самостоятельным, и даже не подозревал, кто меня будет этой самостоятельности учить.
31 августа 2007 года я прибыл в академию и присоединился к остальным ста двадцати курсантам судомеханического факультета. Мы готовились к заселению и стояли на небольшом плацу в ожидании командира роты. В этой толпе я не находил ни одного грустного лица. Ребята словно прибыли после победы на чемпионате мира. Все веселые и воодушевленные. Кто-то смеялся, кто-то шутил, кто-то жестикулировал, кто-то свистел, кто-то орал. На плацу стояли родители, чье настроение было пусть и не таким ярким, но точно положительным. Светило жаркое солнце, и всем казалось, что лето не закончилось, и начало нового учебного года — это такой же красочный этап, как встреча очередного рассвета где-нибудь в горах или на море.
Но веселье длилось не долго. Ровно в двенадцать на плацу появился человек в военной форме. Представившись начальником строевого отдела, он попросил родителей попрощаться с курсантами и покинуть плац. Так толпа уменьшилась и вскоре вообще перестала быть толпой. Командой «становись» начался длинный процесс организации распорядка дня и распределения в ротных помещениях.
Начальник строевого отдела говорил долго и нудно. Кто-то в строю даже попробовал закурить, а солнце успело скрыться за пятиэтажную казарму. Глядя на его свинцовое лицо, я решил, что этот человек был довольно опытен в воспитании солдат, и сыграет неотъемлемую роль в нашей дальнейшей жизни. Еще тогда мне в голову пришла мысль, что он станет нашим командиром, ибо какого черта он говорит так долго о вещах, которые нам триста лет не нужны. Но перед тем как его речь завершилась, и он убрал со лба выступивший пот, пришел другой человек. Узнавать его мне не пришлось.
Наверное, было бы это где-нибудь не здесь, я бы почувствовал его на расстоянии, но в первый день заселения, моя голова болела от других мыслей. Я думал о моих товарищах, о том, с кем меня поселят, какой будет учеба и моя собственная жизнь вдали от мамы. Я смотрел на строй поверх голов, надеясь, что здесь и сейчас мне невероятно повезет. И вдруг на плацу появляется мой дед, и начальник строевого отдела представляет его, как командира роты.
Я присел.
В этот момент я почувствовал себя так плохо, будто только что услышал смертный приговор. И хотя еще ничего не случилось, и дедушка, который с ненавистью смотрел на маму в суде, еще не окрестил меня в изгои, я предвидел, что жить с ним под одной крышей будет не просто. Он все помнит. Он все слышит. И мне казалось, что он все заранее знал.
Отдав приказ, начальник строевого отдела ушел в тень. Командир роты принялся за перекличку. Все это время я ждал, что он остановится на моей фамилии, но этого не произошло. Перекличка закончилась, и нас отправили на четвертый этаж второго корпуса для дальнейшего размещения.
Нас расселили по четверо. Каждая крохотная комнатка, куда вместили две двухъярусные кровати, стол и шкаф, имела скудный ремонт. Внутри было душно и пыльно. Пахло цементом. И, несмотря на зрительный уют, своим дизайном комнатка больше напоминала камеру для заключенных. Не было в ней ничего светлого. Даже обои были блеклые и потрепанные, словно их откуда-то содрали, чтобы приклеить здесь на время. Окна выходили на восток, откуда открывалась бухта и нависающие над ней горы. С моря на нас смотрели редкие огни промысловых кораблей.
Первое дело, которое мне захотелось совершить еще с порога — распахнуть балконную дверь и впустить внутрь каплю свежего воздуха. Я этого сделать так и не успел, потому что в кубрик зашел мой будущий, и, наверное, лучший за всю академию друг. Его звали Миша Самедов.
По характеру Миша был не импульсивен и не горяч в общении. Он равнодушно относился ко всему на свете, не употреблял в своей речи бранные слова, не умел злиться и отвечать грубостью на грубость. С первых дней он стал ловить на себе внимание не самых хороших людей. На тот период времени мне казалось, что Миша навсегда останется человеком, над которым будут издеваться. Люди, как он — мягкие, но противоречивые. Их сложно раскусить с первого взгляда. Но от них исходит скрытая несокрушимая доброта. Доброта из простоты. Я почувствовал ее почти сразу.
Миша поздоровался, пожал мне руку и занял нижнюю койку одной из кроватей. Следом за ним в кубрик ввалились еще два поселенца. Олег и Игорь. Олег был толстым и высоким. Игорь — щуплым и низким. Когда они встали рядом, натянув на свои лица глупые улыбки, я вспомнил мультик «Астерикс и Обеликс» и рассмеялся, насколько они были похожи. Это чертовски точное внешнее сходство, но никак не внутреннее. Внутри этих ребят сидели злые гномики, и, чтобы увидеть их, долго ждать не пришлось. У Игоря был причесон в стиле хиппи, и он все время приглаживал свое достояние, подобно трепетной модели перед выходом на сцену. Олег был выбрит на лысо, и это придавало его голове размер пропорциональный телу.
Надо заметить, что Олег выделялся из толпы еще на вступительных экзаменах. Парень двухметрового роста, весом под сто двадцать килограмм, походил на новоиспеченного чиновника, прибывшего на собрание, и совершенно не понимающего, что на нем делать. Его папа стоял рядом. По комплекции он был абсолютно такой же, как Олег. В руках сжимал кожаную борсетку. На лице хранил неприступность. Я еще подумал, что эти люди приехали «заряжать». Возможно, так и было, мне этого уже не узнать, потому что Олег покинул нас очень быстро. На вступительных экзаменах я бы ни за что не поверил, что он станет жить со мной в кубрике. Но так получилось, нас поселили вместе, и теперь Олег улыбался мне, а я не знал, что делать: радоваться и улыбаться в ответ или сказать что-нибудь. Какая разница. В тот момент ни одно, ни другое не смогло бы стереть идиотской улыбки с его лица.
— Этот тип уже фонарь разбил на площадке, — заявил Игорь, обращаясь то ли к Мише, то ли ко мне.
Но говорил он точно про Олега, который тотчас принялся смеяться во все горло. Когда человек смеется так громко и долго, его смехом невольно заражаются все вокруг. Но с Олегом почему-то все было иначе. От его смеха у меня по коже поползли мурашки. Я не понимал, что может быть смешного в том, что кто-то разбил на плацу фонарь, и теперь на вечернюю проверку нам предстоит строиться в темноте.
— Дебил, — добавил Игорь, а Олег заливался слезами. — Смотри, тут каждая кровать с именем. Все, как я мечтал! Твоя сверху, моя снизу.
Игорь пощупал матрац.
— Только белья не хватает. Твоя мамочка приготовила тебе постелушку?
— Неа, — прогыгыкал Олег и пощупал свой матрац.
— Хреново! — Игорь пошатал кровать. — Надеюсь, она тебя выдержит, дебил!
Он ткнул Олега в живот, и тот снова засмеялся. Поток слез и смеха грозился не остановиться никогда.
