стуле сидит девушка с гитарой. Её тёмные волосы ниспадают на плечи, подол длинной красной юбки колышется от дуновений ветра.
Девушка поёт на испанском. Лиля не понимает ни слова, но почему-то ей хочется плакать. Она думает: зачем всё это — море, луна, гитара?.. Зачем всё это существует, когда его нет рядом? И уже никогда не будет…
Большая бабочка с жёлто-чёрными бархатистыми крыльями делает два круга в свете фонаря и садится на гитару. Девушка прерывает игру, смотрит на бабочку и улыбается.
— Вот, держи! — Светлана протягивает пакет с белым порошком.
— Что это? — хрипло спрашивает Вася.
— Яд!
— Для меня?
Светлана смеётся:
— Зачем тебе яд? Ты и так помрёшь от алкоголя и сигарет. Тараканов будешь травить. А то я замучилась их выводить — от тебя лезут толпами, паразиты. Надо бы весь дом от тараканов очистить.
— Ладно, — Вася берёт пакет и прячет в тумбочку.
Светлана окидывает взглядом холостяцкое жилище Василия и изрекает:
— М-да… До чего же ты довёл квартиру! Маргарита Семёновна, царствие ей небесное, мучается, наверное, на том свете, глядя, как её единственный сынок спивается.
Вася, худой, небритый, в грязных спортивках и рваной футболке, слушает молча. Он хочет одного — чтобы соседка поскорее ушла.
Выходя из квартиры, Светлана оглядывается:
— Будешь травить?
— Потравлю…
В этот день Вася не идёт ни к магазину на своё излюбленное место, ни к дружкам в кочегарку, а принимается за уборку. Полдня выносит мусор — коробки, банки, бутылки, старые газеты. Худеньким веником метёт пол. Замачивает в ванне грязную одежду. Весь следующий день стирает.
Стиральную машину Вася пропил года два назад, как и холодильник. Из всех благ цивилизации — у него только электрический чайник, который он подобрал на свалке. Чайник работает, только крышка у него не закрывается.
Через несколько дней Вася встречает во дворе Светлану.
— Тараканов травишь? — спрашивает она.
— Травлю, — Вася некоторое время топчется на месте, затем, осмелев, спрашивает:
— У тебя не будет двухсот рублей?
— На бутылку не дам! — повышает голос Светлана.
— Швабру хочу купить…
— Есть у меня лишняя швабра. Сейчас принесу.
Василий, прихрамывая, направляется к дому. Светлана тащит деревянную швабру с красной тряпкой:
— Вот тебе, Вася, швабра! Дарю!
Светлана осматривает заметно опустевшую комнату. Кроме старой мебели — кровати, шкафа, стола, тумбочки, потёртого дивана — ничего лишнего не осталось.
— Стиральный порошок есть? — спрашивает Светлана.
— Только мыло.
— Неси. И нож прихвати!
Светлана наливает в ведро воды, строгает в неё ножом мыло и начинает драить пол. Через час полы на кухне и в комнате благодарно сияют сохранившейся местами краской.
— Может, чаю? — спрашивает Вася, смущённо глядя на соседку. — Только у меня кроме заварки и хлеба ничего нет.
— Сойдёт! — соглашается Светлана.
За чаем Вася интересуется:
— Тараканы-то не приходят?
— Был тут на днях один. Так я его тапком!
— Тапком? — переспрашивает Вася.
— Ага, тапком!
Они смотрят друг на друга и разом прыскают от смеха.
— Дедушка, а когда мы пойдём на рыбалку?
— Как только выпишут тебя из больницы, так сразу и пойдём.
— А когда меня выпишут?
— Когда рыба ляжет на дно, тогда и выпишут.
Петя смотрит на разноцветную надувную рыбу, болтающуюся у потолка. Для надёжности дедушка привязал её к спинке Петиной кровати.
— Ну, не вздыхай ты так! Время — такая штука, она всё лечит, — дед улыбается. — Хочешь, я тебе завтра мятных пряников принесу?
Проходит два месяца. Солнечным утром в палату к Пете входит доктор Сан Саныч:
— Ну, что, малец-удалец, будем готовиться к выписке? Завтра домой.
— Как домой? Рыба ведь ещё не легла на дно.
— Какая рыба?
— Вот эта, на верёвочке.
— Ах, эта! Вы знаете, молодой человек, есть такие рыбы, которые никогда не ложатся на дно. Всё летают и летают. Разве ты не замечал их среди облаков? И вот ещё что. Впредь будь осторожен на дороге. Береги себя. Это будет наш мужской уговор. Идёт?
— Идёт.
Сан Саныч пожимает Пете ладошку и выходит из палаты. А Петя, взяв костыли, добирается до окна, открывает его и выпускает в небо надувную рыбу. Игрушка, блестя сине-жёлтыми боками, поднимается всё выше и выше. И уже не понять, где облака, а где летающая рыба.
Комары пищат, зудят, нудят. А если прислушаться к ним? Один насвистывает «Марсельезу», другой — «Марш Мендельсона», третий — «Марш энтузиастов».
Сплошные бравурные мелодии!
Под такую музыку руки сами собой порхают над кустами черники. Ягода за ягодой летят в фиолетовое ведро с белой ручкой. Самое сложное — закрыть дно, а там уж дело пойдёт как по маслу.
Черника в этом году мелкая, или лес нам такой попался? Собирать мелочь скучно. Но под комариные марши волей-неволей приходится шевелиться.
Часа через два репертуар у комаров меняется. Теперь звучат колыбельные. В голове туманится, глаза слипаются.
— Девочки, пойдёмте домой! Я спать хочу! — зову подруг.
Та, что с чёрным ведром, отвечает из-за сосны:
— Нанюхалась багульника, вот в сон и клонит.
Та, что с красным ведром, её поддерживает:
— Выйди из зарослей, здесь собирай!
Я сопротивляюсь:
— Но тут ягода крупнее!
Мне хочется поделиться с подругами своим открытием — рассказать, что комары пищат не просто так, а музыкально. Только ведь они всё равно не поверят. У них один диагноз: багульник!
— Честно скажи: тебе коза нужна?
— Нужна!
— Зачем?
— Трудно сказать. Коза — это ведь целая философия.
***
Любовь к философии зародилась во мне даже раньше, чем я пошла в университет. Дома у нас была книга с отрывками из лучших произведений мыслителей разных времён и народов. Я часто перелистывала её перед сном, вчитываясь в мудрые цитаты.
В книге, конечно, были опубликованы мысли, не противоречащие идеологии советского государства. Но я с ними была согласна. Мне всё очень нравилось.
В университете экзамен по философии я провалила. Взяла билет, а там какие-то неизвестные мне имена. Попросила второй билет. И в нём — тёмный лес! Даже шпаргалок по этим темам у меня не было. Посидела минуты две и ушла с экзамена. А надо было посидеть дольше! Всё равно бы что-нибудь придумала.
На пересдачу попала с филологами. Для них философия, как я поняла, не особо важный предмет. Девушки-филологи порхали, как бабочки, щебетали, как птички, по-всякому выказывая радость жизни. Я же была серьёзна и сосредоточена, боясь очередного провала.
И — о, чудо! Мне достался самый лёгкий вопрос: «Ваше отношение к философии». Вот тут я
