вас в обратном. Вы же знаете, что их там нет, правда.
Рабби Цвек вздохнул. Иногда он ненавидел доктора Леви.
— Почему вы так уверены, что их там нет? — пробормотал он.
Доктор Леви выудил из коробочки маленькую пилюлю.
— Я к нему не пойду, — сказал он. — Чтобы лишний раз не злить. А вы уговорите его утром выпить кофе с вами и Беллой, растолките вот эту таблетку и подсыпьте в сахар. Поручите это Белле. Таблетка растворится, будем надеяться, он ничего не заметит. Если выпьет всю чашку, проспит несколько часов, а я позже загляну к вам и сделаю ему укол. Как раньше. Пару недель продержим его на глубокой седации. Как в прошлый раз.
— И в позапрошлый, — подхватил рабби. — И в следующий.
— Давайте сперва преодолеем эти трудности, а потом уж поговорим с ним. Все вместе. Я беспокоюсь за вас, рабби. Больше, чем за Нормана, — сказал доктор Леви. — Эти волнения вас убивают.
— Что ж мне, по-вашему, плясать? — пробормотал рабби Цвек.
— Вспоминайте то время, когда он был здоров. Между срывами. Ради этого стоит жить, этого стоит ждать. Ради того времени, когда он был вам хорошим сыном.
— Не так-то часто это бывает. По крайней мере, теперь. — Рабби Цвек с неожиданной злостью стукнул кулаком по столу. — Мне бы только добраться до убийцы, который их продает.
— Пойдемте со мной вниз, в лавку, — мягко попросил доктор. — Продадите мне сигарет.
У двери сына рабби Цвек остановился.
— Норман, — позвал он.
— Передай от меня доктору Леви, — крикнул Норман, — что психиатр из него как из кошки, и пусть катится к черту со своими уколами. Я совершенно здоров, — всхлипывая, добавил он. — Сами вы такие. Вы все сумасшедшие. И оставьте меня в покое.
— Я иду в лавку, — спокойно ответил отец. — Скоро вернусь. И мы вместе выпьем чаю, а? Ты, я и Белла.
— Не хочу я никаких семейных советов, — сказал Норман. — Оставьте меня в покое.
Доктор Леви приобнял рабби Цвека за плечи и повел в лавку.
Часом позже Белла и ее отец оставили в магазинчике подручного и поднялись в квартиру. Переговаривались шепотом, пока Белла молола белую
