бифштекса. Но большинство так и оставались в «пропавших без вести»… Этот вот, в отличном костюме, вполне мог оказаться хозяином одного из «рингов». Или собственного бойца хотел выставить… Вон как оценивающе разглядывает… И лицо, исполосованное бликами и тенями, напоминает рожу индейца в боевой раскраске…
Через несколько секунд «индеец» чуть нахмурился:
– Гест? Ты, что ли?
* * *
– Гест! – Степан Анатольевич кивнул на пацана в блекло-синей ветровке. – Вот тебе новичок, покажи ему раздевалку, выдай ключ от шкафчика, объясни правила, ну как всегда, сам знаешь.
Народу по дневному времени было немного: большинство «курсантов» (так именовал их тренер) учились во вторую смену. Вот к вечеру подсоберутся, а сейчас не больше десятка. Кто-то у шведской стенки тянется, кто-то отжимается, двое в углу спарринг изображают. Бездельников тренер на дух не переносил. Валентин вообще-то собирался поработать с ударным мешком. Но новичок, значит, новичок.
– Погоди, – остановил его Степан Анатольевич и опять повернулся к пацанчику. – Вечно забываю. У тебя документ есть какой-нибудь, новичок?
– Документ? Нет… Я еще…
– Не дорос до паспорта? Это понятно. Но в журнал-то я должен что-то записать? Ну… дневник есть? Или ты и в школу не ходишь?
– Хожу, че не хожу-то.
Покопавшись в висевшей на худом плече сумке с облезлой надписью «AVIS», пацан протянул тренеру дневник в изрядно поцарапанной полиэтиленовой обложке.
– Угу, – буркнул тренер. – Годится. Ага, школа номер… понятно… в седьмом классе? А чего мелкий такой? Ладно, не журись, курсант, подрастешь, какие твои годы. Справку-то от врача взял? Ну что ты не сердечник, не эпилептик и все такое.
– Там, – мотнул головой пацан.
Из-за обложки была извлечена требуемая бумажка. Тренер мазнул по ней взглядом, нахмурился.
– Как-как фамилия? – Он прищурился, всматриваясь то в справку, то в обложку. – Якуткин?
– Якушкин, – угрюмо поправил пацан.
– То-то я смотрю, какой из тебя якут, – неловко пошутил Степан Анатольевич и кашлянул, вроде и не говорил ничего: насмешки над именами и фамилиями он сам же пресекал, и достаточно сурово. – Извини. Пишешь как пьяная курица лапой. Ладно еще врачи, их каракули без криптографа не прочитаешь, а ты-то мог бы и постараться, школьный дневник – какой-никакой, а документ. Ну и фамилия обязывает. Неужели не слыхал? Декабрист такой был. Не столь известный, как Пестель или Трубецкой, но тоже заметный. На площади не был, правда, однако царя убить собирался. Когда друзей его после восстания в крепость посадили, он их освободить хотел, ну и царя заодно… того. Двадцать лет каторги получил. Героическая, в общем, личность, хотя по портрету не скажешь. Вроде тебя, короче. Ладно-ладно, не бычься. Звать-то тебя как? Ослепну, твои иероглифы разбирая.
– Вячеслав, – буркнул новичок, недобро прищурившись, и в худом лице, обрамленном не слишком опрятными темными волосами, вдруг действительно проявилось нечто татаро-монгольское.
– И вправду – якут, – засмеялся кто-то из отвлекшихся от занятий ребят.
Степан Анатольевич еще сильнее нахмурился, явно собираясь одернуть шутника, но вместо того чтобы набычиться еще сильнее, новичок наоборот словно бы повеселел. Поджатые губы расслабились, на них мелькнуло что-то похожее на улыбку. Пацан хмыкнул, сплюнул сквозь неровные зубы. Ну то есть не сплюнул, вид сделал – всухую.
– А вот этого чтоб я больше не видел, – брезгливо поморщившись, тренер указал взглядом на «плевок». – Ясно?
– Ясно.
– Ну пошли, что ли? – махнул ему Гест.
Раздевалка была просторная, однако шкафчики выстроились не только вдоль стен, но и длинной змеей посередине – народу в секции занималось изрядно. Эти списанные шкафчики Степан Анатольевич добыл в каком-то детском саду. Мальчишки сперва изобразили недовольство – вишенки-грибочки-ежики, что за слюнтяйство, мы тут серьезным мужским делом занимаемся, а в раздевалке сопливые рисунки! Но тренер только хмыкнул. Притащил откуда-то (откуда-откуда, из порта, вестимо) шаровую краску и кисти. Благоустраивайтесь, сказал. Покрашенные в сизо-стальной шкафчики стали выглядеть почти внушительно и уж точно не «малышово».
Свободных оставалось еще с десяток.
– Выбирай.
Новичок выбрал крайний, у выпирающего из стены вентиляционного короба. Замер на мгновение, потом спросил:
– А ты давно тут?
– Второй год.
В темных глазах мелькнула искра заинтересованности. Да что искра – пожар лесной полыхнул!
– Покажи че-нить!
– Что именно? – Гест сделал вид, что не понял, хотя чего не понять, все новички одинаковые, каждый уверен, что, если над дверью написано «карате», тут кирпичи в пыль колошматят и выключатель пяткой нажимают. Кстати, включить свет ударом пятки Валентин вполне мог, иногда даже и развлекался подобным образом. Но чувствовал себя при этом донельзя глупо. Потому и изобразил на лице равнодушно-выжидательное непонимание.
Пацану, однако, не терпелось:
– Ну… типа…
Сурово сведя брови, он подскочил, махнул ногой, видимо, пытаясь изобразить маэ тоби гэри – удар ногой в прыжке – или что-то вроде. Все новички почему-то именно так представляют себе будущие «достижения»: скакать аки Брюс Ли и его подражатели. А на деле – лягушка, как есть лягушка. Да еще скрюченная непонятной судорогой. Какой там Брюс Ли, тут и выключатели от хохота перекосятся.
Гест перехватил «лягушку», легонько подтолкнул, сунув «поклонника боевых искусств» в щель между шкафчиком и боковой стеной. Подержал там с минуту, вытащил – бережно, почти нежно, демонстративно отряхнул.
– Не ушибся?
– Так нечестно! – возмутился новичок.
– Слушай сюда. Тебе хочется, как в кино, да? Бемц, бемц, кийя – и двадцать нападающих вповалку лежат?
– Ну это же секция карате?
– Точно. И даже базовый комплекс будешь как миленький учить. Только все это… Ну как бы тебе попонятнее… Это чисто для физики. Растяжка, мышцы, маневренность, баланс, все такое… С тем же успехом, Савва говорит, можно было бы балетную школу разучивать, результат тот же.
– Савва – это кто?
– Савва – это Степан Анатольевич Степанов, тренер наш.
– А почему Савва?
– Без понятия.
– А я думал, он этот, как его, сэнсэй, – почти разочарованно протянул пацан.
– Сэнсэи в серьезных секциях, где чисто карате, а нас Савва на все подряд натаскивает.
Парнишка думал долго, с минуту. Соображал, должно быть, не отправиться ли на поиски «серьезной» секции. Но любопытство (а может, впечатление от легкости, с которой Гест его «развернул») пересилило:
– И че, правда, что ли, балет?
– Про капоэйра слышал? Это бразильский, ну, типа танец, но на самом деле вполне себе боевое искусство.
– И че, они тоже… – Пацан опять дернулся в попытке изобразить лягушку.
– Слушай, как там тебя, Вячеслав…
– Да пусть будет Якут, норм погоняло. Не обидное, а наоборот.
– Слушай, Якут. Все эти прыжки и прочая красота – для спортзала. Или для кино. Постановка. Не, я не спорю, если на того же Брюса шобла налетит, он, скорее всего, их раскидает. Но ни
