ещё в Волгограде.
Надежда Филипповна поглаживает новые фотографии, поменьше и поскромнее, лица теперь совсем детские, но такие же бровастые. Алёна пытается сосчитать, сколько же всего родни на полке, но сбивается на шестой рамочке. Слишком много. И повторяются.
— Трое детей у нас с Евгением Фёдоровичем, светлая ему память. И у них по двое у каждого, — улыбается старушка, отвечая на незаданный вопрос. — Всего девять в семье. Когда летом все домой съезжались, шум на всю деревню стоял, на чердаке и веранде спать стелили.
Надежда Филипповна, сухонькая и благообразная бабушка, совершенно преображается, когда рассказывает о близких. Улыбка не добавляет на лицо лишних складок, а словно бы напротив, уменьшает их, разглаживает пергаментную кожу. В ласковом скрипучем голосе иногда прорезывается неожиданная властность. Алёне легко представляется, как более молодая версия Надежды Филипповны твёрдой рукой командует толпой родственников и детей.
— Маленькие все у меня побывали, всех вырастила с вот таких вот. Это сейчас все взрослые, поразъехались, дела у них. Никак не собраться. Костик, средний мой, бизнесом занимается. Фирма у него своя. Сам себе хозяин, не на дядю работает. А так рисовал в детстве хорошо. Я всё думала, что он по этой части пойдёт, но не сложилось. Зато Лариса, его дочка, сейчас в художественной школе учится. Это от неё подарок, смотрите, всех нас нарисовала. Правда, талантливая? А Серёжа у них в спортсмены подался. Бегает.
Алёна кивает и смотрит на новые фотографии, подсунутые ей с домашнего алтаря. Эти все идут в одинаковых пластиковых рамочках, только разноцветных. Имена и прочая информация путаются в голове, но основное Алёна старается запомнить. «Среднее» семейство мастью посветлее, а волосом покудрявее. Рисунок «талантливой художницы», предъявленный вместе со снимками, типичная каляка-маляка, где люди-огурчики держатся за руки-палочки, но Алёна держит своё мнение при себе и послушно восторгается юным дарованием.
— А когда к вам последний раз дети приезжали?
— Так недавно совсем, — машет рукой Надежда Филипповна и тянется за новыми карточками. — Чаю себе ещё наливайте и тортик берите. Хороший тортик принесли. Вкусный.
Алёна смотрит в кружку, где осталось ещё на пару глотков, и качает головой. В приоткрытую дверь кухни виден коридор и часть комнаты. Квартирка чистенькая и светленькая. Простой, но приятный ремонт. Затхлого духа, запаха старости и немощности не чувствуется. Только вот вторая комната…
— А это Тамарочка, — наконец определяется Надежда Филипповна и гордо протягивает следующую партию. — На вас похожа немного, тоже красивая. Мы с мужем очень девочку хотели после двух мальчишек, так радовались. А у Тамарочки зато две девочки погодки сразу родились: Фимочка и Ташенька.
— Есть что-то общее, — соглашается Алёна, хотя ничего похожего на себя не видит, разве что тёмные волосы и овал лица.
— Тамарочка ещё и учительницей работает, тоже с людьми, как и вы. С людьми тяжело. А вы ещё и со стариками, такая молодая. Спасибо за тортик, вкусный. Берите ещё!
— Надежда Филипповна, а почему у вас вторая комната на замок закрыта?
— Девочка там живёт, снимает, — поджимает губы Надежда Филипповна, — но она поздно приходит после работы, нам не помешает, не волнуйтесь. Не знаю уж, кем она там работает по вечерам.
— И давно она здесь живёт? — настораживается Алёна. — Не беспокоит вас?
— Давно, — кивает старушка. — И знаете, правда ваша, девочка она беспокойная, злая даже. Не слушает, кричит на меня постоянно.
— Так зачем вы её терпите? Это же ваша квартира, — удивляется Алёна. — Вы совершенно спокойно можете её выселить.
— Моя квартира, — соглашается Надежда Филипповна. — Только она хитрая. Все документы спрятала. Да вы не переживайте, Алёнушка. У меня детей много. Скоро приедут и сразу же порядок наведут. А пока не связывайтесь с ней, от греха подальше.
— Надежда Филипповна, если дело только в этом, мы легко можем помочь. И документы восстановить. И в полицию обратиться, если нужно.
Первым раздаётся скрежет ключей, вторым — скрип металлической входной двери. Алёна вытягивает голову и хочет посмотреть, кто пришёл, но останавливается из-за интересного зрелища. Лицо старушки морщится, теряет благообразие. Глаза темнеют, спина выпрямляется.
Девушка заходит на кухню, даже не сняв чёрную куртку. Тёмное каре, бледное напряжённое лицо. Ни вопроса, ни приветствия.
— Наточка, раздевайся и проходи, — с ледяной вежливостью командует Надежда Филипповна. — Познакомься, это Алёна. Попьёшь чайку с нами?
— Какая ещё Алёна? — хрипло спрашивает девушка.
— Наточка, что за тон? И веди себя прилично. Алёна из соцзащиты, — гордо объявляет Надежда Филипповна.
На соцзащиту Наточка реагирует, только вместо того чтобы испугаться, смотрит на Алёну как на кровного недруга.
— Убирайтесь отсюда!
— Ната, — не выдерживает Алёна, — я пришла не к вам, так что не нужно повышать голос. Кстати, сообщаю, что Надежда Филипповна собирается подавать заявление в полицию. Так что в следующий раз мы придём с участковым.
Старушка довольно кивает. У Наточки блестят глаза, бледные щёки стремительно краснеют.
— Убирайтесь отсюда, я сказала!
На столе тихонько звякает телефон. Алёна успевает прочитать уведомление и быстро выключает экран.
— Надежда Филипповна, наверно, я лучше пойду.
— Алёнушка, а заявление как же? — удивляется старушка.
— Давайте в следующий раз. Я зайду попозже, и мы обязательно всё решим, — отвечает Алёна приторным голосом, изо всех сил стараясь держать лицо.
Надежда Филипповна ничего не замечает и сразу же успокаивается. Наточка же не успокаивается и смотрит настороженным волчонком всё время, пока Алёна надевает пальто и ботинки. «Я же просила никого не пускать» — еле слышно доносится из-за закрытой двери.
На улице Алёна достаёт телефон, повторно читает сообщение «Отбой, квартира не на неё оформлена», находит нужный контакт.
— Андрей, мне уже надоело! Третья бесхозная старушка обламывается. Ты заранее не можешь нормально всё выяснить, прежде чем меня отправлять? Только время потеряла.
— Да в ТСЖ у них тётка несговорчивая, — возмущается голос в трубке. — Пришлось ждать, пока Пашка по базе пробьёт. А друг у него клялся и божился, что бабулька с жильём и одинокая.
* * *
Зайдя в свою комнату, Наташа закрывает задвижку на замке, скидывает сумку и прижимается к стене горящим лбом. Ребристые светлые обои впиваются в кожу, но ничуть не холодят и не
